Зрячее счастье (Екатерина II) - Елисеева Ольга Игоревна (читать книги .TXT) 📗
Еще до гувернанток совсем маленькую Фикхен поручили заботам компаньонки ее матери, некой фон-Гогендорф. "Эта дама так неумело взялась за меня, что сделала меня очень упрямой, -- писала впоследствии императрица, -- я никогда не слушалась иначе, как если мне прикажут по крайней мере раза три и при том очень внушительным голосом".13 Упрямство в течение всей жизни было заметной чертой характера Екатерины. Правда с годами она научилась хорошо скрывать его и проявлять не в форме возражения собеседникам, а в форме дел, сделанных, вопреки чьему либо мнению. "Я умела быть упрямой, -- рассказывала она в конце жизни историку Сеньеру де Мейлану, -- твердой, если хотите, когда это казалось мне необходимым. Я никогда не стесняла ничьих мнений, но при случае имела свое собственное. Я не люблю споров, потому что вижу, что всегда каждый остается при своем нении. Вообще я не смогла бы всех перекричать". 14
Любопытно, что упрямство, если оно не было врожденным качеством характера, а, как считает Екатерина, оказалось привито ей неудачным воспитанием, расцвело у будущей императрицы еще в годовалом возрасте. Потому что с двух лет заботы о ней поручили француженке-эмигрантке по имени Магдалина Кардель, "которая была вкрадчивого характера, но считалась немного фальшивой". "Она очень заботилась о том, -- писала о ней Екатерина, -- чтобы я, да и она тоже, являлась перед отцом и матерью такою, какой могла бы им нравиться. Следствием этого было то, что я стала слишком скрытной для своего возраста". 15
Итак, мы видим, что Кардель очень рано привила Фикхен те черты, о которых впоследствии будут много писать иностранные дипломаты и русские мемуаристы, рисуя портрет Екатерины II. Умение нравиться, превращенное Екатериной в настоящее искусство, оказывается было передано ей в возрасте от двух до четырех лет, когда дети очень восприимчивы к внешнему воздействию и первым воспитательным опытам, проводимым с ними. Прошли годы, место родителей заняли другие люди, и императрица всегда представала перед ними такой, какой ее хотели видеть. Для тысячи свидетелей у нее была тысяча масок, для каждого собеседника - свой стиль и язык разговора. Однако, и это следует подчеркнуть, подобный маскарад не являлся бездумной сменой ролей на сцене жизни. Екатерина всегда играла свою роль. Просто ее роль оказалась настолько многогранна и сложна, что потребовала от исполнительницы поворачиваться к зрителям всеми гранями ее актерского таланта.
Сама Екатерина не слишком любила в себе эту черту. Во всяком случае Магдалине Кардель сильно достается от воспитанницы за фальшь. Естественность и искренность старательно изгонялись из поведения девочки, заменяясь наивным позерством. Одновременно происходило поощрение слабостей в характере Фикхен: тщеславия, любви к подаркам и лести. В таком состоянии ребенка нашла новая гувернантка, о которой Екатерина с благодарностью писала: "Магдалина Кардель вышла замуж,.. и меня поручили ее младшей сестре Елизавете Кардель, смею сказать образцу добродетели и благоразумия - она имела возвышенную от природы душу, развитой ум, превосходное сердце; она была терпелива, кротка весела, справедлива, постоянна и на самом деле такова, что было бы желательно, чтобы могли всегда найти подобную при всех детях".
Однако это слова уже взрослой, умудренной опытом женщины. Маленькой упрямой и скрытной Фикхен новая наставница сначала очень не понравилась. "Она мня не ласкала и не льстила мне, как ее сестра; эта последняя тем что обещала мне сахару да варенья, добилась того, что испортила мне зубы и приучила меня к довольно беглому чтению, хоть я и не знала складов. Бабет Кардель, не столь любившая показной блеск, как ее сестра, снова засадила меня за азбуку и до тех пор заставляла меня складывать, пока не решила, что я могу обходиться без этого". 16 Заметим, что многие наблюдатели отмечали в Екатерине такую черту, как любовь к "показному блеску" и умение пускать пыль в глаза, т.е. именно те качества, за которые воспитанница бранит старшую из гувернанток.
Лесть как путь к сердцу монархини использовали многочисленные придворные дельцы и иностранные дипломаты. Английский посол сэр Джеймс Гаррис даже всерьез пересказывал в донесении в Лондон совет, данный ему светлейшим князем Г.А. Потемкиным. На вопрос, как завоевать симпатию императрицы, ближайший из доверенных лиц Екатерины, якобы ответил: "Льстите ей". 17 Даже если Потемкин, посмеивался над Гаррисом, или, что вероятнее, осторожно втягивал его в свою политическую игру, дыма без огня, конечно, быть не могло, и под подобным отзывом имелась определенная почва. Екатерина была далеко не равнодушна к отзывам о своей личности, талантах и заслугах.
Поэтому строгие нравственные уроки Елизаветы Кардель, без сомнения, пошли будущей императрице на пользу, они научили ее по крайней мере сдерживать в узде неуемное желание получать похвалы и показали, что далеко не все, встреченные ею в жизни люди, будут потакать слабостям маленькой принцессы.
Именно младшая Кардель приохотила Софию к чтению, причем возможность слушать чтение книг подавалась не как что-то само собой разумеющееся, а как награда за хорошее поведение девочки. Этот странный, на первый взгляд, подход приучил Софию воспринимать книги как высшее и наиболее изысканное наслаждение из всех существующих в мире. "У Бабет было своеобразное средство усаживать меня за работу и делать со мной все, что ей захочется: она любила читать. По окончании моих уроков она, если была мною довольна, читала вслух; если нет, читала про себя; для меня было большим огорчением, когда она не делала мне чести допускать меня к своему чтению".
Умная и благородная Кардель умела подавить упрямство, капризы и тщеславие своей воспитанницы, но в маленьком захолустном замке и хозяева, и слуги жили бесконечными слухами, переполнявшими мирок немецких княжеств. Эти слухи, как и этот мирок, тоже были маленькими, если не сказать мелочными. Где балы и маскарады прошли удачнее: в Брауншвейге или в Берлине? Какая из принцесс, бесконечных кузин Софии, сделала партию лучше? Когда же и за кого выйдет замуж сама Фикхен? Подобные разговоры, ведшиеся в присутствии детей, серьезным образом повлияли на разжигание честолюбия маленькой принцессы - потенциальной невесты любого из европейских принцев.
"В доме отца был некто по имени Больхаген, -- рассказывала в "Записках" Екатерина, -- сначала товарищ губернатора при отце, впоследствии ставший его советником... Это Больхаген и пробудил во мне первое движение честолюбия. Он читал в 1736 г. газету в моей комнате; в ней сообщалось о свадьбе принцессы Августы Саксен-Готской, моей троюродной сестры, с принцем Уэльским, сыном короля Георга II Английского. Больхаген обратился к Кардель: "Ну правда сказать, эта принцесса была воспитана гораздо хуже, чем наша; да она совсем и некрасива; и однако вот суждено ей стать королевой Англии; кто знает, что станется с нашей". По этому поводу он стал проповедовать мне благоразумие и все христианские и нравственные добродетели, дабы сделать меня достойной носить корону, если она когда-нибудь выпадет мне на долю. Мысль об этой короне начала тогда бродить у меня в голове и долго бродила с тех пор". 18 Софии в это время едва исполнилось семь лет, а ее уже рассматривали как возможную супругу того или иного коронованного лица.
Признаком наступившей взрослости стали отобранные тогда же куклы и игрушки. "Большая девочка" вступала во взрослую жизнь. Очень скоро, лет через пять-шесть, для нее должна была наступить лучшая, по понятиям XVIII в., пора, чтоб стать женщиной. На этом пути услуги Бабет Кардель отходили в прошлое, и София начинала остро нуждаться в советах матери.
4
СЕМЕЙНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
Принцесса Иоганна-Елизавета, принадлежала к знатному Голштинг-Готторпскому дому и обладала богатой родней. Она была еще слишком молода, чтоб всерьез обращать внимание на детей. Однако с дочерью ее отношения складывались с самого начала трудно. Известна фраза Екатерины о том, что лучшим аргументом в споре ее мать считала пощечину. Неумное поведение принцессы Иоганны было первым толчком, надломившим хрупкий стебелек женственности, едва начавший прорастать в душе Софии.
