Магелланово Облако - Лем Станислав (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
– Слушай, – сказал я, когда астронавигатор умолк. – Вопрос, который я хочу задать тебе, может показаться слишом смелым: ты бы согласился отправиться в эту экспедицию, если бы знал, что не вернешься?
– Я или корабль? – ответил он так неожиданно, что я несколько мгновений молчал.
– Мы все, – ответил я наконец.
– Конечно, нет. Но почему могла бы возникнуть такая уверенность в неудаче?
– Ну хорошо, а если бы был один шанс на тысячу, что мы вернемся?
– В таком случае я, конечно, согласился бы.
– Почему «конечно»? Впрочем, я, может быть, слишком навязчив?
– Нет, не навязчив, а любопытен, а это не одно и то же. Я дам тебе два ответа. Вступая в новую сферу жизненной деятельности, человек встречает сопротивление неизвестного. Первые попытки человека преодолеть сопротивление неизвестного могут иногда не принести ничего, никаких практических результатов. Однако, как учит нас история, они необходимы. Без первых попыток высечь искру не было бы огня, без первых пробитых метеоритами ракет человек не мог бы овладеть пространством. Теперь о нашей экспедиции. В объявлении о вербовке экипажа мы прямо заявили о том, что трудности будут огромные. Требования, которые предъявлялись к кандидатам, были исключительно велики: нужно было владеть по меньшей мере тремя определенными профессиями. И все же, несмотря на это, мы получили пятнадцать миллионов заявлений. Значит, надо помнить о том, что на Земле есть еще полтора десятка миллионов людей, готовых подхватить наше дело и докончить его, если нам почему-либо не удастся это сделать. Ну как, удовлетворил ли я твое любопытство?
– Нет. Скажи, зачем лично ты отправился в эту экспедицию?
– Боюсь, что ты спрашиваешь не у того, у кого нужно, – усмехнулся астронавигатор. – Физик, наверное, сказал бы тебе: «Я хочу изучить атомные реакции на других звездах». Планетолог: «Хочу исследовать структуру планет других систем». Астробиолог: «Ищу проявлений органической; жизни в космосе». А я… я не могу дать тебе даже такой ответ…
– Как, неужели ты не знаешь, почему отправился в экспедицию?
– Знаю, но мой ответ, вероятно, не удовлетворит тебя: потому, что есть звезды.
Астронавигатор встал:
– Не хочешь ли пройтись, доктор? Прости, что я так бесцеремонно спрашиваю, но я уже двадцать часов не видел ни одного стебелька живой зелени.
– Может быть, ты хочешь побыть один? – спросил я.
– Да нет. Если у тебя есть еще время…
Мы спустились на нижнюю палубу. В саду стояли ранние сумерки. На самой обширной полянке, покрытой травой, кружился большой хоровод детей. Они держались за руки и пели. Вдруг один из них выбежал из хоровода и пулей помчался к нам. Это был мальчик лет пяти. С радостным визгом он обхватил колени моего спутника.
– Это мой младший, – сказал Тер-Аконян и хотел подбросить малыша вверх, но, увидев проходившего неподалеку Утенеута, остановил его, отдал мне ребенка, а сам подошел к инженеру.
Я поиграл с малышом как умел, однако он пренебрежительно отверг мои старания и стал настойчиво требовать, чтобы я поставил его на землю.
– На траву я могу тебя поставить, а на землю нет: ведь мы уже не на Земле, знаешь? – сказал я, отпуская его.
Было видно, что я коснулся затаенной думы ребенка, и он не ушел от меня. Несколько секунд он копал каблуком ямку в песке, затем сказал:
– Я сам знаю. Это только так. Мы летим на «Гее».
– А знаешь – куда?
– Знаю: на одну звездочку.
Я не мог удержаться от последнего вопроса;
– Ты, может быть, даже знаешь, где она находится, эта звездочка?
– Знаю.
– Где?
– Там, куда я попаду уже большим!
Высказав таким образом все, что знал, мальчик бросился бежать к хору, неутомимо распевавшему «Кукушку».
Ожидая, пока Тер-Аконян закончит разговор с Утенеутом, – я стоял и слушал песню. Вдруг у меня мелькнула мысль: ведь на «Гее» вообще нет птиц.
Когда мы уже в темноте прощались у лифта после длительной прогулки, я задал астронавигатору вопрос, о которая сразу же пожалел:
– На корабле много детей. Это меня немного удивляет. Скажи, ты без, колебания взял в экспедицию своих?
Тер-Аконян насупился. Он выпустил мою руку и медленно сказал:
– Старшие захотели сами. А этот… младший… действительно, я колебался. Однако подумал: он еще не в состоянии решать сам. Я лишу его счастливой молодости на Земле. Опасности – да, но… но как бы я посмотрел ему в глаза при возвращении?
Ночь, день, следующая ночь и следующий день прошли без особых происшествий. Ракета, ускоряла ход и шла в полосе лучей радара, чутко ловя их отражение в раковины рефлекторов, предохраняющих корабль от опасных столкновений, Астронавигаторы выводили корабль из плоскости эклиптики, где, как известно, имеется максимальное скопление метеоритов. «Гея» еще не ложилась на свой настоящий курс. Полет к Юпитеру был как бы последним испытанием перед отправлением в космические пространство: нужно было проверить действие приборов в зоне притяжения самой большой планеты солнечной системы. Поэтому наш курс был проложен сравнительно недалеко от нее. Утром на тридцать девятый день нашего путешествия мы подошли к Юпитеру. Многие из нас, собравшись на смотровой палубе, наблюдали за приближающейся планетой.
Были видны четыре из ее двенадцати спутников. Ближайший из них, Ио, пробегал, как яркая, проверная звездочка, отбрасывая тень на гигантский диск планеты, опоясанный широкими полосами, Перед нами открывался вид на ее северное полушарие с экваториальным Красным пятном, как его называли древние астрономы, или Летающим континентом Гондвана, как называем его мы. Кое-где сквозь густую атмосферу метана и аммиака виднелись неровные очертаня планеты, завуалированные дымкой. Обычно темные смотровые палубы были теперь залиты странным светом, отражавшимся от поверхности планеты. Юпитер уже занимал весь видимый горизонт и простирался далеко книзу, похожий на огромную оранжевую чашу с поднятыми краями, наводненную кипящим газом, по которому проносились гигантские смерчи.
С другого спутника – Европы, – сверкавшего высоко над нами, к центральной части планеты опускался как бы ряд черных бус. Это были автоматические ракеты, производившие исследовательские работы на Летающем континенте Гондвана. В бинокль было видно, как ракеты, ныряли одна за другой в океан туч, как несколько мгновений они еще виднелись, подобные, небольшим каплям, и затем исчезали из глаз. За их работой следила маленькая группа людей, живущих в барокамерах на третьем спутнике – Ганимеде. Человеческая нога еще не касалась поверхности Юпитера, в нижней части его газовой оболзчки давление достигает миллиона атмосфер, которого не может выдержать ни один скафандр.
«Гея» несколько часов маневрировала над поверхностью Юпитера, постепенно палубы стали пустеть, и я, утомленный долгим наблюдением за планетой, отправился в зал отдыха, расположенный рядом со смотровой палубой. Этот зал, носивший название «барочного», отличался гнетущей, варварской роскошью. С шести сторон в стенах, окрашенных в ярко-золотистые тона, виднелись ниши с огромными белыми статуями богов древности. Над зеркальным паркетом свисали хрустальные пауки, а с низкого потолка глядели пухленькие личики сотен крылатых детей. Можно долго сидеть и смотреть на нарисованные на потолке холмы и дубравы, на красивых и странных героев сказок. Эти картины создавали впечатление искусно организованного музейного ансамбля. В зеркалах, повторяясь много раз, отражаются все эти богатства. Однако зрителя скоро охватывала скука; взгляд уставал от обилия серебра и золота, кружевной листвы и миниатюрных барельефов. У стен стояли большие кресла; твердые резные спинки их были украшены окаменевшими в схватке львами и орлами, а ножки похожи на когти или копыта. Эти кресла годны на что угодив, только не для того, чтобы на них сидеть. Странные люди создавали их! Однако нужно покорно сносить неудобство этих кресел: как рассказывают историки, вся эта обстановка представляет точную копию одного из дворцовых залов какого-то монарха.
