Действо - Болотников Сергей (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Два часа и тридцать минут до прыжка. На улице стало темнеть. Андрею мнился призрачный, исполненный неземного пафоса голос, что размеренно и величаво, как диктор из старых хроник, отсчитывал минуты оставшиеся до обретения свободы.
Или до смерти.
До той или до другой оставалось совсем немного.
Боров жрал. Паркет перед ним пропитался мясным соком и безобразно вспучился. Что бы сказали родители Павлика?
Час до старта – большой город за окном тяжело выдохнул, растягивая многокилометровое тело в усталой истоме. Глаза фонари моргнули розовым и стали разгораться как странные зимние светляки. Суетливый муравьиный бег машин прервался и их, одну за другой, отправляли на ночевку в квадратные жестяные и кирпичные норки. И люди шли домой – усталые или не очень, а может быть совсем свежие. А кое-кто просто гулял по проспекту и любовался карнавальным отблеском ярких витрин на снегу.
То, что когда-то именно так и делал Андрей Якутин, нынешнему покорителю луны казалось какой то нелепой детской сказкой.
Его же сейчас интересовал совсем другой свет – тот, что медленно разгорался где-то за линией горизонта – пока еще слабенько, бледно, но скоро станет так силен, что перебьет, задавит собой соборный свет всех городских фонарей.
Луна – жестокое светило. Об него бьется живой солнечный свет, расшибается и падает в ночь серебристым остывающим сиянием.
Андрей уже знал, что если доведется ему остаться этой ночью в живых, то этот бледно молочный свет всю оставшуюся жизнь будет вызывать у него тяжкую нервную оторопь.
– "Десять!" – сказал величавый голос сгинувших во времени соцреалистичных покорителей пространства – «Девять!» – и Андрей понял, что в счет идут последние секунды.
– "Восемь!"
Боров жрал, истекая слюнями, ему было плевать на всякую луну.
– "Семь!" – зазывал в неведомые дали апокалиптичный глас, звучащий лишь у Андрея в голове, – «шесть!»
– "Пять!" – на дальних дорожках неведомых планет останутся наши следы. На самом деле след останется на ледяной корке далеко внизу, – «Четыре!»
Из окна уже падал мертвенный знакомый отсвет.
– "Три! Два! ОДИН!"
Настала тишь, а потом пятно на стене вспыхнуло ярким синеватым светом, словно кто-то снаружи направил в окно прожектор. Это полная яркая луна выбралась из-за крыши соседнего дома.
– "НОЛЬ! … Зажигание!"
И Лунатик, неторопливо поднявшись с матраса, вытащил из нагрудного кармана поблескивающие изящные ключики и очень буднично и негромко сказал:
– Ну что, пойдем?
Кольцо наручников, отчетливо щелкнув, страстно обхватило запястье Андрея. Теперь его руки были скованны и он держал их перед собой, тоскливо глядя на распухший, синеватый рубец, что оставили стальные кольца на правой руке. Якутин шел к двери следом за Лунатиком и Боровом и лишь один раз оглянулся на квадратный метр паркета на котором провел последнюю неделю. Почему-то сейчас этот закуток у батареи показался родным и близким, как вид своего дома с выходящей из селения дороги.
Впереди лежала освещенная луной неизвестность.
Лунатик заботливо накинул Андрею на плечи пальто Павлика. Тот, было, запротестовал – но потом увидел глаза Николая Петровича и замолчал – были они стеклянные и пустые, словно стали фарфоровыми медицинскими подделками.
Дверь в ванную была приоткрыта – когда проходили мимо, Андрей скосил глаза и различил темные бесформенные предметы на крытом дорогой итальянской плиткой полу. Боров, проходя дверь, тяжко засопел и посмотрел на Андрея. Потом с некоторой опаской покосился на Лунатика. Про себя Якутин вдруг понял, что из этой парочки массивный и звероватый Боров внушает куда меньший страх, чем его астеничный напарник.
Хлопнула дверь, дохнуло холодом – они поднимались вверх, звучно шагая по ступенькам и одинаковые светлые стены, изрезанные затейливой похабной вязью плыли мимо. Андрей вдруг понял, что различает каждый сантиметр этих стен – все их трещинки и неровности.
Матерные письмена казались наделены двумя, а то и тремя слоями смысла, исполненными какой тор неземной, высшей мудрости.
Воздух был какой-то напряженный, словно озонированный. Тени резки, а свет резал не хуже теней – бил в глаза из сияющих ламп. Каждый звук отдавался гулко и долго резонировал под готическими сводами подъезда.
Якутин дивился по сторонам, пока, неожиданно не понял, что подъезд остался прежним, а это он Андрей переживает сейчас критический момент в жизни – сопровождаемый диким выбросом адреналина.
Пленника трясло, а он шел, и все думал – испытывают ли то же самое приговоренные к смерти, поднимаясь на эшафот? Кажется ли им мир вокруг таким же ярким и насыщенным жизнью?
И навязчивое воображение подсунуло очередную героико-космическую аналогию: стена рядом – это кожух исполинской стальной ракеты, в кабину которой и поднимался отважный покоритель луны.
Дверь на чердак была приоткрыта, и на пороге застыл заросший неопрятный субъект откровенно бомжеватого вида. Он открыл, было, рот, дабы выразить какую-то мысль, но увидел глаза поднимающейся троицы и поспешно скрылся в темноте, слышно было как где-то в глубине чердачного помещения открывают окно.
Андрею было плевать. Он думал, что дрожит от холода, но когда они поднялись на крышу, то вовсе не почувствовал мороза. Ветер бил в лицо, а оно словно одеревенело и потеряло чувствительность. Мир то становился болезненно резким, то расплывался мягкой пастелью.
Идущий впереди Лунатик остановился и восхищенно вздохнул. Дрогнувшей рукой взял подошедшего Андрея за плечо и указал в небо.
Андрей глянул и тоже застыл.
Луна была совсем рядом. Она была огромной, круглой, яростно светлой. Нависала над ними, как некое злобное древнее божество, и кричащая голова ясно и четко рисовалась на глади этого страшного диска. Оспины и язвы покрывали вопящий в агонии лик, а по краям шевелились и извивались в корчах черные щупальца.
Это могли быть облака, но Андрей знал, чувствовал, что это не так.
Потому что это была ночь Луны. Ночь прыжков на Луну.
Безжалостный, как у ртутной лампы, мертвенный свет высвечивал лица стоящих, рисуя им новые, ночные и резкие черты, и Андрей увидел, что лицо Лунатика точь-в-точь повторяет мертвую голову на сошедшем с ума земном спутнике.
И на какой то миг, крошечную долю секунды, глядя на лицо своего пленителя, Андрей поверил что да, бывают ночи, когда Луну можно достичь.
Такие как эта ночь.
Но в следующую секунду он стряхнул оцепенение – как бы то ни было, приближался момент истины.
Лунатик зябко повел плечами, робко поднял руку и махнул Луне, словно ее невидимые жители могли сейчас наблюдать за ним, и пошел к краю крыши, волоча за собой Андрея.
Впереди колыхались их тени – короткие и полные чернильной мглы.
А сверху падал резкий свет самого большого на свете софита, который как поется в песнях светил в эту ночь лишь для них троих.
Стоя на краю, Андрей собрался в тугую пружину. Действовать надо быстро, так, чтобы они не успели среагировать. И только когда ему сунули в руки канат, он не сразу понял, что произошло. А когда понял, то с испугом и изумлением обернулся к Лунатику.
– Вы что, не развяжите мне руки? – спросил Андрей, – ведь мне не удобно прыгать с наручниками.
Лунатик смотрел на него и жестко улыбался. Его лицо было похоже на череп – не очень было понятно, что производило такое впечатление.
– Нет… – сказал Андрей, – нет, ну пожалуйста…
– Ты считаешь меня сумасшедшим, да? – мягко спросил Лунатик, – решил обмануть бедного психа? Здоровый лоб хотел расправиться со старым человеком?
– Нет, я не хотел, я же просто…
– Я конечно псих, Андрей, но не настолько, – сказал Лунатик с легкой усталостью в голосе, – ты сможешь держаться за канат и связанными руками.
– КАКОЙ КАНАТ!!! – закричал Андрей Якутин, стоя на краю крыши четырнадцатиэтажного дома, – ПРОКЛЯТЫЙ БЕЗУМЕЦ, ВЕДЬ Я ЖЕ РАЗОБЬЮСЬ!!!
