Город несколько лет спустя - Мэрфи Пэт (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
Она выскочила на улицу. Внутри у нее был комок страха, причинявший невыносимую боль. Джекс чувствовала его края, его точное расположение, но не могла даже подумать о нем. Бронзовая девушка в центре площади поднимала ввысь трезубец. Ее глаза, как глаза Дэнни, смотрели в небо, не замечая мусора на земле. Враг войдет в Город и разрушит его, пока мечтательные художники любуются облаками и рассуждают о символах.
Джекс побрела, куда глаза глядят. В лужах отражались небоскребы, в каждой луже по-разному. Она шла, оставляя Дэнни позади. Он пугал ее. Слова, которые он говорил, по отдельности имели смысл; вместе же получалась какая-то белиберда. Что самое интересное, Дэнни сам верил в то, что говорил.
Дэнни доверял миру, доверял людям – и ей становилось страшно. Он всегда просил ее расслабиться – как будто это ей надо было измениться, пересмотреть взгляд на жизнь! Она говорила ему, что права, а он заблуждается, но он только улыбался. Дэнни был водой потока, который мчится, унося с собой камни. Так что же сильнее – вода или камень?
Джекс все шла, смотря на свое отражение в мутной воде луж. Она не может уйти из Города. Казалось бы, сбежать сейчас, пока не поздно, и сохранить себе жизнь. Но, как ни пытайся себя обмануть, она знает – здесь её место. Ее судьба навсегда связана с Сан-Франциско.
Через некоторое время девушка отметила, что в лужах отражаются незнакомые здания. Она вышла за пределы центра и шла, шла по неизвестному району.
По мере того как Джекс продолжала уныло брести, ее постепенно охватило отчетливое чувство – мама здесь! Она точно не знала, в какой момент поняла, что мать ведет ее куда-то, но, заметив мамино лицо, отразившееся в луже, ничуть не удивилась. Мама улыбнулась, и отражение растаяло.
Джекс подняла голову и остановилась. Она стояла на Эшбери-стрит, перед двухэтажным домом викторианского стиля. Дом был когда-то выкрашен голубой краской с белыми и золотыми наличниками вокруг больших окон-фонарей. Краска облупилась и облезла с годами. Крыша, выступавшая далеко вперед, отбрасывала тень на входную дверь, на которой все еще висел венок из колосьев пшеницы.
Это мамин дом. Сомнений быть не может. Девушка поднялась по ступенькам и попробовала открыть дверь. Ручка не поддавалась. Заперто.
В ветвях камфорного дерева скакала маленькая белка. Дерево росло рядом с крыльцом, его мощные корни вздыбили цемент, ветви норовили заглянуть в окна. Девушка заметила толстую ветку рядом с небольшим козырьком над входной дверью. С этого козырька ей не составит труда залезть в окно второго этажа.
Забравшись на дерево, она с легкостью переступила на козырек и оказалась перед пыльным окном. Пожелтевшие жалюзи скрывали внутренность комнаты, но окна не были закрыты на щеколду. Девушка попробовала открыть окно. Рама жалобно заскрипела, но не поддалась. Посыпались куски кремовой краски. Джекс изо всех сил нажимала плечом на окно, и окно неохотно, дюйм за дюймом, начало открываться. Наконец она смогла просунуть голову вовнутрь.
Пахло пылью. Виднелись очертания мебели – книжные шкафы, пианино справа, диван, стулья, заваленные вещами. На пианино стояла ваза с засохшими цветами. Воздух пропитался прошлым, оно обступило Джекс ее всех сторон. Девушка спрыгнула на пол и подошла к инструменту. Открыв крышку, нажала на несколько клавиш. Высокие ноты повисли в воздухе словно вопрос, на который нет ответа.
На каминной полке стояла семейная фотография в красивой рамке. В тусклом свете Джекс улыбались темноволосая женщина, мужчина с кудрявыми рыжими волосами и два мальчика. Женщина с любовью обнимал; мужчину и детей.
Девушка подошла к окну, где свет был ярче. Да, женщина очень похожа на маму, правда, мама никогда так не улыбалась. Это была открытая, светящаяся улыбка счастливой женщины. Она была спокойна и уверена в своем будущем. Джекс с затаенной ревностью вглядывалась в лица мужчины и детей – что в них такого, что мама так счастлива?
Вернув фотографию на место, девушка пошла побродить по дому. Она видела очень много заброшенных домов – стены, украшенные фотографиями, зеркалами и картинами, среди которых жили люди, окруженные множеством мелочей. Люди ушли, исчезли навсегда, а мелочи остались. Джекс исследовала сотни пустых жилищ, разглядывая книги, спортивные трофеи, детские рисунки, магнитами прикрепленные к холодильникам, керамические статуэтки кошек и собак.
Но в этом доме все было иначе. Вещи кричали ей что-то, каждая хотела рассказать о чем-то, спешила поделиться тайной. Джекс прожила с матерью шестнадцать лет, но прожила их с оболочкой, которую покинула бурлящая жизнь. Дух мамы всегда оставался здесь, в этом доме, в этом Городе, среди этих вещей, хранящих память о потерянном счастье.
Иногда, будучи совсем крохой, Джекс наблюдала за мамой, когда та не видела. Однажды девочка просидела в ветвях раскидистого дерева, растущего рядом с огородом, целый день, просто наблюдая за тем, как Мэри выпалывает сорняки и обирает колорадских жуков. Вечером, когда мать зашла в дом, Джекс слезла с дерева и вернулась домой, на чем свет стоит ругая неудачную охоту. Она и сама не знала, что надеялась обнаружить, следя за мамой, но не могла удержаться от подобных вылазок время от времени.
Как-то вечером мать отправила ее за хворостом для камина. Девочка вышла из дома и заглянула в окно. Мама читала книгу при свете керосиновой лампы. Джекс помнила, ей тогда показалось, что сердце сжимает огромная холодная рука, стало трудно дышать. Девочка набрала хвороста и вернулась, ни словом не обмолвившись о том, что произошло. Да и что было рассказывать? Бродя сейчас по дому, Джекс вновь ощущала собственное сердце, сжимаемое враждебной рукой.
В спальне, украшенной фотографиями собак, она обнаружила мальчиков с фотографии. Они лежали в кроватках, тела их истлели, остались только белоснежные кости. В изголовье каждой кровати висели маленькие таблички с именами их обитателей. Марк умер на спине, укутавшись одеялом до подбородка. Джон лежал на боку. Между кроватями стояли столики с лекарствами – какие-то голубые пилюли в прозрачной банке и засахарившийся сироп от кашля.
Девушка долго сидела в кресле-качалке. В нем, наверное, сидела и мама, читая ее братьям сказки на ночь. Джекс закрыла глаза и попыталась представить, как счастливая женщина с фотографии мягким голосом рассказывает волшебные истории своим детям. За окном чирикали птицы. Она встала и вышла в холл. Соседняя дверь вела в небольшой кабинет, где присутствие Мэри ощущалось еще сильнее. Девушка села за огромный письменный стол, заваленный бумагами. Под настольной лампой стоял маленький снимок – мама с еще двумя женщинами около транспаранта «Мир сейчас!». К снимку была приколота маленькая карикатура, вырезанная из газеты: лохматая мартышка держит за руки двоих мужчин – Дядю Сэма в звездно-полосатой шляпе и неизвестного тучного дядьку с серпом и молотом на лацкане пиджака.
Среди кучи бумажек на столе лежала папка с пожелтевшими газетными вырезками. Папка была перетянута резинкой, как будто мама упаковала ее, чтобы взять с собой, но потом передумала. Джекс аккуратно достала вырезки и бегло просмотрела. Они все были посвящены движению за мир, о котором рассказывал Ученый и которое привело обезьян в Сан-Франциско. Интересно, зачем маме понадобилось собирать все эти статьи? «Бойскауты собирают 10 000 долларов для обезьян мира», «Директор зоопарка приветствует вестников мира», «Парад посетили 100 000 жителей города».
На одной из вырезок девушка заметила фотографию Мэри. Статья, которую она сопровождала, называлась «Лидеры буддистского движения борются за разрешение ввезти обезьян в Сан-Франциско». В ней журналист пересказывал легенду о монастырских обезьянах, описывал движение за ввоз мистических животных в США. Половина статьи была посвящена матери Джекс.
«Люди говорят, что обезьяны не более, чем символ, – поделилась с нами Мэри Лоренсон. – Я с ними согласна, но нельзя недооценивать значение символов. Христианское распятие, звезда Давида, свастика – это «всего лишь» символы, но какую власть они имеют над людьми! Люди отдавали за них свою жизнь в войнах. Так разве это не логично – использовать символ, чтобы принести им мир? Поймите меня правильно, я отнюдь не притязаю на прекращение конфликтов любого рода. Как это ни прискорбно, территориальные конфликты, семейные ссоры – вечны, и избежать их невозможно. Но я отрицаю войну, то есть планомерное изничтожение группы людей, которую называют врагом. В Библии сказано: «Не убий». Это относится ко всем людям, но враг перестает быть человеком в наших глазах. Тем не менее оправдать этим убийство нельзя».
