Его борьба - Ильин Владимир Леонидович (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
Отвечать на другие вопросы Адольфа относительно изменений, произошедших в мире за последние три года, Эрнест отказался, заявив, что это было бы пустой тратой времени. Что, мол, если Адольф будет вести себя правильно, то скоро ему разрешат читать газеты, и тогда он сам обо всем узнает.
Дальше вопросы Адольфа и ответы на них Эрнеста стали напоминать детскую игру в «черное и белое».
– У кого именно он находится в плену?
– У союзников.
– Где именно?
– Без комментариев.
– Что его ожидает?
– Так же, как и других военных преступников, бывших его приближенных и соратников, Адольфа собираются судить. Причем по соображениям безопасности суд будет проходить за закрытыми дверями.
– Что стало с моими родственниками, включая Еву Браун?
– Они все погибли.
– Как именно?
– Без комментариев. . – Какое обвинение мне собираются предъявить?
– Вопрос очень интересный, – ядовито заметил Эрнест. – Уж не полагает ли господин фюрер, что его будут судить за кражу столового серебра из буфета рейсхканцелярии?
– Почему перед тем, как провести какие-то медицинские процедуры, врачи предварительно усыпляют меня снотворным?
– Это в ваших же интересах, – пожал плечами следователь. – Обработка раны на голове сопровождается жуткой болью, которую трудно перенести, находясь в сознании. Поэтому медики применяют наркоз. Как видите, мы достаточно милосердны к вам, хотя…
Эрнест не закончил фразу, но Адольф не замедлил уцепиться за это недоговаривание:
– Хотя – что? – с вызовом осведомился он. – Вы предпочли бы расстрелять меня или даже растерзать голыми руками без суда и следствия, не правда ли? Так почему же вы этого не сделали? Зачем вам нужно было вытаскивать меня с того света? Вы же – гуманисты, так неужели вам доставляет удовольствие наблюдать за муками обреченных на смерть?
Эрнест лишь печально покачал головой.
– Вы поистине неисправимы, Адольф, – заметил он. – Вы все еще живете реалиями своего Третьего рейха, где те, кто вершил суд и следствие, действительно были садистами. У нас же с этим все обстоит по-другому. Поймите же: специально спасать вас никто не собирался. Но раз уж вы вернулись с того света, то извольте предстать перед судом народов. Еще будут вопросы?
Адольф почувствовал, как в его левом глазу оживает давний тик.
– Только один, – сказал он. – Почему вы не испытываете ненависти ко мне?
Было невооруженным глазом заметно, что вопрос застал Эрнеста врасплох. Однако следователь, видимо, был профессионалом психологических единоборств. Во всяком случае, он быстро справился с замешательством.
– Скорее всего потому, что лично я не воевал, – ответил он, опустив голову. – И никто из моих родственников не пострадал от войны, которую вы развязали…
– Нет-нет, – с досадой перебил его Адольф. – Я имею в виду не только вас. Весь персонал этой… этой тюрьмы относится ко мне не как к порождению зла. И это заметно. Они что – тоже не воевали?
– Не знаю, – пожал плечами Эрнест. – За других, знаете ли, я не ответчик. Каждый человек имеет свои особенности… Только не думайте, дорогой мой фюрер, что вас ждут какие-то поблажки. Вы совершили самое гнусное преступление, принеся в жертву своим безумным идеям целые народы, и теперь будете отвечать за это по всей строгости закона.
– Безумным идеям? – удивился Адольф. – О чем вы говорите? Я исполнял свой долг перед германской нацией, только и всего…
– Да? – криво усмехнулся Эрнест. – А это что?
Он порылся в кожаной папке, с которой являлся на допросы, и выудил оттуда книгу в черном переплете, на обложке которой крупными готическими буквами с золотым тиснением было напечатано:
Адольф Гитлер МОЯ БОРЬБА
– Вы состряпали этот бредовый опус в двадцать четвертом году в Мюнхене, – обличительным тоном сообщил Эрнест, небрежно швыряя книгу Адольфу. – Когда отбывали срок в мюнхенской тюрьме за организацию путча, помните? Кстати, с вами тогда в камере сидел не кто иной, как Рудольф Гесс. Он-то и записывал эту книгу под вашу диктовку… В этом псевдонаучном трактате вы и изложили те идеи, которые впоследствии претворяли в жизнь вплоть до… вплоть до конца. В частности, теорию о превосходстве некоей избранной расы над всеми остальными народами… Почитайте, почитайте на досуге – может быть, это поможет вам освежить свою память.
Вскоре после этого он ушел.
Оставшись один, Адольф дрожащими руками открыл книгу, и с портрета во всю страницу форзаца на него свирепым мутным взглядом уставился он сам при полном параде: в военном мундире, в фуражке с высокой тульей, с Железными крестами, полученными еще во время Первой мировой войны, и с повязкой, перечеркивавшей рукав загогулинами свастики.
Беда была в том, что он действительно не помнил, когда и зачем написал эту книгу.
И какие такие идеи он в ней излагал.
Он принялся читать.
Кое-где в тексте попадались автобиографические пассажи. Сначала он вчитывался в них с интересом, но после того как несколько раз наткнулся на откровенное вранье, лишь пробегал их взглядом по диагонали.
На двадцатой странице его охватило глубокое омерзение к самому себе. На пятидесятой он отшвырнул книгу в угол камеры, как будто она превратилась в его руках в дохлую крысу.
Лишь потом, кое-как поужинав – еда после прочитанного не лезла в горло, – он все же сумел заставить себя дочитать книгу до конца.
Из выходных данных явствовало, что сей «псевдонаучный трактат» был издан, а точнее – переиздан, в Берлине в 1939 году тиражом в 5 миллионов экземпляров.
Неужели это дерьмо миллионы немцев читали с восхищением и упоением? Какой же рабской тупостью надо было обладать, чтобы не разглядеть за каждой строчкой этой книжонки неврастеника с манией величия, ненавидящего весь мир?
Как можно было объявлять гением субъекта, который, брызжа пенистой слюной, орал на всю страну с глянцевых страниц: «Чтобы человечество росло здоровым, необходимо постоянно заниматься селекцией, безжалостно уничтожая нежизнеспособные расы»?
А хуже всего было то, что мысли автора-шизофреника неумолимо претворялись в жизнь. Им самим. Или под его непосредственным руководством.
Он не знал, что произошло в его душе после возрождения из пепла. Но почему-то только теперь до него дошло, какое страшное преступление он совершил.
В ту ночь – если, конечно, ночью в этом безвременье можно было считать отключение света – он не сумел заснуть, ворочаясь на жестком лежаке так, будто его поедом ели окопные вши.
С той поры допросы, а скорее, собеседования с Эрнестом, продолжались ежедневно. Следователь был неутомим. Впрочем, Адольфу он все больше казался не представителем правосудия, а журналистом, который задался целью составить и издать подробное жизнеописание бывшего «вождя германской нации». Потому что Эрнеста по-прежнему интересовали не факты, связанные с политикой и ведением войны, а мельчайшие подробности быта и личной жизни подследственного в разные периоды его биографии.
Например, какого цвета были новые брюки, безвозвратно загубленные в результате взрыва бомбы, подложенной под стол совещаний фон Штауфенбергом? Какие духи любила употреблять Ева Браун, зная, что их аромат вводит ее повелителя в неистовство? Наконец, почему он назвал своих овчарок Блонди и Меком, а не как-нибудь иначе?..
И еще одну закономерность открыл для себя Адольф в связи с этими странными допросами.
«Процедуры» под наркозом в целях заживления раны на затылке продолжались, но стали нерегулярными. Причем Адольф заметил, что чаще всего они возобновлялись тогда, когда он неудачно отвечал или не отвечал вовсе на вопросы Эрнеста. Если же ему удавалось удовлетворить любопытство следователя, то Эливер, Лорент и Шельд – именно так звали тех троих в белых халатах – оставляли его в покое. И кстати, рана так и не заживала, несмотря на процедуры. Во всяком случае, снимать повязку с головы Адольфа не спешили…
Зато теперь Адольфу были предоставлены кое-какие льготы.
