Миры Роджера Желязны. Том 11 - Желязны Роджер Джозеф (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Мужчина и женщина приблизились к стене, отделяющей развалины от берега, пробрались сквозь пролом, как коммандос, чтобы взять приступом полоску пляжа длиной в четверть мили. Здесь песок был не так чист, как на городских пляжах, где его раз в три дня заменяли свежим, зато тени тут были удивительно резкими, а у воды лежали плоские камни, удобные для раздумий.
— А ты обленилась, — заметил он, сбрасывая туфли и зарывая пальцы ног в холодный песок. — Не захотела идти в обход.
— Да, я обленилась, — согласилась женщина. Они разделись и направились к воде.
— Не толкайся!
— Вперед! Наперегонки до скал! На этот раз он победил.
Они нежились на лоне Атлантики, как самые обычные купальщики любой эпохи.
— Кажется, так и осталась бы здесь навсегда.
— Сейчас холодные ночи. К тому же здесь часто бывают штормы, запросто может унести в море.
— Если бы всегда было, как сейчас, — поправилась она.
— «Verweile doch, du bist so schon» [26], — процитировал мужчина. — Помнишь Фауста? Он проиграл. Проиграет и Спящий. Я тут как-то перечитывал Юнгера… Эй! В чем дело?
— Ни в чем.
— Девочка, что-то тут не так. Я же вижу.
— Какая тебе разница?
— Что значит — какая разница? Ну-ка, выкладывай! Ее рука, словно мост, перекинулась через маленькое ущелье между каменными плитами и нашла его руку. Он повернулся на бок, с тревогой глядя на влажный атлас ее волос, смеженные веки, впалые пустыни щек и кроваво-красный оазис рта. Она сильнее сжала его руку.
— Давай останемся здесь навсегда, несмотря на холод и штормы.
— Ты хочешь сказать…
— Что мы можем сойти на этой остановке.
— Понятно. Но…
— Но тебе не хочется? Тебе нравится этот великий розыгрыш?
Он отвернулся.
— Кажется, в ту ночь ты был прав.
— В какую ночь?
— Когда сказал, что нас дурачат. Что мы — последние люди на Земле и пляшем перед пришельцами, которые наблюдают за нами по непостижимым для нас причинам. Кто мы, как не образы на экране осциллографа? Мне смертельно надоело быть предметом изучения.
Мужчина не отрываясь глядел на море.
— Мне сейчас очень нравится в Круге, — сказал он. — Поначалу я был к нему амбивалентен. Но несколько недель, то есть лет, тому назад я побывал на своем прежнем рабочем месте. Теперь там все иначе. Масштабнее. Совершеннее. И дело не в том, что там появились устройства, о которых пятьдесят — шестьдесят лет назад я даже мечтать не смел. Пока я там находился, меня не оставляло странное чувство… Я беседовал с малюткой Тенгом, главным технологом, который по части болтовни не уступит Юнгеру. Я не слушал его, а просто смотрел на все эти тандем-резервуары и узлы механизмов, и внезапно понял, что когда-нибудь в одном из этих корпусов, среди сумрака и блеска нержавеющей стали, из стекла, пластика и пляшущих электронов будет создано нечто. И это нечто будет таким прекрасным, что мне очень хотелось бы присутствовать при его рождении. Это было лишь предчувствие; я не назову его мистическим опытом или чем-нибудь в этом роде. Но если бы то мгновение осталось со мной навсегда… Как бы то ни было, Круг — это билет на спектакль, который я мечтаю посмотреть.
— Милый, в сердце человека живут ожидание и воспоминания, но не мгновения…
— Может быть, ты и права. — Наклонясь над водой, Мур поцеловал кровь ее рта.
«Verweile doch… du bist so schon…»
…Они танцевали…
…На Балу, завершающем все Балы…
Заявление Леоты Мэйсон и Элвина Мура ошеломило Круг, собравшийся в канун Рождества. После роскошного обеда и обмена яркими и дорогими безделушками погасли огни. Гигантская новогодняя елка, венчающая прозрачный пентхауз, сияла в каждой растаявшей снежинке на стекле потолка, словно Галактика в миниатюре.
Все часы Лондона показывали девять вечера.
— В Рождество — свадьба, в канун Крещения — развод, — сказал кто-то во тьме.
— Что они будут делать, если их вызовут на «бис»? — шепотом спросил другой.
Кто-то захихикал, затем несколько голосов фальшиво и нестройно затянули рождественский гимн.
— Сегодня мы в центре внимания, — усмехнулся Мур.
— Когда мы с тобой танцевали в «Сундуке Дэви Джонса», они корчились и блевали на пол.
— Круг нынче не тот, что прежде, — заметил он. — Совсем не тот. Сколько появилось новых лиц. Сколько исчезло знакомых? Куда уходят наши люди?
— На кладбище слонов? — предположила она. — Кто знает.
— «Сердце — это кладбище дворняг, скрывшихся от глаз живодера. Там любовь покрыта смертью, как глазурью, и псы сползаются туда околевать…» — продекламировал Мур.
— Это Юнгер?
— Да. Почему-то вспомнилось.
— Лучше бы не вспоминалось. Мне не нравится.
— Извини.
— А где сам Юнгер? — спросил он, когда мрак рассеялся и люди встали с кресел.
— Наверное, возле чаши с пуншем. Или под столом.
— Под стол ему вроде бы рановато. — Мур поежился. — Между прочим, что мы здесь делаем? Почему ты потребовала, чтобы мы прилетели на этот Бал?
— Потому что сейчас — сезон милосердия и любви…
— И веры, и надежды, — с усмешкой подхватил он. — На сантименты потянуло? Хорошо, я тоже буду сентиментален. Ведь это так приятно.
Он поднес к губам ее руку.
— Прекрати.
— Хорошо.
Он поцеловал ее в губы. Рядом кто-то расхохотался. Она покраснела, но не отстранилась.
— Решила выставить меня на посмешище? — спросил он. — И себя? Учти, я не остановлюсь на полпути. Объясни, зачем мы явились сюда и на весь мир заявили о своем уходе? Мы могли бы просто исчезнуть. Проспали бы до весны, а затем…
— Нет. Я — женщина. Для меня Бал, последний в году и в жизни, — слишком большой соблазн. Мне хотелось надеть на палец твой подарок. Мне хотелось видеть их лица и знать, что в глубине души они нам завидуют. Нашей смелости и, может быть, нашему счастью.
— Ладно. Я пью за это. И за тебя. — Он поднял и осушил бокал. В павильоне отсутствовал камин, куда можно было бы его красиво бросить, поэтому Мур поставил его на стол.
— Потанцуем? Я слышу музыку.
— Подожди. Посиди спокойно, выпей еще. Когда все часы Лондона пробили одиннадцать, Леота поинтересовалась, где Юнгер.
— Ушел, — ответила стройная девушка с фиолетовыми волосами. — Сразу после ужина. Наверное, несварение желудка. — Она пожала плечами. — А может, отправился на поиски «Глобуса».
Леота нахмурилась и взяла со стола бокал.
Потом они танцевали… Мур не видел павильона, по которому двигался в танце, не замечал сотен безликих теней… Для него они были персонажами прочитанной и закрытой книги. Сейчас для него существовали только танец и женщина, которую он держал в объятиях.
«Я добился, чего хотел, — подумал он, — и, как прежде, хочу большего. Но я преодолею себя».
Стены павильона были облицованы зеркалами. В них кружились сотни Элвинов Муров и Леот Мэйсон. Так они кружились вот уже семьдесят с лишним лет на всех Балах Круга: в «Небесном Приюте» среди тибетских снегов и в «Сундуке Дэви Джонса», на околоземной орбите и в плавучем дворце Канаяши, в пещерах Карлсбада и в древнем дельфийском храме. Но этот рождественский Бал для них был последним. «Спокойной ночи, леди, спокойной ночи, леди…»
Леота молчала, прижимаясь к Муру. Ее дыхание обручем охватывало его шею.
«Спокойной ночи, спокойной ночи, спокойной ночи», — слышал он собственный голос.
Они ушли в полночь, с первыми ударами колоколов. Садясь в такси, Мур сказал водителю, что они устали и вернутся пораньше.
Они объехали стратокрейсер и высадились возле «Стрелы», на которой прилетели сюда. Ступая на пушистое белое руно, покрывающее взлетно-посадочную площадку, мужчина и женщина приблизились к меньшему кораблю и поднялись по трапу.
— Может быть, сделать освещение более ярким? Или, наоборот, менее ярким? — спросил голос, когда Лондон с его часами и знаменитым мостом исчез во мраке.
— Менее.
26
Остановись, мгновенье, ты прекрасно (нем.).