Тени у порога - Поляшенко Дмитрий (книги онлайн полные .TXT) 📗
Движение рук Трайниса вдруг ускорилось и он сунул готовый факел в костер.
— Тогда почему все они висят примерно на одном расстоянии от земли? Как раз на уровне морды прямоходящего.
Вадковский сказал:
— Гинтас, планета чужая. Может быть, это местные огни Эльма, крошечные шаровые молнии, светобоящиеся светлячки... что угодно.
— Эльфы, — угрюмо кивнул Лядов. — Местные.
— Я знаю, что это, — твердо сказал Вадковский.
— Что же? — с подозрением спросил Трайнис.
— Это типичный псевдоноогенный феномен.
— Не вижу в нем ничего разумного. Вот если бы огни сложились в транспарант: «Привет вам, братья по разуму».
— «Привет тебе, Рома», — сказал Лядов.
— Ага. Привет тебе, Рома, от светлячков.
— Дети, — вздохнул Вадковский. — Сущие дети.
Трайнис вытащил занявшийся факел из огня, замахнулся — Лядов и Вадковский прижались к стене.
Внезапно огоньки засуетились все разом и стали исчезать один за другим.
В крошечной пещерке повисла недоуменная тишина. Трещал и чадил замерший в воздухе факел. Огоньки в лесу гасли быстро, как от цепной реакции.
— Как будто услышали, — прошептал Лядов.
— Бред, — сказал Трайнис, во все глаза смотря на склон. Но ни чья-то фигура, ни тень не потревожили разбросанные по склону, уже начинавшие гаснуть многочисленные язычки пламени. Если что и находилось среди деревьев вокруг холма, то теперь оно быстро удалялось прочь, в глубь чащи. Трайнис неуверенно бросил факел в начавший утихать костер.
Еще с час сидели, прислушивались, выжидали, готовые ко всему. Непонятное происшествие подействовало не слабее, чем дневная стычка на Обезьяньем холме. Сложность системы — все уже не сговариваясь использовали этот термин Вад-ковского — происходящего на Камее незаметно превзошла некий порог, за которым простые объяснения казались дилетантством.
Факелы, разбросанные по склону, догорели.
Невероятно слипались глаза. Трайнис клевал носом перед костром, то и дело роняя на грудь голову. Скоро будут сутки, как они в пути. Сутки?.. Кажется, прошла уже неделя. Как-то начинаешь понимать людей, могущих спать стоя с открытыми глазами. В конце концов Трайнис яростно потер ладонями лицо, открыл контейнер и дал каждому выпить по глотку воды из аварийного запаса.
— Слава, поспи, — не оборачиваясь, чтобы скрыть зевок, сказал Трайнис.
— Уже спит, — ответил Вадковский.
Трайнис обернулся.
Лядов лежал на остатках поленницы с медленно кренящейся флягой в руке. Приоткрытые сухие губы, на усталом лице умиротворение, как после честно выполненного дела.
— Ты тоже ложись, Ромка. Разбужу. — Трайнис осторожно забрал флягу из безвольных Славиных пальцев.
— Потерпим, — весело сказал Вадковский. Оторвав кусок подкладки комбинезона, он принялся протирать пистолет, поглядывая наружу. — Враг, понимаешь, не дремлет.
Трайнис посмотрел на Вадковского: покрасневшие глаза, осунувшееся лицо. Прежний веселый Роман слабо угадывался сквозь грязь и усталость. Ушла беззаботность, появилась холодная деловитость. «А ведь ему нравится», — с удивлением подумал Трайнис. Похоже, человек занимается своим делом. И где? Не на комфортной Земле, а на мало кому известной планете — в грязи, холоде и опасности.
На Трайниса опять накатило ощущение неуместности, невозможности происходящего. «Я старше обоих на два года. Мы, конечно, уже не дети, но, ей-богу, то, что сейчас происходит, недопустимо. Нельзя тыкать человека в оборотную сторону жизни. Почему нельзя? А чтобы не повторил он то, что давно перемелено и поглощено историей. Ни к чему это. Поэтому, наверное, и закрыта генетическая память — зря стараются ее взломать экзистенциалисты. Человеческая история замешана на боли и крови. Доброе надо помнить, а главное — не помнить зла. Не сможет сделать ничего толкового человек, отягощенный кровавой памятью предков. Не выдержит. Да и свой предельный опыт не всегда на пользу — тоже можно сломаться, причем незаметно, однажды приняв трусость за житейский опыт, слабость — за мудрое недеяние. А мы сейчас настырно лезем именно в эту приотворенную Лядовым дверь прошлого. Ведь с ерунды все началось. Не знаю, что былсу Славки на уме, но мы с Романом просто решили развлечься по-новому, прошвырнуться на звездолете, устроить пикник в незнакомом месте. Прошвырнулись. Устроили. И увязли». Трайнис вспомнил, как неожиданно легко входило лезвие тесака в шею обезьяны-рептилии. Желудок мгновенно подпрыгнул к горлу. Трайнис сплюнул в костер горькую слюну и совершенно ясно увидел, что он был прав, сделав самый первый заход на симулятор, когда он получил полное медицинское подтверждение пригодности к работе пилотом дальнего космоса. Так ведь недоволен остался, прошел еще десять тестов на смежные профессии. Все искал себя. Даже напросился по знакомству — через дядю Кирилла — в настоящий, правда совершенно неопасный, плановый рейд в связке десантников. Но теперь тот рейд можно с чистым сердцем не считать. Так, прогулка с друзьями по лужайке среди кроликов. Даже нет — просмотр фильма в мягком кресле и домашних тапочках это был. Десантником надо быть везде, а не только за броней штурмового глайдера. Похоже, я слишком люблю надежность и совершенство во всем. Надежные друзья, надежная техника, надежный мир. Надежная Земля. С десантом не сложится, это ясно. Он прислушался к этой мысли. Легкое огорчение трепыхалось где-то на задворках. Ничего, потерпишь. Своим делом надо заниматься. Затерянный на чужой планете, перед одиноким костром, оставив за спиной не одно смертельно опасное мгновение, человек получает способность мыслить быстро и конкретно, испытывать только сильные, безусловно искренние чувства. Что ж, техника подвела. Зато дружба выдержала. В груди потеплело, словно он глотнул вина. Но не дай бог всем проверять дружбу таким способом — может не выдержать. Лучше просто дружить. Ладно, не расслабляться. Дружбу, будем считать, проверили. Осталось проверить мир. Не верю, что мы так и будем идти и идти по бесконечной чаще, как по чужому сну. Трайнис потер глаза, заплывшие тяжелыми веками, и сурово уставился в темноту.
Вадковский звякнул железом и тоже стал смотреть в ночь.
Так они сидели, смотря мимо костра каждый на свою половину склона. Там слабо тлели редкие искры сгоревших факелов.
— Ромка, потрави что-нибудь, а то усну.
Вадковский, позевывая, начал рассказывать. Кажется, начал он с самого детства. У Трайниса не было сил вслушиваться. Просто было приятно слышать человеческий голос. А если бы даже вслушивался, все равно пропустил бы половину — то и дело на мгновение проваливался в сон.
Вадковский замолчал, Трайнис как раз вынырнул из омута сладких сновидений, повернул голову.
Вадковский, сонно помаргивая, глядел в ответ.
— Ты как? — спросил Трайнис.
Вадковский закрыл глаза, кивнул и голова упала на грудь. Он ровно засопел. Трайнис протянул руку, потряс Романа за плечо. Тот сразу вскинулся, метнул вокруг молниеносный взгляд. Узнал, чуть расслабился.
— Наверное, так чувствует себя обесточенный кибер, — невнятно сказал Вадковский. Со стоном поднялся на затекших ногах. — Не могу больше. Пойду освежусь.
Он шагнул из пещеры в темноту. Тут же раздался его крик:
— Гинтас!
— Что?!
Сон как влажной тряпкой стерли.
— Мороз исчез. И звезды... гаснут.
У Трайниса жутко ухнуло сердце, и он вскочил, ударившись о потолок пещеры.
Прижавшись плечом к плечу, держа руки на пистолете и тесаке соответственно, то и дело расталкивая друг друга, они следили за тем, как умирает костер. Распался на угольки последний кусок коры. Все было сожжено. Несколько полотнищ остались в подстилке на холодном песчаном полу — два больших куска под спящим Лядовым и по маленькому кусочку под каждым из них. Угольки гасли, пуская струйки дыма, синие язычки пламени нервно и обреченно перебегали по кострищу. Все покрывал легкий пепел.
Костер погас. Без костра пещера сразу остыла.
Через остывающее кострище потек утренний воздух — свежий, сырой, зябкий. Но не мороз. Куда-то делась антарктическая стужа. Это не радовало — спать хотелось так, что было все равно.
