Старьёвщик - Биссон Терри Бэллантин (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Я закинул ноги на приборную доску и завалился спать на кресле водителя.
Следующим утром, проснувшись, я обнаружил, что Генри растянулась на мне и шарит у меня между ногами, изучая искатель.
– Они все направляют на восток, кроме двух – одиннадцатого и двадцатого. Оба говорят одно и то же: междуштатная-80, на запад.
– Давай попробуем двадцатый, – сказал я.
И снова мне захотелось в туалет. И снова Гомер не захотелось. Ее глаза все еще оставались закрытыми. Но дыхание стало ровным, нос холодным. Куппер покрылся золотой шерстью, делая Гомер похожей на коврик с безупречной головой.
Индеец Боб все еще спал, поэтому нам пришлось заводить грузовик своим Бобом, который становился все жестче и жестче. Я держал его, завернутого в ковер, на руках, пока Генри управлялась с его вытянутым пальцем, пытаясь дотянуться до кнопки.
– Почему бы нам просто не отрезать ее? – спросил я.
Генри без тени улыбки посмотрела на меня.
– Руку? Ты серьезно? Да.
– Он никогда не узнает.
– Я узнаю, – серьезно ответила она.
Индеец Боб ждал у двери казино и ресторана, пока мы уезжали. Генри спросила его, не хочет ли он в последний раз взглянуть на Боба.
– Нет, нет, нет, – замахал руками Боб.
– Поверните на проселочную дорогу номер двенадцать, на юг, – сказал искатель. – Поверните на междуштатную западную номер восемьдесят.
Генри «вела», а я дремал, выбившись из сил после ночных блужданий. Когда проснулся, мы оказались в Небраске. Штат начался так же, как и Иллинойс и Айова: покатые холмы, более плоские и снова крутые. Деревья у заборов. Сараи, амбары и дома в деревьях. Потом земля стала выше и суше.
Мы находились в бассейне реки Платт, густо заросшей тополями и среднезападными амбарами. Но на горизонте, к северу, я разглядел высокие дюны. Они напирали с обеих сторон, будто собираясь поглотить нас и все, что содержит влагу.
Запад. Мы еще никогда не были тут, но постоянно отирались около. Я посмотрел на обложку альбома, фотографию Хэнка Вильямса в ковбойской шляпе, залезающего (или вылезающего?) в «кадиллак». Что общего у Запада с Югом и что у них обоих общего со мной?
Мои размышления прервал странный резкий звук. Я повернулся и посмотрел в глубь кузова. Ковер Боба развернулся ровно настолько, чтобы явить одну омерзительную, иссушенную, провалившуюся щеку. Тележка Гомер мягко раскачивалась на дюйм вперед, на дюйм назад. Все, как обычно.
А необычно, чудесно и удивительно, прекрасно то, что у Гомер теперь открыты оба глаза. Оба прекрасных огромных карих глаза, смотрящих прямо на меня…
– Гомер! – воскликнул я.
– Хорошо пахнет, – ответила она низким, резким голосом.
– О нет! – простонала Генри.
Я не знал, что стонать, говорить или даже думать. У нас появилась говорящая собака.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Это стало концом Круглого Стола. Когда команда вернулась после ленча (как всегда, тихого и напряженного, так как каждый пытался избежать компрометирующих знакомств), экран Дамарис оказался затемненным. Мистер Билл сказал, что Дамарис отказалась от участия. Она решила, что работа сделана, а потому отправилась отбывать свое наказание. Она оставила послание, которое он и зачитал. В нем Дамарис благодарила всех за работу и объявляла проект успешным оправданием жертв, принесенных ею и другими александрийцами. Хотя обращение звучало немного натянуто, группа приняла ее решение. Да и разве могли они выбирать?
По иронии судьбы или, может, к счастью, мистер Билл продолжил, что данное совещание в любом случае стало бы последним. Несколько членов, удивившись подобному заявлению, проверили свои наручные календари и кивнули, соглашаясь. Некоторые неохотно, большинство с облегчением. Единение исчезло, а вместе с ним – приятные чувства.
Последний вечер посвятили обсуждению предложения удалять только наиболее удачливых музыкантов двадцатого века. Возражение, что совет вынес слишком субъективное решение, встретили ответом, что музыка – гораздо менее субъективна, чем остальные виды искусства, так как поддается количественному определению через продажи. Сделает ли объем продаж Алана Мориса важнее, скажем, Джерри Маллигана? Нет. Тысяча имен в списке – достаточное количество, чтобы включить туда всех на едином основании. Когда удаляют записи музыканта, его работы второго плана в других произведениях следует либо оставить в покое, без изменений, либо заполнить общей цифровой информацией. Музыкальные композиции войдут в общественный домен и не будут подлежать удалению (как книги или фильмы).
Поступило возражение, что данная система отличается и даже противопоставляется той, что использовалась в случае с литературой, где гениев фактически обессмертили. Возражение не получило ответа. Мистер Билл поблагодарил всех, напомнив, что целью Круглого Стола являлось не решение всех проблем, но предложение направления последующего движения. Данная задача выполнена.
Той же ночью каждый нашел в своей комнате конверт с билетом на самолет и чеком на миллион долларов. Тремя неделями и четырьмя днями позже отель снесли, чтобы освободить место для строительства нового шоссе.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Запад начинается не за Миссисипи и даже не за Айовой, но где-то посреди Небраски, вдоль линии, идущей от Канады к Мехико, грубо говоря, вдоль девяносто восьмой параллели. Эта линия не так заметна как, например, река, и не так внезапна как, например, эскарп, но она присутствует во всем: что-то вроде перетекания, постепенного, но неизбежного, как восход солнца, от наполненных деревьями зарисовок Среднего Запада к запущенной, сухой земле Запада настоящего.
Небо шире и ярче.
– Продолжайте, – сказал грузовик, и мы углублялись на Запад или отрывались от всего, что Западом не являлось.
Мы поменялись: Генри пошла спать, а я сел за руль. Пустота казалась мне воодушевляющей. Рассвет на Западе – чем являлась и всегда останется для меня Небраска – принес чувство просветления: может, в конце концов, все образуется. Я теперь понимаю, что меня тогда посетила просто надежда, которая презирала и опыт, и ожидания, но ведь она всегда такая.
К тому же дела уже пошли на лад, в чем я мог удостовериться, посмотрев в зеркало заднего вида и встретив взгляд огромных карих глаз Гомер, наблюдающих за мной, как обычно.
Почти как обычно.
– Хорошо пахнет, – повторила она своим низким, резким, медлительным голосом.
– Кажется, у нас теперь говорящая собака, – сказала Генри, не открывая глаз.
Мне нравилось, что Гомер снова со мной, чего не скажешь о ее новоприобретенной способности разговаривать. Одно из преимуществ собак (я не приравниваю Гомер к другим собакам, хотя они все в некотором роде одинаковы) состоит в том, что мы можем говорить с ними и они никогда не ответят. Но теперь еще одному «никогда» пришел конец.
– Как ты думаешь, что она имеет в виду? – спросил я Генри.
– Кто ее знает, – ответила она, не открывая глаз, – спроси сам.
Я попытался.
– Гомер! – позвал я. – В чем дело? Что случилось? Как ты научилась говорить? Может, все дело в куппере?
– Странно пахнет, – ответила она.
– Продолжайте, – приказал искатель.
Я и продолжал. Небраска, вообще широкая, сухая и плоская, становилась все шире и суше, и площе, чем дальше мы забирались на запад, втиснутые между конвоем железных фургонов. Междуштатная дорога разрезала серые просторы умирающей травы с одинокими дюнами, выскакивающими то тут, то там, насколько хватало глаз. Никаких деревьев. Никаких городов. Ничего, кроме неба и травы и единичных проблесков песка – или мельницы, неумолимо поворачивающей свои крылья в неумолимом воздухе прерии.
Инверсионные следы самолетов в виде трех белых полос на сером пасмурном небе. Запад! Хэнк Вильямс смотрел на меня из-под шляпы, у двери своего «кадиллака». Какие сокровища, какие секреты таит Запад? Или он лишь иллюзия, как и все в нашей жизни?
