Жажда всевластия - Синицын Станислав (книги полностью TXT) 📗

Ее ложка застыла около рта.

— Знаешь, Круглый...

— Павел, Наташа, Павел. — Я как раз проглатываю что-то на редкость аппетитное, но это не причина слушать кличку вместо имени от практически равного по должности человека.

— Да, Павел, вроде как говоришь ты очевидные вещи, но твой цинизм — это самая законченная форма паранойи, которую я только видела.

В разговоре образуется заминка от синхронной работы челюстями. Через полминуты резонанс жевания кончается, и я могу ответить.

— А что, можно по-другому? Ведя крамольные, как ты выразилась, разговоры, реально обезопасить себя, спуская воду в туалете? Смешно. Или писать друг другу записки под одеялом? Разрабатывать эзопов язык? Как раз те, кто это делает, и есть параноики — им вечно хочется предохраниться от подслушивания и подсматривания. Проще думать, Наташа, что глаза есть всегда и везде, так лучше сохраняется нервная система. Если тебя интересует конкретика, то всего лишь не надо говорить за глаза о начальстве того, что не можешь сказать ему в лицо. М-м... Но думаю, я ответил. Что ты хотела мне сказать?

Мы плавно переходим ко второму.

— Зачем мы работаем, Павел?

— Мы складываем из льдинок слово «Вечность». — Я грустно улыбаюсь ей.

— Только вечность? Тогда ее обрел уже тот человек, которого разморозили два года назад. Он посмотрел, что изменилось, и ушел обратно в холод. Ложись себе в анабиоз, и тебя оживят через полсотни лет, медицина к тому времени обеспечит любую жизнь. Вон мой дядя лег.

— Анабиоз — вечная смерть, Наташа. Почти вечный сон, а когда проснешься, ты не будешь ничего понимать. В лучшем случае станешь забавной игрушкой для академиков, да и то не слишком дорогой... Ты даже не будешь уникальной, таких, как твой дядя, будет очень много.

— А как же всевластие? — Ее взгляд становится очень внимательным.

— Всевластие как власть над миром? Это смешно. Думать, что ты лично сможешь управлять всей планетой и лунными базами, — вот где психическое заболевание. По-моему, это мания величия, хоть я и не претендую на звание психиатра.

— Ты немного не понимаешь, Павел. Всевластие — это не определение судеб других. Достаточно полностью определять свою собственную судьбу — в этом проявляется твоя власть. И за это я бьюсь.

— Каждый бомж определяет свою судьбу. Валяется где-нибудь под забором, когда захочется есть — идет к ближайшему мусорному бачку. Желает поймать кайф? Бормотуха и клей всегда к его услугам. Он счастлив благодаря малым потребностям.

— А если ему захочется выпить шампанского? Развлечься в элитарном клубе? Покататься на слоне? Это его желание будет неосуществимым, и он уже не сможет управлять своей судьбой.

— Но те, кто посещает элитарные клубы, еще меньше бомжа владеют своим временем. В три часа надо встречаться с партнерами, в четыре — посещать благотворительное мероприятие и тому подобное... Катаясь на слоне, необходимо следить за котировками акций... Да они рабы собственных обязанностей. — Я откладываю вилку и берусь за чашку.

— А ты, Павел, тоже раб своих обязанностей?

— Не меньше, чем ты.

— Тогда за что же ты работаешь? Быть вечным рабом? — И в голосе ее нет иронии.

— Я не говорил, что я раб. — Протестующе помахиваю пальцем. — Все дело в том, что мое время оптимально разделено между работой и развлечениями. За бесконечное сохранение этого баланса я и работаю.

— И ты надеешься его сохранить даже после сегодняшнего? Ты бы никогда слова не сказал о гуманистах, даже в их сторону не посмотрел бы, а стоило испугаться — и первым заголосил.

— Наташа, ты можешь мне сказать, кто не испугался? Назвать имя? Указать на него пальцем? — Отставляю чашку в сторону. — Если мы проиграем Гонку — нам каюк, всем. Даже если против Deus ex machine выставят лояльные ИИ [4], через несколько лет мы просто перестанем понимать, каким образом они ведут свою борьбу, как собака не понимает смысла пошлины на ввоз мяса. — Я слегка поежился.

— Как ты назвал беглеца?

— Deus ex machine.

— Да, я вспомнила. Вполне подходяще. — Она тоже задумалась. — Ну а если победим в Гонке, что ты будешь делать? Оптимально распределять время между работой и отдыхом?

— А ты знаешь, как будешь себя чувствовать там? Что тебя будет волновать?

— Я знаю, что там я обрету полную власть над своим временем. Смогу делать все, что хочу. Нет. — Резкий взмах ее ладони останавливает мои возражения. — Работать придется и там. Вкалывать надо будет еще и покруче, но разве всевидящий бог сам следит за каждой пылинкой в мироздании?

— Если он всевидящ?

— Да. Это первый шаг к обретению всевластия. Тебе не надо будет всему сосредоточиваться на мелких вещах, там будет лишь часть тебя. Полуавтономные аватары твоей личности. Это все равно что вдевать нитку в иголку, вести машину и думать о смысле жизни одновременно. Ты сам делаешь нудную, черновую работу, и это больше не отнимает у тебя времени. Павел, ты наверняка слышал об этом?

Медленно провожу рукой по скатерти, отыскивая несуществующие пятна грязи. Люди из столовой понемногу расходятся.

— Слышал, любой может додуматься... Знаешь, у каждого из нас есть мечта стать богом в каком-то мирке, иметь какое-то место, в котором только ты сам будешь определять порядки и законы. Как-то до сих пор не примерял этого к себе... Смешно, работаю над этим сколько лет, а все думал только о жизни, отдыхе и страховке от ИИ...

Ее слова напомнили мне ту самую мою главную детскую мечту, на секунду то ощущение счастья от повеления всем вокруг вернулось ко мне. Но я погасил загоревшиеся глаза, зачем ей знать об этой мечте?

— Праведник, идущий в рай, который не знает, что его там ждет? А если черти с котлами перебрались в царствие небесное? — Она чуть слышно смеется.

— И ты идешь за этим всевластием?

Резко поднимаю взгляд. Ее глаза, что в них — пренебрежение, самодовольство или сочувствие? А в ее взгляде убежденность, она видит уже не меня, будущее.

— Только преображение поставит нас на одну доску с ИИ и позволит оставаться хозяевами ситуации. Бессмертие, свободное время — следствие. Сопутствующие призы тому, кто перешел на следующий этап. Пойми, обретение такой власти — это как стать чуточку богиней, как обладать чем-то сверхъестественным, самой быть чудом.

Какой знакомый огонь тлеет в ее словах.

— Я-то понимаю, но все, кто его приобретал при жизни — кумиры, вожди и пророки, — уже не были людьми, их смерть была благом для людей оставшихся. — Теперь моя очередь жестом ладони добиваться ее молчания. — Мы все здесь готовы прыгнуть туда, преобразиться. С этим целиком согласен: обретение власти первично, а бессмертие вторично. Одна беда — те же самые слова тебе могут сказать многие вне этих стен. Только для них власть — это попадание на теплое местечко, в институт, поближе к вечности... Скажи мне лучше, чем тебя так заинтересовали мои слова о гуманистах.

Она долго смотрит в свою наполовину пустую чашку.

— Без ИИ мы, наверное, провозимся с нашей основной задачей еще не один год. Это ты сам знаешь. С ним у нас есть шанс справиться за пару лет, может, даже меньше. Вот только что через два года будет там? Чтобы стать богиней и остаться собой, сохранить личность, нужна осторожность, испытания, проверки. То есть еще время. Сколько? Если смотреть с моей колокольни — никак не меньше года. Итого — трешка. А машинные мозги этим не ограничены. Мы все равно опаздываем.

— То есть ты за ограничение развития машин вне института?

— Только не надо гуманистической пропаганды, Павел! Без этих штампов! — Она беспокойно смотрит на что-то за моей спиной. — Но отдел внешних сношений, эту тройку ходячих псевдонимов, надо подталкивать именно к этому, чтобы они за ум взялись. Шпион и Торговец обленились, смотреть тошно.

— Подобьем бабки, Наташа. Будем ли мы вместе выступать, строго в рамках уставов, инструкций и предписаний, за такое сдерживание развития ИИ, которое не причинило бы ущерба нашему делу? Извини за казенность фразы.