Инопланетянин - Тупицын Юрий Гаврилович (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
А стрелял Харви блестяще, он удивил даже такого знатока, как Мейседон, который, хотя и был осведомлён о талантах детектива, но ещё не видел их демонстрации в таком объёме. Он, правда, не клал пуля в пулю, а такое умение иногда демонстрируют на аренах цирка, но стрелял навскидку, без выцеливания, полагаясь не только на зрение, но и на мышечное чувство. Он стрелял одинаково хорошо от плеча, от пояса, из-под руки, стрелял с места и на бегу, с одной руки и с обеих рук, по одной мишени и по двум мишеням сразу. Стрелял в прыжке, успевая выпустить в полёте две-три пули, выполнял кульбит на одной руке, оберегая оружие, и, вскакивая, всаживал в цель остальные пули. Стрелял на слух, с завязанными глазами, для такой стрельбы в тире Кейсуэлла была оборудована кукующая мишень, и пули послушно ложились в её чёрный силуэт. Разумеется, Уотсон не упустил возможности поязвить и заметил, что было бы гораздо эстетичнее, если бы мишень не куковала, а кричала сычом.
Продемонстрировал Харви и своё умение в обращении с ножом. С расстояния около десяти шагов Харви бросал его взмахом снизу, сверху, сбоку, и нож неизменно втыкался в дерево с такой силой, что Уотсон вытаскивал его лишь с трудом, силы одной его руки иногда не хватало.
— Ножом я владею неважно, — признался Харви, — на всякий случай. А есть настоящие мастера!
— Почему такое пренебрежение? — полюбопытствовал Кейсуэлл.
— Нож — незаменимое оружие для убийцы тайком, а при игре в открытую он всегда проигрывает пистолету. — Харви скупо улыбнулся. — А я ведь не убийца.
— Значит, кинофильмы врут? Ведь там нож нередко опережает пулю!
Харви пожал плечами.
— Если нож в руке мастера, а пистолет у новичка, то и нож может быть первым. А на равных — никогда! Слабо бросать нож нет смысла, а сильный бросок требует замаха — тут уж никуда не денешься. — Харви задумался. — К нам приезжали светлые головы, хронометрировали, делали съёмки. На сильный бросок с дистанции десять шагов от начала замаха и до поражения уходит не менее полусекунды, а выстрел доходит до цели за одну десятую. И при нужде его можно повторить столько раз, сколько потребуется.
После небольшой передышки, во время которой Кейсуэлл предложил перекусить или чего-нибудь выпить, но поддержки не встретил, Харви продемонстрировал и некоторые приёмы каратэ. Каратэ чистого, изначального назначения — жестокое искусство, рождённое в народе тяжкой необходимостью драться голыми руками с хорошо вооружёнными воинами. Харви показывал болевые точки и области, воздействуя на которые разным образом и с различной силой, можно ошеломить человека, вывести его из строя или убить. Уступая просьбам, Харви проделал и общеизвестные силовые фокусы: ломал деревянные брусья ребром ладони и локтями, забивал гвозди, коротким тычком пробивал пальцами насквозь довольно толстую фанеру.
— Послушайте, Харви. — Вид у Уотсона был несколько ошарашенный, а в голосе звучали тревожные, пожалуй, даже истеричные нотки. — Вы что же, действительно можете просто так, без ножа и пистолета, одним движением убить живого человека?
— А разве можно убить мёртвого? — тихонько спросил Мейседон, но Уотсон не то не слышал его, не то не обратил внимания на его слова.
— Я не люблю говорить на эту тему, сэр, — после долгой паузы с явной неохотой проговорил наконец детектив.
— Простите, мистер Харви, но это полезно выяснить и по чисто деловым соображениям. — Реплика Кейсуэлла прозвучала безукоризненно вежливо, но можно было легко понять, что это не столько просьба, сколько приказание.
Харви вздохнул, пальцы его тяжёлых рук, с кажущимся бессилием висевших вдоль тела, шевельнулись.
— Убить человека просто, очень просто, сэр. Если знаешь, как это делается, — ответил наконец детектив.
— Это, наверное, тяжкое знание, мистер Харви?
Детектив живо поднял голову.
— Вы верно подметили: это тяжкое знание. Но в нем есть и своя польза. И польза эта не в умении убивать.
Кейсуэлл приподнял брови, разглядывая Харви своим непонятным серьёзно-улыбчивым взглядом.
— А в чем же?
— В ответственности, сэр.
— Любопытно! Ну, а если несколько подробнее?
— Начинаешь более жёстко контролировать свои поступки, больше думать о других людях. Ну, и если даже не становишься добрее, то все равно меньше зла причиняешь себе подобным.
— Любопытно! Стало быть, груз этого страшного знания действует на человека так же, как и груз большой власти?
Харви усмехнулся.
— Не совсем.
— Какая же разница?
— Очень простая. Люди, обладающие большой властью, убивают не своими, а чужими руками. А это большая разница, сэр.
— Вы в этом уверены?
После заметной паузы, во время которой он присматривался к лицу и рукам советника президента, Харви ответил:
— Я мало сталкивался с людьми, облечёнными по-настоящему большой властью, сэр. И не берусь судить о них. Я знаю своё место, сэр.
Кейсуэлл одобрительно кивнул, воспринимая слова детектива как нечто само собой разумеющееся, и, обращаясь уже ко всем, проговорил:
— Харви высказал очень верную мысль, но сформулировал её недостаточно точно. Большая власть — это всегда большая ответственность. А большая ответственность волей-неволей облагораживает любого человека, даже злодея. Не правда ли, Генри?
Мейседон энергично кивнул в знак согласия, но нельзя сказать, что в глубине души он был полностью согласен с советником президента. Все, что сейчас говорил Кейсуэлл, полковник не один раз слышал от своего тестя — Милтона. Свои мысли Милтон любил подтверждать той политической метаморфозой, которая происходила с кандидатами в президенты. Как агрессивны были их предвыборные заявления, когда всеми правдами и неправдами они тянулись к штурвалу большой власти!
Но на первый план выступал трезвый расчёт! Казалось бы, все правильно, но… имело ли отношение ко всему этому благородство, порождённое высокой ответственностью государственного штурвального? Как военный теоретик Мейседон хорошо знал, что точный трезвый расчёт лишь безликий механизм, который мог использоваться в очень разных целях. Купаясь в сплетнях военного автономного государства в государстве, называемого Пентагоном, Мейседон хорошо знал, что политикой управляла вовсе не забота о человечестве, а сугубо эгоистическое желание подольше держать штурвал большой власти в своих руках. Можно ли такое желание совместить с высочайшей ответственностью и благородством? Люди не похожи друг на друга, и высокая ответственность действует на них очень по-разному.
— Мистер Харви, видимо, вы пользуетесь услугами сторонних специалистов не только при проведении операций захвата, но и в ходе самого сыска?
— Разумеется, сэр.
— Это криминалисты? Агенты-наблюдатели, не так ли? Харви сравнительно надолго задумался.
— Не только, сэр, — проговорил он наконец. — Все зависит от ситуации. Приходится прибегать к услугам врачей, графологов, искусствоведов. Очень, очень разных специалистов, сэр.
— Во всяком случае, потенциальный круг ваших сотрудников широк, вариативен и среди них есть и государственные служащие?
— Да, сэр. — Харви счёл нужным улыбнуться. — Но ни я, ни они не склонны афишировать этого сотрудничества.
Кейсуэлл задумался, внимательно разглядывая Харви своим несколько загадочным, улыбчиво-серьёзным взглядом.
— А не могли бы вы в рамках дела, которое я собираюсь вам предложить, некоторым образом очертить, ограничить круг ваших сотрудников-специалистов? И представить мне их список для некоторой дополнительной проверки?
Харви, ни секунды не размышляя, отрицательно покачал головой.
— Нет, сэр. Это совершенно исключено.
Кейсуэлл поднял брови и холодновато поинтересовался:
— Почему?
— Мой бизнес основан на доверии и соблюдении полной тайны взаимоотношений.
— В любом деле возможны исключения.
— Нет, сэр. Отказ Харви звучал мягко, но решительно и определённо. — В данном случае речь идёт о самом принципе. Любая огласка способна нанести моему делу непоправимый ущерб или даже разрушить его. А любая проверка — это огласка.
