Культурные особенности (СИ) - Зарубин Александр (книги полностью txt) 📗
— Вы в это верите? — усмехнулся с другой стороны стола его собеседник. Тусклым золотом сверкнул золотой крест и браслет на широком запястье. Корабельный капеллан в черной, глухой, предписанной саном рясе. Полная противоположность невысокому комиссионеру — высокий, большелобый, с длинной, вьющейся бородой. Упрямые, злые глаза. Комиссионер усмехнулся.
— Пираты уничтожены. Система чиста. В это поверили пилоты, в это поверил и капитан. Даже штатного корабельного параноика — монсеньёра навигатора убедили. Иначе он не дал бы «добро» на подход к планете и стоянку. А для команды это отпуск, ром, контрабанда, и прочие береговые радости…
Капеллан поморщился. Чуть-чуть. На слове «береговые» Комиссионер слегка поднял верхнюю губу. И добавил:
— Люди верят, когда хотят верить…
— А вы?
— Что, я? Верю ли я в это? Я верю в документы. Отчётность. Бюрократию. В архивы, что лежат там, в подвале дворца губернатора. Или в сейфе одного из чинов помельче. Два дня перекрёстной проверки… — комиссионер невольно провёл рукой по столу. В пальцах скользнули листы. С тихим, приятным слуху бумажным шелестом, — и проблема действительно будет решена. Нет бандитов без крыши. А крышу эту я поймаю за руку, дайте срок. И тогда она будет вежливой, тихой и готовой к сотрудничеству. А потом флот пойдет и зачистит пиратские базы. Как надо, а не как сейчас. Но для этого мне нужно быть на планете, а не здесь. Так что пусть десантники полируют медали, капитан радуется успеху а команда — отпуску. Это полезно. Им всем.
— Что же, господин бюрократ, по вере вашей вам да воздастся, — задумчиво проговорил капеллан. Браслет сверкнул на его руке. Комиссионер поморщился. Немного. Часы-комуникатор, модель безумно дорогая и до жути безвкусная. Настолько, что комиссионеру казалось иногда, что агент святой церкви на борту таскает её лишь для того чтобы лишний раз задеть тонкий вкус служителя корпорации. Поднял глаза, чтобы лишний раз не встречаться взглядом — и словно укололся о ледяной, яркий свет. Звезды, казалось, плыли в оптике обзорного экрана легко, как облака по синему небу. Затмились на миг, спрятались за переливающийся всеми цветами радуги шлейфом тормозного выхлопа. А потом на экран неторопливо, как королева, вышла планета. «Счастье», яркий оранжево-бело-зелёный шар, весь в нежной фате облаков, светлый и переливающийся. Как игрушка на елке. Дорогая, штучной работы игрушка. Пальцы господина комиссионера невольно сжались в кулак. Тишину прервал рев сирен. Глухой и чуть слышный здесь, на «чистых» верхних палубах и оглушительно-резкий — на «грязных» внизу. Два длинных, резких гудка, потом три подряд — длинных, скребущих. Самый редкий на флоте сигнал. Самый ожидаемый. Его звук вставляли в вербовочные ролики, далеко на Земле. Служи, новобранец, будешь достойным — услышишь заветное:
«Всем постам — команде приготовиться к сходу на берег».
— Что за хрень, — невольно вздрогнув, прошептал под нос Эрвин Штакельберг, волонтер флота. Внизу, в полутемном, сыром коридоре нижней палубы рев сигнала оглушал, бил в уши, выворачивал мозг. Мигнул свет — красноватые аварийные лампы вспыхнули на миг, погасли, плюнув на стены чернильной тьмой. Зажглись опять. Вой затих — на миг, чтобы вернуться. Приятель Эрвина, невысокий чернявый паренек в потрепанной синей куртке с нашивками матроса первой статьи вздрогнул и замер на полушаге, прислушиваясь. Даже рот открыл. Это было внезапно, настолько, что Эрвин запнулся, не успев сдержать шаг, Их плечи столкнулись, из рук матроса вырвался тяжелый, обмотанный веревкой, пакет. Полетел было вниз, прямо в лужицу темной воды у забитого стока.
— Смотри, чего творишь, — зашипел на приятеля Эрвин, подхватывая ношу в милиметре от края чернильной воды, пахнувшей острой химической дрянью с моторных отсеков. Ценную ношу. Черный табак, настоящий. Еще вчера с плантации. Эрвин сильно подозревал, что с его личной плантации, поэтому ломать трюм полез с легким сердцем. В конце концов… Вой повторился. Еще и еще. Матрос замер, раскрыв рот. Пальцы его загибались — паренек считал гудки. Смешно шептал что-то под нос и ерошил на голове черные, торчащие в разные стороны волосы.
— Эй, это что за хрень? — Толкнул его Эрвин слегка. Дождался ответного взгляда, и повторил вопрос: — Слушай, я такого сигнала раньше не слышал…
— Ты что, — глаза у того расширились было от изумления, потом опали. — это же лучший на флоте сигнал. Отпуск, парень. Гуляем…
— Серьезно?
— Ну, да… Тебе что, вербовщик не говорил? — выпалил было матрос.
И ойкнул, невольно поднеся руки ко рту. Но Эрвин в ответ лишь согнул руку. Капелькой крови — нашивка на рукаве. Потертый красный квадрат. «Волонтер флота», знак, означающий, что владелец оного однажды не сумел удрать от рекрутеров. Навсегда. Или, в случае Эрвина — на рейс до Земли. Пассажиров штаткой не предусмотрено а бездельник на борту страшней ядерной бомбы.
— Не говорил. Они вообще ребята молчаливые… Давай ты за него скажи…
Отпуск. Корабль в док, на орбиту, нас вниз, на солнышко. Всех. Это… Заботятся, вроде как, чтобы мы в этой коробке за год мозгами не съехали, да не сгрызли важного кого. Так что — гулять скоро будем, братан.
Парень оскалился, хлопнув ладонями по коленям. Дернулся на горле острый кадык. Эрвин замер, заметив вдруг, сейчас, в красноватом свете аварийной лампы — до чего бледная у того кожа. До синевы, под цвет форменного мундира.
— А сейчас что… — спросил он. Осторожно, больше чтобы скрыть неожиданное смущение.
— Сейчас, — парень задумался, — сейчас, чую, будет большой аврал. Уборка и драйка всего, что блестеть может… Включая…
— Погодь, — остановил его Эрвин, прежде, чем парень успел уточнить, что конкретно предстоит драить бравым морякам в порядке предотпускного аврала, — это нас пока подождет. Перекурим?
И, не дожидаясь ответа, полез за трубкой в карман. Флотской, железной, обмотанной изолентой у мундштука. Точенного на краденом станке, из краденного на дежурстве черного эбонита… Осторожно присел на кабель у стены. Распотрошил пакет, ухватил, размял в пальцах щепотку. Скатал в шарик, забил, зажег. По коридору, перебивая затхлость и острый химический дух, поплыл сладковатый, тяжелый, кружащий голову запах… Матрос сел рядом. Щелчок зажигалки, светло-серый, струящийся кверху дымок.
— Слушай, брат. Отпуск… Планета эта — Она на что похожа? — спросил Эрвин вдруг, разрывая молчание.
— На рай, — непривычно-тихо ответил матрос не отрывая глаз от медленно плывущей ввысь струйки дыма
Глава 1 Высадка
— Если это рай, то спасибо, я лучше в чистилище, — шипел волонтёр флота Эрвин Штакельберг себе под нос. Спустя неделю, когда пришел их, волонтёрский, черёд спускаться вниз в объятия райской планеты. Неделю, забитую беготней, хаосом и бесконечным авралом. Разгрузка, прием топлива, разгрузка опять. Сирены, темные коридоры, неподъемные ящики, матросская ругань и офицерский мат.
— Корабль, красотка наша худеет к лету, — шутили девчонки из трюмной команды — операторы грузовых кранов. Тяжело, устало, смахивая со лба мокрые от соленого пота волосы.
Упругие, выворачивающиеся из рук брандсбойты, пар и струи воды — потоком по серым адамантиевым стенам. Дезинфекция палуб.
— Марафет наводит, красавица, — шутила, вторя подругам, команда очистки. А у самих слезы — потоком из глаз, воспалившихся от едких химикалий.
Эрвина за каким-то лешим погнали в открытый космос — выправлять антенны, никак не хотевшие вставать под уставным углом. Выправил — при помощи лома, кувалды и ядреной матери, вернулся, и, поддавшись общему потоку, на вопрос — «ну как?» — ответил дурацкой шуткой:
— Теперь и ресницы подвела.
Ряд длинных антенн действительно загибался от люка вверх, подобно томным женским ресницам.
А потом взвыли ревуны, и по громкой связи пришла команда — «Работа закончена, командам готовится к высадке на берег». Эрвин сперва не поверил.
