Человек с железного острова - Свиридов Алексей Викторович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
– И вот так каждое утро, когда вода не замерзшая, – говорит он под конец. – Все боятся, а бояться здесь нечего. В давние времена здесь битвы были, кого с кем – и не упомнит никто. А озеро – оно еще древнее, и все это до сих пор в снах видит. Может, теперь здесь и мы будем появляться по утрам… Ты еще сидеть будешь? Ну, я тогда на боковую, у меня свои сны тоже есть.
Пахан сворачивается клубочком и засыпает, а я выгребаю угли из ямы и греюсь над остатками их тепла, пока не зашевелился Паханенок, потом эльфы как по команде повскакивали, даже Хворый, а там и наш проводник соизволил окончить разглядывание «своих снов». Попил водички внападку с бережка грязного и предлагает двигаться. Если через возвышенность перейти, потом лесочком, то там есть деревня. Соплеменников у Пахана в ней нет, но можно что-нибудь украсть или отнять. Особых мнений никто не высказывает, и поэтому просто начинаем лезть вверх по склону. Он хоть и не отвесный, но весьма крутой, покатишься – не ухватишься. Со склона далеко окрест все видно – равнина уходит к горизонту, почти вся покрытая темно-зеленым лесом, а вдалеке-вдалеке угадываются контуры гор. Над лесом струйками поднимаются два дымка. Один, потолще, я знаю – это поселок, пекарня там одна на всех, а второй дымок гораздо ближе, он с той стороны озера на берегу. Я задерживаюсь, и одной рукой Пахану на этот дым показываю, а другой за куст держусь.
– Это рыбаки озерные, – Пахан мое беспокойство понял. – Отряд преследования наверняка сейчас вон с той стороны обходит, тот край воды отсюда еле-еле видать.
Барон вмешивается:
– Так ведь они на лодках могли перебраться?
– Ну нет, в этом болоте лодка телеги не полезней.
Обмен мнениями закончен, и снова склон медленно ползет вниз, или мы медленно ползем вверх – без разницы, и кажется, что он никогда не кончится, но конечно же, конец есть. Взмокший и тяжело дышащий вылезает на ровное место Пахан, затем свежие и вроде бы как даже посвежевшие эльфы, а там и мы с Паханенком подоспеваем. Местность, куда мы попали, вид имеет не очень эффектный: густая трава по колено, из нее то там, то сям торчат дохловатые сосенки. До деревни рукой подать, по словам Пахана, но эти «рукой подать» приходится топтать далеко за полдень. Эльфы после подъема вновь Хворого волочить взялись, нам не доверяют. Это только к лучшему – у меня, к примеру, чувства голода и усталости уже привычными стали, но от этого не менее ощутимыми. Пахан выбирает небольшую ложбинку на краю пастбища и сообщает, что ему идти «на дело» нельзя, собаки здесь наверняка на гоблинские народы натасканы, так всегда делается в этой глуши. Идти в деревню собрались Граф и я, Пахан Графу ятаган свой предложил, а тот отказался. Деревня маленькая, дворов сорок, не более, два добротных каменных дома в середине единственной улицы, длинный общий коровник на задах. Огороды небогаты, все больше лук да свекла, деревьев плодовых и вовсе нет. Все эти подробности мы с Графом высматриваем, лежа в траве возле старого колодца между выпасом и деревней, ему явно не по себе от предстоящего ограбления мирных жителей, но сдерживается подельщик мой и молчит. Объектом нападения я выбираю второй домик с краю, из него огородами легче всего уходить, хотя у таких нерях, как там живут, много не возьмешь – вон как все сорняками заросло! Объясняю Графу задачу и порядок действий, заставляю повторить – и вперед. Он ползет чуть впереди, и насколько от меня хруст и шелест стоит, настолько он идет аккуратно и бесшумно. Вот и забор, и бревно обвалившееся – подгнило, наверное, спасибо, что не починили. Огород, Граф неслышной тенью подкрадывается к крыльцу – я резко киваю, он с треском распахивает дверь и рвется внутрь, шум, короткий удар, вскрик – и я с устрашающим воплем влетаю следом, сразу отскакиваю вбок от двери, задев что-то тяжелое, висящее на стене, и оно больно рушится мне на ногу. Я ногой дергаю, это что-то летит вперед и вверх и попадает в Графа, сидящего на полу с кинжалом в руке. Он пытается отпрянуть, вспрыгивает вверх и бьется головой об просевшую балку потолка, а я, кинувшись к нему, застреваю в щели между половицами и растягиваюсь рядом. Уже лежа я наконец оглядываюсь вокруг и только теперь понимаю весь позор положения. В избе кроме нас двоих нет никого и никого не было по крайней мере месяца три, судя по пыли на полу. Щель, в которой моя нога застряла – прямо перед входом, Граф, бедняга, видимо, в нее сразу же и ухнул. Вокруг валяются свежие осколки того, что висело на стене – пожалуй, это было что-то вроде здоровенной раскрашенной маски из дерева и глины. Граф ощупывает голову, а я продолжаю оглядывать помещение. Меблировка небогатая – лавка и обломки стола лежат, и все. На стенах плесень и нездорового вида грибы, они и обломки маски – единственное, на чем нет слоя пыли. Небогато. Соучастник того же мнения. Он предлагает пойти к соседям, но я против, сначала надо здесь пошарить. После недолгого поиска обнаруживается лестница в погреб. В избе полумрак, ставни закрыты, а лестница ведет в почти полную темноту. Тянет оттуда сыростью и затхлостью, я очень живо вспоминаю свой недавний подземный склеп и говорю:
– Слушай, может, ты слазишь, а я пока покараулю?
– А свет?
Я достаю зажигалку – в ней еще зарядов двадцать, ставлю на режим «светлячок» и подаю Графу Он кивает и отважно спускается вниз, возится и потом зовет к себе. С некоторым неудовольствием приступаю к спуску. Ступеньки, правда, не скользкие, но держатся буквально на ниточках – то, чем перекладины к продольным слегам привязаны, иначе и назвать нельзя. Добравшись до пола, я оглядываюсь, вижу огонек и иду на него – четыре шага. Граф со светлячком стоит у здоровенной кадки, в которой под небольшим слоем плесени оказывается неплохая соленая репа, с голодухи она так и просто отличной кажется. Конечно, хлеба бы к ней не помешало добыть, но ничего, и так сойдет. Пока я набиваю живот, Граф ходит по углам подпола, довольно большого для такого дома. Он видит в темноте, естественно, лучше меня, и того, что он разглядывает, освещая крохотным огоньком, мне не видно.
– Мне кажется, – говорит наконец Граф, – что отсюда все вытаскивали разом, а кадку бросили, потому что уж больно тяжела была.
Я соглашаюсь, снимаю с себя рубаху, делаю куль и набиваю его репой. Рубашка немедленно промокает и начинает вонять.
– Тут какой-то ход, – голос эльфа из дальнего угла. И вправду, черный прямоугольник обозначает начало бревенчатого короба.
– Я почувствовал какой-то наговор, просто, не видя ничего, он был несложен, я его снял, оказалось, он от этого входа глаза отводил.
– А никаких ловушек нет?
– Нет, нет. Пойдем?
Я киваю. Ход идет сначала прямо, потом загибается – параллельно деревенской улице, как я понимаю, а потом сбоку подходит еще один коридор, что решительно не нравится ни мне, ни Графу. Дальше – резко вниз, снова прямо и снова вниз, потом петляет так, что я всю ориентировку потерял. Снова долго и прямо, а потом Граф вдруг резко шепчет:
– Погаси огонек! – я беру у него зажигалку и убираю подачу смеси. На ощупь мы проходим еще один заворот, брезжит свет, еще зигзаг и стоп. Последний прямоугольник бревен обрывается в огромный круглый зал, он в поперечнике метров под сотню, другую стену и разглядеть трудновато. Свет дают несколько дыр в перекрытии – каменном куполе, они расположены безо всякой системы и однообразия формы. До потолка зала метров двадцать, он сложен из грубо отесанных камней величиной с лошадиную голову. Я не вижу, как они тут держатся, видимо, просто на плотности кладки. Если хоть один подастся, то неплохой дождичек получится. Мне от таких мыслей не по себе, а вот Граф вверх и не смотрит даже. Он, осторожно ступая по слежавшемуся сухому песку, идет к центру зала. Там стоит невысокая пирамидка серого камня с этаким серебряным ежиком на вершине. Из песка у подножья бьет фонтанчик светлой и чистой воды, ручеек от него прямой лентой уходит к стене и исчезает в щели между камнями. Граф уже перед пирамидкой, стоит, понурив голову, и молчит. Я так понимаю, что ему сейчас не до расспросов-разговоров, и тоже иду в зал, но не к центру, а вдоль стены. Все сооружение создает атмосферу торжественности и величия, которую портит только запах рассола, распространяющийся волнами при каждом моем движении. Глядя вдоль стены, я вдруг натыкаюсь на явную дверь, каменный блок размером чуть меньше меня в высоту и чуть больше – в ширину. Сзади Граф подходит, весь грустный. Я спрашиваю:
