Майор запаса - Маккефри Энн (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
Шон Шонгили поднял над головой руки — и малейший шум в зале затих.
— Это — майор Янаба Мэддок, — объявил он и медленно обвел взглядом зал, чтобы убедиться, что все слушают с должным вниманием. — Вы все ее знаете. Она будет петь. — Сказав так, Шон, как ни странно, торжественно поклонился залу и предложил Яне сесть на одинокий стул, который кто-то заблаговременно водрузил на самую середину помоста.
Ноги у Яны подкосились, она безвольно соскользнула на стул и почувствовала, как жесткое сиденье болезненно впилось в ее крестец. Петь? Они что, думают, что она будет сейчас петь?
Тут раздались негромкие, гулкие удары. Яна увидела у Шона в руках бубен. Он тихонько барабанил пальцами по туго натянутой коже. Яна моргнула и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, начала нараспев читать стихи, которые сложились у нее после ночи у горячих источников. Она не повторяла их с той самой ночи, после которой миновала уже не одна неделя, когда Шон терпеливыми уговорами вынудил ее записать на диктофон рассказ о Бремпорте и эти стихи. Но, как бы то ни было, слова лились плавно и без запинки, те самые, нужные слова, в правильном ритме, под удары бубна — и это она их говорила. И Яна перестала обращать внимание на то, что ее окружало. Она вся была сейчас там, в Бремпорте, она заново переживала те несколько невообразимо кошмарных минут дикого ужаса и опустошающей беспомощности. Яне все время казалось, что она не сможет произнести больше ни слова — нестерпимо болело в груди, горло сжимали спазмы, из глаз лились слезы, которые она и не пыталась вытирать. Она жалела, что не успела опьянеть еще сильнее, чтобы легче пережить то, что с ней сейчас творилось.
Яна слышала свой голос как будто со стороны. Она никогда не думала, что у нее может быть такой голос — сильное контральто, такое богатое и глубокое. Она даже не задумывалась над смыслом тех слов, которые поет — до тех пор, пока не дошла до последних строк:
Когда последние отзвуки песни растаяли в тишине зала, Яна склонила голову. Слезы продолжали катиться по щекам и капали на ладони. Она не могла пошевелиться и совершенно не знала, что надо делать дальше. Может, Шон поможет, подскажет?
Поверх ее рук легли чьи-то мозолистые, натруженные ладони, тихонько сжали и отстранились, но только для того, чтобы уступить место следующей паре рук. Когда уже третий человек подошел и пожал ей руки, Яна подняла голову — потому что эти прикосновения были как благословение, от которого исцелялась, таяла ее скорбь, высыхали слезы. Яна смогла даже улыбнуться, когда следующая пара осиротевших после Бремпорта родителей подошла пожать ей руки и так, без слов, выразить свою признательность. Их лица были залиты слезами затаенного горя, и от этих родительских слез Яне стало легче, боль в груди отпустила, тугой ком в горле растаял без следа.
Когда этот небольшой ритуал завершился, Шон подхватил Яну под руку и, не говоря ни слова, повел прямо к бочке с пуншем. Там Клодах собственноручно наполнила кружку золотистым напитком и, выразив благодарность и одобрение торжественным, церемонным поклоном, протянула кружку Шону, который так же торжественно передал напиток Яне.
Потом Шон крепко обнял Яну за плечи и повел к появившемуся как по волшебству свободному месту на лавке у стены. Они сели рядом, их плечи соприкасались, и ее нога была совсем рядом с бедром Шона. У Яны было такое чувство, будто ее выжали, как лимон, однако это чувство не было неприятным, она даже ощущала необъяснимый душевный подъем. Скорбь ушла, оставив по себе лишь умиротворение и бесконечный покой. Яна сидела, склонив голову, и маленькими глотками пила пунш. Ей ни с кем не хотелось встречаться взглядом, она просто наслаждалась тем, что Шон Шонгили назвал “исцелением”.
По залу пронесся легкий шорох, зазвучали приглушенные голоса, и Яна подняла голову — Банни вела Диего к помосту.
— Это Диего Метаксос, — представила юношу Баника, подняв руки над головой и медленно обведя взглядом зал — точно так же, как это сделал до нее Шон Шонгили. — Он должен спеть песню.
Яна надеялась, что в свое время держалась с таким же хладнокровием и самообладанием, как сейчас Диего. Юноша не плюхнулся, а грациозно присел на стул и сложил руки на коленях.
Последние слова юноша сказал с горькой иронией. У него оказался на удивление сильный, звонкий тенор, хотя Яна подозревала, что парню никогда раньше не приходилось петь перед публикой.
Допев песню до конца, Диего вскинул голову и протянул вперед раскрытые ладони, прося, чтобы ему ответили.
Это началось как негромкий, неразборчивый говор, который становился все громче, по мере того как все новые люди присоединяли свои голоса к хору отвечающих, по мере того как все больше людей начали ритмично постукивать ногами по полу. Грохот становился все громче и достиг такой силы, что Яне даже захотелось прикрыть уши руками. Но если бы она так сделала, то не расслышала бы ответа:
— Мы верим! Мы верим! Мы верим!
И Яна вскочила и крикнула вместе со всеми:
— Мы верим!
Потому что она не сомневалась, что мальчик говорил правду. Вдруг люди по всему залу поднялись и устремились к Диего. Банни стояла рядом с ним на возвышении для певцов и крепко обнимала его за плечи. И Диего вскрикнул — с тем же чувством невероятного облегчения, которое незадолго до этого пережила Яна.
Вероятно, песни в инуитской манере специально рассчитаны на такой эффект.
Яна все еще была во власти чувств, навеянных песней Диего Метаксоса, когда совершенно неожиданно, у самого ее уха раздался голос, и это был голос не Шона Шонгили.
— Это действительно очень трогательно... Это был голос Торкеля Фиске, который непонятно как оказался возле нее. Торкель легонько тронул Яну за плечо, чтобы она к нему не поворачивалась. Шона Шонгили рядом уже не было.
— Да, очень трогательно. Я так рад, что уговорил Джианкарло отпустить мальчика на эту вечеринку. Очевидно, ему крайне необходимо было найти выход своим эмоциям. Весьма любопытно, что поселяне согласились с мальчишкой — когда он в такой своеобразной поэтической манере принялся утверждать, что тот бессмысленный вздор, который несет в бреду его отец, — чистая правда.
