Обладатель великой нелепости - Левандовский Борис (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Он опрокидывал стулья, постоянно цеплялся за что-нибудь, раз двадцать падал сам. Оставалось только надеяться, что соседи не обратят слишком пристального внимания на все эти стуки-грюки. Пришла пора притворяться, что хозяин квартиры в бессрочном отъезде. На другой день с наступлением темноты он решил больше не включать свет.
Герман безучастно просидел около получаса, наблюдая, как комнату постепенно завоевывают сумерки. Мышцы и суставы отзывались тупой болью на каждое движение – результат его тренировок в последние два дня.
Затем, поколебавшись, он включил телевизор, уменьшив звук «ящика» до минимума. Изображение на экране неприятно удивило размытостью красок и контуров. Он нажал на пульте дистанционного управления кнопку автонастройки, но это ничего не дало. Казалось, экран виден через стеклянную призму, наполненную мутной водой.
Герман несколько минут насиловал глаза, с раздражением вспоминая, как распинался агент по продаже, который всучил таки ему эту хваленую модель «Sony», даже пытался вспомнить, когда заканчивается гарантийный срок… И вдруг подскочил и бросился в ванную, где без опаски можно было включить свет.
Только этого ему не хватало, неужели он начал терять зрение!?
Включив свет, он осмотрел ванную комнату, главным образом пытаясь сосредоточиться на мелких деталях: рисунке на керамической плитке, изображавший синего кита, выпускающего аккуратный фонтан воды, куске мыла, раковине умывальника, бритвенном станке «Gillette» в прозрачном стаканчике…
Он уже лишился двух чувств из пяти, – возможно, ощущение вкуса пропало тоже (с приходом полного неприятия пищи Герман не удосужился это специально проверить). И, черт возьми! – готов расстаться с третьим, но только не со зрением! Он не может после всего этого вот так взять и ослепнуть!
Однако в ванной быстро выяснилось, что его зрение в полном порядке.
результат отрицательный
Герман вернулся в комнату, заключив, что во всем виноват хваленый кинескоп телевизора. Тот по-прежнему давал размытое изображение, впрочем, Герману даже показалось, что теперь оно стало еще хуже – мелкие детали совершенно утонули в светлом тумане.
Он долго переключал каналы, пока наконец не обнаружил, что на экране больше нет ничего, кроме ровного серо-стального мерцания. У Германа даже возникло впечатление, что оно выдается чуть-чуть вперед за границу кинескопа.
На всякий случай он покрутил ручку настройки звука:
– …А теперь мы опустим пушки и будем спокойны как слоны. Ты видел когда-нибудь нервных слонов? Вот и мы будем…
Герман заглушил звук.
А если…
Он резко выпрямился и едва успел подхватить за спинку падающий стул. А затем принялся за поиски нужной ему вещи, которые затруднялись почти полной темнотой. Но он все-таки находился в знакомой обстановке, где не ступала нога женщины, и поэтому все наверняка оставалось на своих местах.
То, что ему требовалось – небольшое автомобильное зеркальце заднего обзора, которое он поменял на «BMW» несколько месяцев назад из-за трещины от выстрелившего из-под колеса щебня – было найдено сразу. Оно лежало в нижнем ящике комода, где Герман и рассчитывал его отыскать.
Повернувшись спиной к работающему телевизору, он направил зеркальце на экран, стараясь поймать отражение в маленьком прямоугольнике.
«Тебя не удивляет, что ты смог его так быстро отыскать без осязания и практически в полной темноте, а?»
Вопрос так и остался без ответа, потому что в этот момент Герман совершенно четко увидел Джона Траволту, выходящего со своим темнокожим подельщиком из кафе, набитого перепуганными людьми.
Он растерянно обернулся к затянутому мерцающей мглой экрану, потом снова перевел взгляд на зеркальце.
Его зрение менялось.
«Ты за Порогом – не забывай, здесь возможно все».
Герман только успел заснуть, как его разбудил настойчивый звонок в дверь.
Он посмотрел на часы, стоявшие на тумбочке рядом с диваном – светящиеся цифры выглядели размыто, но Герман все же смог их различить – восемь минут двенадцатого.
Какого черта, спрашивается, кому-то понадобилось беспокоить его в такое время?
Пока он раздумывал, в дверь позвонили снова, уже настойчивее.
Стараясь производить как можно меньше шума, Герман поднялся и осторожно направился к двери. По дороге он задел ножку стула – тот опасно накренился, но не упал, а только ударил деревянной спинкой о край тумбочки, издав глухой стук, который в тишине позднего вечера прозвучал слишком громко. Достаточно громко, чтобы его мог услышать тот, кто звонил в дверь. Герман мысленно выругался, хотя звукоизоляция здесь, конечно, ни шла ни в какое сравнение с той, что была на его прежней квартире.
Звонок пропищал в третий раз, когда он уже наклонялся к двери, заглядывая в глазок.
Лиза…
Какого хрена опять нужно этой прилипчивой суке?!
Впрочем, он догадывался.
Он наблюдал за ней через дверной глазок, рассчитывая, что, не дождавшись ответа, она уйдет.
– Герман, откройте, я за вас беспокоюсь, – сказала она довольно громко. – Откройте, я знаю, что вы дома… – конечно, она могла услышать, как он зацепил стул.
На миг у Германа появилось подозрение, что она может видеть его, приникшего к глазку, даже через дверь. Его охватило чувство беспомощности: «Если я ей не открою, то она может…»
Словно подтверждая его мысль, Лиза произнесла:
– Я знаю, что вам нехорошо. Вы тогда выглядели просто ужасно, я боюсь за вас.
Герман продолжал лихорадочно соображать.
– Гера, это глупо. Откройте!
Его рука потянулась к дверному замку.
– Откройте, иначе я вызову… – она не уточнила, кого именно собирается вызвать, но Герман не сомневался, что ее угроза может быть приведена в исполнение.
Он взялся за ручку.
«Остановись! Прекрати это немедленно! Ее могли подослать Добрые Доктора! Ты переступил Порог…»
Плевать он хотел на них вместе с Помощниками… и вообще, что за чушь?
Если он не откроет…
Хватит!
«Разве ты не обратил внимания, который теперь час? Подумай и не будь идиотом!»
– Гера, по крайней мере, ответьте мне, с вами все в порядке? – похоже, она действительно не собиралась отказаться от своих намерений просто так.
Однако он продолжал молчать, чувствуя, как его начинает захлестывать ярость.
Если эта дура не уймется, он будет вынужден…
– Герман, если вы сейчас же мне не откроете… – Лиза сделала паузу и продолжила уже более уверенно: – Я позвоню, куда следует. Не заставляйте меня делать это, – слова просачивались сквозь дверь тяжелыми упругими волнами, как приговор из зала суда.
Герман сжал крепче защелку замка – черт с ней, если она так на этом настаивает!
«И что дальше? Подумай как следует хоть секунду! Ты похож на резинового монстра в натуральный рост, накачанного с помощью автомобильного насоса через дырку в том месте, где у человека находится анус. Когда она тебя увидит…»
– Гера, я прошу вас в последний раз!
А может, послать ее через двери ко всем чертям или еще подальше, сказать…
– Все, я ухожу, – Герман увидел через глазок, как она отступила назад. – И вы…
Дверь квартиры распахнулась, его рука крепко схватила все еще говорившую Лизу за руку и втянула в темный коридор, дверь захлопнулась.
Все произошло настолько быстро, что женщина договорила уже в квартире Германа:
– …зываю!.. О-о!..
Она ошарашено вертела головой в темноте.
– Гера? Что произошло? Почему… Господи, что тут за запах?!
Он больше не держал ее, но был прямо перед ней; ярость все сильнее накатывала на него мощными пьянящими волнами.
Герману казалось, что его позвоночник, от копчика до шеи, превратился в раскаленный стержень, покрытый толстой коркой космически холодного льда.
Не сходя с места, Лиза пошарила рукой по стене и зажгла свет.
Увидев его, она собиралась закричать, но шок не оставил ей даже этой возможности – Лиза только таращилась на Германа, ее лицо приобрело тот оттенок, что можно встретить лишь в стенах больничных кабинетов. Когда она стала медленно оседать на пол, домашний халат распахнулся, обнажая одну грудь – маленькую и вялую, как на картинах художников-абстракционистов. Затем рот Лизы искривился наподобие изогнутой концами вниз линии, когда собираются сказать что-то презрительное или осуждающее, и она наконец выдавила:
