Ярмарка теней (сборник) - Емцев Михаил Тихонович (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Мне кажется, вы неправильно поняли Владислава Владиславовича, вступился ученый секретарь института Григорович. Его лицо было рассечено вертикальными и горизонтальными морщинами на множество сложных геометрических фигур. Когда ученый секретарь говорил, кубики и ромбики приходили в движение, словно кто-то вращал калейдоскоп. — Владислав Владиславович говорил о том, что нужна информация о проводимых вами работах. Это, кстати, вероятно, интересует и… вот присутствующих здесь товарищей. Не правда ли? — Григорович повел рукой в сторону дивана.
— Мне очень трудно сейчас об этом говорить, — пробормотал Второв, — но, во всяком случае… техника безопасности у нас соблюдалась всегда очень тщательно и ничего такого не ожидалось… — Второв замолчал.
Прошло несколько тягостных минут.
— Это всегда происходит неожиданно, — внезапно сказал один из сидевших на диване. — Вы не волнуйтесь, а постарайтесь лучше припомнить…
В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вбежал человек. Его крохотные темные глазки сверкали злыми угольками. Он обдал присутствующих волной ярости и ринулся к директору.
— Алексей Кузьмич, я решительно протестую! — завопил он.
Вошедший сделал шаг, полы его старомодного пиджака взлетели, и он, вытянув вперед руки и растопырив пальцы, согнулся в поясе, как будто собирался прыгнуть в воду. Затем, словно получив невидимый мощный толчок, промчался в нелепом галопе через всю комнату и растянулся на ковре. Создалось впечатление, что при ударе голова его расплющилась.
— Знакомьтесь, — сказал Алексей Кузьмич, — Тимофей Трофимович Плещенко.
Все расхохотались. Второв впервые слышал, как от души смеется Алексей Кузьмич. У него оказался пронзительный дискант. Это было неприлично, но никто не мог сдержаться. Смеялись все. Даже Михайлов издал неопределенное «хехс»… Второв чувствовал, как вместе со смехом из души его уходят страх, растерянность и ощущение беды.
Плещенко резко вскочил, стряхивая дрожащими руками пылинки с брюк. Он повернул желчное, со впавшими щеками лицо к директору и сказал вздрагивающим от злобы голосом:
— Это издевательство! Я буду жаловаться в партийный комитет! Безобразие нужно пресечь! Все знают, что вы специально разложили здесь этот клятый ковер, чтобы все за него цеплялись!
Алексей Кузьмич смотрел на него с мраморным хладнокровием.
— Простите, Тимофей Трофимович, о чем идет речь? При чем здесь ковер? Для вас все может стать препятствием или источником раздражения. За несколько минут перед вами сюда вошли шесть человек, и ни один из них заметьте, ни один — даже не споткнулся.
Плещенко, казалось, взял себя в руки.
— Ладно, — сказал он, — я не об этом хотел с вами говорить…
— А ни о чем другом я с вами пока не смогу вести беседу, — перебил его директор. — У меня товарищи, с которыми я должен решить очень важные вопросы.
— Я по поводу этого безобразия с корпусом «В».
— Именно этим я и занимаюсь.
— Там погибло мое оборудование! Мало того, что вы в свое время отобрали у меня два этажа корпуса «В» и отдали его под безответственные эксперименты всяких демагогов-недоучек, но и…
— Вот и приходите после обеда, и я с удовольствием выслушаю ваши претензии.
Плещенко открыл рот, закрыл снова, открыл и снова захлопнул.
— Ну хорошо! — сказал он и, резко повернувшись, вышел.
Наступило молчание.
— Вы, кажется, не кончили, товарищ? — Алексей Кузьмич посмотрел на диван.
— Да, я хотел сказать, что нам нужно подробное объяснение руководителя лаборатории, желательно в письменной форме. А расследование причин разрушения корпуса мы проведем, ясное дело.
— Ну что ж, — сказал Алексей Кузьмич, — так и решим. Вы, Александр Григорьевич, напишите объяснение. Постарайтесь высказать собственное мнение, если таковое обнаружится, насчет причин несчастья, постигшего наш институт.
— Можете расположиться в моем кабинете, — предложил Григорович.
Второв наклонил голову.
В кабинете Григоровича он распахнул окно, закурил и долго смотрел вниз, на зеленую лужайку.
Выбросив сигарету в окно, он резко повернулся, сел за стол и решительно написал: «Объяснительная записка». Загибающиеся книзу строчки торопливо покрывали бумагу…
Солнце доползло до своей наивысшей точки на небосклоне, сталевары выплавили несколько тысяч тонн стали, с конвейеров заводов сошло несколько тракторов, самолет и десяток автомашин, а Второв все писал. За этот бесконечно короткий и бесконечно длинный промежуток времени он сумел объединить на бумаге понятия и обозначения, которыми обычно пользовался редко.
«Приведенные ниже эксперименты преследовали цель…» И Второву представлялись лопоухие эксперименты, несущиеся вдогонку за хрупкой, тонконогой целью с рожками на точеной головке.
«Имели место недочеты…» Толстые коротышки-недочеты, толкаясь, спешили куда-то, где они имели свое место. «Что касается…» было веселым и крючковатым, оно во все лезло, всего касалось.
Второв не слышал скрипа двери. В щель протиснулся стройный молодой человек в белой рубахе и идеально отутюженных брюках.
— Здесь!
Дверь широко распахнулась, и в кабинет ученого секретаря ворвались «второвцы», молодые сотрудники его лаборатории. На лицах вошедших Второв прочел одно и то же — сочувствие. Все молчали.
— Ну, вот что, братцы, — сказал Второв, — нечего глядеть на меня жалобными глазами. В работе образовался самопроизвольный перекур. Срок неопределенный. Можете строчить статьи, обобщать единичные опыты, писать мемуары, идти в отпуска…
Неодобрительное мычание наполнило кабинет.
— Однако, — поднял руку Второв, — заседание продолжается. Игра пока не кончена. Для оперативной работы и доставки передач в тюрьму мне нужно два человека. Я попрошу вас, Зоя Николаевна, и тебя, Виталий, самым срочным образом произвести дозиметрию и химический анализ того хлама, что остался от нашей лаборатории. А также допросите вы этого непьющего вахтера обо всем, что узрело его недреманное око. Всем остальным задача та же постарайтесь собрать возможно больше подробностей о катастрофе. Когда, сколько, что. Важна динамика, понятно? И вот еще: я не вижу среди вас Фролова. Доставьте мне аспиранта в любом виде.
— Это совсем другое дело! Давно бы так! Все ясно! — на разные голоса и с различной силой убежденности откликнулись сотрудники.
Второв, улыбаясь, блестящими глазами смотрел им вслед. Это были настоящие, преданные друзья. И в горе и в радости.
В это время на институтском дворе молодой лаборант Юлька рассматривал развалины лаборатории Второва. От них только что откатил самосвал, груженный доверху мусором и зеленоватой пылью. Рабочие побросали совковые лопаты и, присев на корточки, курили.
На пятиметровой высоте по узенькому мостику из двутавровой балки ходил человек с черным ящиком на груди. В руках у него поблескивала продолговатая трубка. Он то и дело прикладывал ее к обломкам, застрявшим при падении в проводах и бетонной арматуре.
— Виталик! — раздалось снизу.
Человек оглянулся. Румяная девушка спортивного типа, сложив пухлые ручки рупором, смотрела вверх. Человек с ящиком сделал несколько акробатических прыжков и через минуту спустился на газон.
— В чем дело, Зоенька? — спросил он. — Чего шумишь?
— Как твои дела, Виталик?
— Да ничего, никаких отклонений от нормы. Излучение такое же, как везде. Ты сдала химикам пробы?
— Ага, они уже делают.
— Ну и ладно.
Зоя улыбнулась, но, сразу же посерьезнев, сказала:
— Слушай, Виталий. Только что ко мне подошел Вася и спрашивает, был ли сегодня Фролов в институте. Оказывается, он уехал в пять утра из общежития. Шеф тоже ищет его. Ты не видел Леню?
Виталий несколько секунд пристально смотрел на девушку. Зрачки его расширились, и светло-карие глаза стали черными и глубокими. Казалось, он напряженно вникал в суть вопроса.
— В пять утра? — переспросил он.
— Ну да. Вася живет в соседней комнате и часто к нему заходит, — с раздражением сказала девушка. — Он сказал, что Ленька должен был с ним встретиться утром, но, когда он зашел к нему, Леньки уже не было. Он оставил записку, что поехал в институт делать какие-то срочные анализы. Вчера вечером он не успел их закончить. Теперь Вася его всюду разыскивает. Ленька взял у него какую-то книгу. Может, он не в институт поехал, а еще куда-нибудь?
