Журнал «Если», 1995 № 03 - Браннер Джон (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗

Его рука на мгновение застыла в нерешительности, а потом он повернул пистолет в мою сторону и выстрелил практически в упор.

Моя грудь взорвалась, и мир исчез.

Вот вам и хороший конец!

9

Иногда бывает очень полезно остановиться и поразмышлять о тех преимуществах, которые можно извлечь из современной системы высшего образования.

Я полагаю, что их все можно сложить к ногам моего святого патрона, президента Гарварда Элиота. Именно он, еще в 1970 году, посчитал, что следует несколько ослабить строгость академических требований. Что и сделал, а уходя, забыл запереть за собой дверь. Почти тринадцать лет я каждый месяц возносил ему мою благодарность в тот наполненный приятными эмоциями момент, когда открывал конверт, где лежал чек. Элиот был тем человеком, который ввел систему свободного выбора курсов, пришедшую на смену жесткому набору обязательных предметов. И, как это часто бывает в таких случаях, результаты превзошли все ожидания. Нынешняя ситуация, в частности, позволяла мне спокойно оттачивать свой интеллект, не скучать и следовать за прихотливо мерцающими звездами ускользающего знания. Иными словами: если бы не он, у меня, скорее всего, не было бы ни времени, ни возможности изучить весьма любопытные и поучительные привычки Ophrys speculum и Cryptostylos leptochila, с которыми я познакомился на ботаническом семинаре. Давайте посмотрим правде в глаза: я был обязан этому человеку многим: и тем, что мог вести столь замечательный образ жизни, и другими приятными моментами. И меня никак нельзя было назвать неблагодарным. Что же до того, что я не могу отплатить ему добром за добро, — тут я не в силах ничего изменить.

Кто такой Ophrys? Или это она? И почему все обожают ее? A Cryptostylos? Я рад, что вы спросили. В Алжире живет насекомое, похожее на осу, известное под именем Scolia cilata. Оно спит всю зиму в своем гнезде, устроенном в песке, а в марте пробуждается. Самка этого насекомого, что не является таким уж редким явлением среди перепончатокрылых, продолжает спать еще месяц. Самец, естественно, начинает испытывать беспокойство и направляет свой близорукий взгляд в другие дали. И вдруг! Что расцветает как раз в это время здесь, неподалеку? Конечно же, грациозная орхидея Ophrys speculum, чьи цветы поразительно похожи на тело самки заинтересовавшего нас насекомого. Остальное совсем нетрудно предсказать. Именно таким образом происходит опыление орхидеи, поскольку самец осы летает от цветка к цветку и дарит им свое внимание. Оукс Эймс назвал этот процесс псевдокопуляцией, симбиотической связью двух совершенно разных репродуктивных систем. Орхидея Crytostylis leptochila точно так же и с той же целью соблазняет самца осы наездника, правда, она при этом достигает невероятных высот в своей изощренности, поскольку испускает точно такой же запах, что и самка соблазняемого ею наездника. Коварная. Восхитительная. В строго философском смысле можно говорить о разнообразных сторонах морали. Именно для этого и нужно образование. Если бы не мой дорогой замороженный дядюшка и если бы не президент Элиот, я, вполне возможно, никогда не смог бы испытать те восхитительные ощущения, что дарят нам знания.

Вот например, когда я лежал там, все еще не совсем понимая, где находится это «там», я вспомнил занятия, посвященные орхидеям, и одновременно меня коснулись совсем непонятные и необъяснимые звуки и оттенки цвета. Я моментально пришел к следующему выводу: часто вещи не являются тем, чем кажутся, впрочем, иногда это не имеет никакого значения; человеческое существо можно обидеть множеством самых отвратительных способов, которые непосредственно задевают его спинной мозг.

К этому моменту я уже начал робко изучать среду, в которой оказался.

«Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!» и снова «Ой-ой-ой!» произносил я — как долго это продолжалось, я вряд ли смог бы сказать. Неожиданно среда откликнулась на мои стенания, всунув термометр мне в рот и принявшись считать мой пульс.

— Пришли в себя, мистер Кассиди? — спросил голос.

— Блюм, — ответил я, силясь рассмотреть лицо медсестры и поспешно прикрыв глаза, как только мне это удалось.

— Вам очень повезло, мистер Кассиди, — сказала она, вынимая термометр. — Я пойду позову доктора. Он с нетерпением ждет возможности поговорить с вами. А вы полежите спокойно. Не напрягайтесь.

Поскольку я не испытывал особого желания соскочить с кровати и заняться зарядкой, мне было совсем нетрудно выполнить ее приказание. Я еще раз попробовал оглядеться по сторонам, на этот раз все выглядело совершенно нормально. Понятие, «все» включало в себя больничную палату на одного человека и меня на кровати, которая стояла у стены возле окна. Я лежал на спине и довольно быстро сумел обнаружить, до какой степени моя грудь замотана в бинты и пластырь. Представив себе, что повязку когда-нибудь будут снимать, я невольно поморщился.

Несколько минут спустя мне показалось, что здоровенный молодой парень в белом халате внес в палату улыбку и доставил ее прямо к моей постели. Переложив мою карточку из одной руки в другую, он потянулся ко мне. Я решил, что его заинтересовал мой пульс, но доктор схватил мою руку и начал ее изо всех сил трясти.

— Мистер Кассиди, я доктор Дрейд, — представился он. — Мы встречались с вами раньше, но вы этого не помните. Я вас оперировал. Рад, что вы можете пожать мне руку. Вы очень везучий человек.

Я откашлялся, и мне стало больно.

— Это приятная новость, — выдавил я.

Доктор взял мою карточку.

— Поскольку ваша рука находится в такой прекрасной форме, — заявил доктор, — не могли бы вы поставить подпись вот на этих бумагах?

— Минутку, — сказал я. — Мне ведь даже не известно, что вы со мной делали. Так что я не собираюсь ничего подписывать.

— О, это вовсе не то, о чем вы подумали, — пояснил доктор. — Я просто хотел получить разрешение воспользоваться своими заметками и фотографиями для статьи, которую хочу написать.

— Для какой статьи? — спросил я.

— Статьи, посвященной причине, которая позволила мне назвать вас очень везучим человеком. Вам ведь выстрелили в грудь, знаете ли.

— Ну, это я понял.

— Любой другой человек на вашем месте был бы уже покойником. Только не старина Фред Кассиди. А знаете почему?

— Скажите мне.

— Сердце у вас совершенно необычное.

— Да?

— Вы что, до сих пор не знали об особенностях своей системы кровообращения?

— Ну не совсем, — замялся я. — Правда, до сих пор мне еще никто не стрелял в грудь.

— Так вот, ваше сердце является зеркальным отображением обычного. Vena cavae [12] выполняет функцию аорты, а легочная артерия получает кровь из левого желудочка. Ваши легочные вены несут свежую кровь в ушко правого предсердия, а правое предсердие качает ее через дугу аорты, которая сдвинута вправо. Правые камеры вашего сердца, следовательно, имеют более плотные стенки, которые у обычных людей расположены слева. Если бы кому-нибудь выстрелили туда же, куда попали вам, было бы поражено левое предсердие, или, возможно, аорта. В вашем же случае пуля, прошла на безопасном расстоянии от infirior vena sava [13].

Я снова закашлялся.

— Пуля, конечно, причинила вам вред, — продолжал доктор. — Дырка в груди у вас все-таки есть. Я ее довольно аккуратно заштопал. Вы скоро встанете на ноги.

— Отлично.

— Так как же насчет вашей подписи…

— А? Ладно. Все для науки и прогресса, и тому подобное.

Подписывая бумаги и раздумывая о том, под каким углом летела пуля, я спросил доктора:

— А как я сюда попал?

— Вас привезла в приемный покой полиция, — ответил доктор Дрейд. — Они не проинформировали нас о причинах перестрелки.

— Перестрелки? И сколько же было выстрелов?

— Хм, всего семь. Знаете, я вообще-то не имею права обсуждать других больных.

Моя рука застыла над листком бумаги.