«Рубин» прерывает молчание - Петецкий Богдан (книга бесплатный формат TXT) 📗
Свет, пронизывающий внутренность зала казался шедшим как бы из самого материала из которого были сделаны стены. Куда бы я ни посмотрел, я должен был жмуриться как будто именно в этот момент смотрел в направленный на меня прожектор. Но тут не было никаких прожекторов. Белые стены с несколькими десятками одинаковых отверстий, через которые в случае крайней нужды смогла бы протиснуться исхудавшая крыса. Я заглянул в ближайшее. С освещением, во всяком случае, они не имели ничего общего: узкая щель, ведущая в никуда. Заделанная наглухо, словно замурованная. Посередине покинутая машина. Округлая, как и все здесь. Плоский щит с небольшой выпуклостью в центральной части, несущей на ободе ряд обитых черным материалом кресел. Брошенное оружие, как бы бесполезное без обслуги. За машиной — устье туннеля. Все еще открытое, искушающее перспективой, и обозначенной мягким желтоватым светом. Но я не затем позволил себя сюда, чтобы возвращаться той же самой дорогой, не достигнув ничего.
Я попробовал восстановить в памяти положение выхода туннеля и его длину. Но напрасно. Не хватало пунктов ориентации. Земные критерии были тут так же пригодны, как, скажем компас.
В который раз я окинул взглядом стену и меня внезапно ударила мысль, от которой по спине у меня промаршировали ледяные мурашки. Эта крепость или караульная была построена не для развлечения. Пусть ее, что для условий войны тысячелетней давности. Но в одном отношении она была и могла оказаться даже чересчур современной. И достаточно хороша, чтобы я уже никогда не увидел ручья, где меня ждал Мота.
Экран. Если для строительства они применили достаточное количество металла…
Я стоял секунду как пораженный молнией.
Тишина стала почти осязаемой, я поддался впечатлению, что зал медленно, неумолимо наполняет какая-то клеистая жидкость.
Поведение людей, мертвенность города, неподвижность, все это действовало парализующе, даже если знаешь, что уйти — это только вопрос времени. Это время могло сейчас немного протянуться. Как та плоскость во время «концерта». На одну бесконечность.
Я откашлялся и ненатуральным беззаботным тоном сказал:
— Внимание, Мота! Меня привезли в подземный зал какого-то бункера. Это одно из строений на краю города, входящих в систему обороны. Я приехал сюда на таком подносе с креслами. Они сошли с них и пошли себе. Я один. Жду! Но если бы ты спросил то я не имею намерения ждать слишком долго. Может, в конце концов кто-нибудь соизволит мной заняться. Если нет, пусть батареи на правом крыле развалят несколько башенок, тех, с округлыми крышами. Или сожгли их лодки на пристани. Надеюсь, они сумели связать это с моим визитом.
Я кончил. Секунду я вслушивался в увеличенное эхо моего голоса, которое трепетало между стенами и унеслось вглубь туннеля.
Тишина. Мота не мог ответить. Даже если до него дошло то, что я сказал. Если нет, и так не о чем задуматься. А если здесь, видимо, требуют более убедительных аргументов.
Тишина. Я не должен нервничать. Это уменьшает шансы. Я в лучшей ситуации, чем люди, которые находятся за этими стенами. У них есть я. И только я! Скажем, еще Вианден, если это правда. Я являюсь угрозой для города. Для всех них. Я должен быть терпеливым. Это я их пережду, не они меня!
Да. При одном условии. Если Мота слышал мой голос. Если эти стены не слишком хороши для наших передатчиков.
Я глубоко вздохнул и подчеркнуто медленным шагом подошел к плоской машине. Я расположился в первом краю кресле и опустил веки. Тот час перед моими глазами появилась картина города, который я только что оставил. Я не хотел о нем думать. Меня нисколько не касается, как они живут и умирают. Оценка их понятий и амбиций — не мое дело. Во всяком случае, ничто меня к ней не принуждает. Но в конце концов не требуется много знать, чтобы догадаться о чем тут идет речь. Ни о чем. Такова правда. Их ничто не касается.
Ну, хорошо. Если так, они не должны придавать значения моему присутствию. При условии, что они не признают его более, чем эпизодом, в конечном счете угрожающем лишь их любви к покою. В этом я их мог бы убедить. Если бы, конечно, случилась такая оказия.
Я широко открыл глаза. Еще секунда — и я бы заснул. Я поглядел на часы. Через два с половиной часа начнется день. Два с половиной часа — это ничего особенного. Их можно просидеть над книгой. Даже не заметив этого. Проболтать в клубе. Побродить с псом по парку.
Тишина. Режущий блеск несуществующих прожекторов. Черные стены в щелях, опоясывающие ротонду юронированным обучением, желтоватое устье туннеля и этот идиотский круг с твердыми креслами с низкими подлокотниками. Секунду я присматривался к торчащему на расстоянии вытянутой руки дулу их оружия. Но мне не хотелось двигаться, чтобы попробовать отгадать, как оно действует. Отделились от Земли, пожалуйста. А правда в том, что и они и все, что их касается, нисколько не касается меня. И настолько нисколько, насколько это возможно. И даже больше.
Чего они боялись, не позволяя земному экипажу покинуть корабль? Это, по крайней мере, сейчас ясно. Достаточно пройтись по улицам их города в девятом часу вечера. И не нужно даже встречать перепуганного стражника или парнишку, выпрашивающего у всех «сооли». Можно равнодушно миновать приманивающую цветастыми, движущимися пятнами афишу, приглашающую на фантастический концерт. И именно в этом и есть причина, из-за которой я со всей большей неприязнью отношусь к жителям Второго города. Из-за которого время, вместо того, чтобы сглаживать споры, разделяло и разделяет их все больше. Как же это просто. Их ничего не интересует. Только это. Если чуть-чуть подумать, то можно из этого сделать даже идеологию. Можно обобщить чувства, или именно их нехватку, а потом надстроить это обобщение нормами поведения, опытом, организацией повседневной жизни, ба, даже соответственно препарированными социологическими исследованиями, культурой, искусством… Это умирание в образе бесконечной плоскости, опускающейся на цветущий луг было в своем роде красиво. Концерт… да, и музыка. Это не был спектакль для нищих. Что нет, то нет. И тем хуже.
Ну, хватит: хуже, лучше… какое это имеет значение. Пусть развлекаются, как хотят, без меня. Без нас. Именно об этом идет речь. В этом городе на одного жителя больше нормы. В эту минуту — на двух.
Я встал. Меня охватила злость: уже три четверти часа я торчу в этом бетонном колодце. Легко сказать, три четверти…
— Слушайте! — рявкнул я. — Я прибыл с Земли. У вас тут есть член экипажа нашей станции на Второй. Пусть он придет ко мне. Потом мы вместе покинем город и не вернемся, разве что вы нас к этому принудите. За рекой стоят наши батареи. Вы что-либо слышали об антиматерии? Выбирайте! Или вы сегодня отдадите Виандена, или я вам покажу, как умирать на самом деле. И я не собираюсь больше ждать. У вас есть для ответа минута. Считаю до десяти! Потом дам сигнал открыть огонь. Раз…
Тишина. У меня в голове пронеслось, что не только Мота, вообще никто не слышал, что я сказал. Что их ни в малейшей мере не задевает то, что я сделаю. Что дело со мной они считают законченным.
— Два!..
— Три…
— Четыре…
Из-за ворот дошел какой-то звук. Я задержал дыхание. Ничего. Ослепительный свет. Белый бетон. Тишина.
— Пять…
— Шесть…
Я чуть не крикнул. Полукруглые ворота дрогнули и бесшумно пошли вверх. Между их нижним краем и полом возник небольшой просвет. Достаточный, чтобы видеть ноги стоящего в нише мужчины. Должен ли я был счесть это ответом?
— Семь…
— Восемь… Внимание, Мота! — поднял я голос.
— Девять…
Ступни в странных, плотно прилегающих к ноге ботинках, двинулись. Но дальше за воротами царило молчание. Ждали. Не могу их разочаровывать. Разве что буду вынужден. Сейчас увидим.
—Десять!
Ничего. Секунда, две, три…
Ступни человека за воротами затрепыхались, потом передо мною оказались пятки, откуда-то словно бы сверху, до меня дошел слабый звук, который я ни с чем не мог сопоставить. Секунду не происходило ничего. Ступни вернулись в прежнюю позицию и застыли.
