Миры Роджера Желязны. Том 11 - Желязны Роджер Джозеф (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗

Вскоре от холода заныли пальцы, но Мур не двигался. Ему хотелось вмерзнуть в пейзаж, стать памятником самому себе. Он призывал дьявола, предлагая ему душу в обмен на возможность вернуться с Леотой в родной Фриско и заняться прежним делом. У него, как у Юнгера, возникло ощущение, будто он постиг мудрость веков, которой невозможно найти применение.

Наконец ледяной ветер согнал Мура с места. Он перебрался к фонтану, над которым высился не то спящий, не то мертвый Пан. «Холодный сон» богов… Когда-нибудь Пан проснется и заиграет на свирели, и лишь ветер среди высоких колонн будет вторить ему да шаркающая поступь потревоженного робота-смотрителя. К тому времени люди позабудут мелодии праздников. В крови самых злобных и раздражительных из них врачи найдут вирус злобы и раздражительности и создадут против него вакцину. Машина легкомыслия, лишенная эмоций, будет постоянно генерировать в сердцах людей, погруженных в сладкие сны, ощущение радости. И не найдется среди потомков Аполлона никого, кто сможет хотя бы повторить древний клич, разносившийся над водами Понта много рождественских ночей тому назад.

Пожалуй, напрасно он поспешил расстаться с Юнгером. Сейчас Муру казалось, что он видит мир глазами этого человека. Поэт явно боялся будущего. «Но все-таки, почему он не уходит из Круга? Может быть, получает мазохистское наслаждение, видя, как сбываются его ледяные пророчества?»

Стряхнув с себя оцепенение, Мур направился к каменной ограде сада. Замерзшие пальцы ног болели, и он побежал трусцой.

Наконец он остановился. Перед ним лежал мир, похожий на ведро, заполненное водой. В воде отражались звезды. Мур стоял на ржавом краю ведра и глядел на каменные плиты, на которых они с Леотой загорали несколько дней (месяцев) тому назад. В тот раз он рассказывал ей о своих агрегатах. Он по-прежнему верил, что когда-нибудь его детища превратятся в огромные и прекрасные сосуды для жизни. Но сейчас он, как и Юнгер, опасался, что к тому времени мир утратит что-то очень важное, и чудесные новые сосуды, увы, будут заполнены не до краев. Мур убеждал себя, что Юнгер ошибается, что своенравный век вовсе не обязан осуществлять его выморочные пророчества и у Пана, когда он заиграет на свирели, кроме робота-смотрителя, найдутся и другие слушатели. Он изо всех сил старался в это поверить.

В океан упала звезда, и Мур посмотрел на часы. Было поздно. Он повернулся и направился к пролому в стене.

В клинике ему встретился Джеймсон — высокий, тощий, с кудрями херувима и глазами полной его противоположности. Джеймсон зевал, уже получив укол снотворного.

— А, Мур, — ухмыльнулся он, глядя, как Мур снимает пальто и фрак и закатывает рукав сорочки. — Решил провести медовый месяц на холодке?

В сухонькой ручке врача щелкнул безыгольный инъектор. Мур потер саднящее предплечье.

— Допустим, — ответил он, смерив презрительным взглядом не совсем трезвого Джеймсона. — А тебе какое дело?

— Не пойму я тебя… Знаешь, если б я женился на Леоте, то ни за какие коврижки не полез бы в «бункер». Разве что…

Из горла Мура вырвалось рычание. Он шагнул к Джеймсону. Тот попятился.

Мур вздрогнул от боли — врач схватил его за то место на руке, куда был сделан укол.

— Ладно, — сказал Мур. — Спокойной ночи. Проспись хорошенько.

Он шагнул к двери. Врач разжал пальцы. Мур опустил рукав сорочки и снял с вешалки фрак и пальто.

— Совсем рехнулся! — крикнул ему вдогонку Джеймсон.

Идти в «бункер» Муру не хотелось. Если бы не встреча с Джеймсоном, он провел бы в клинике полчаса, ожидая, пока подействует укол. Сейчас же вместо этого прошел по широким коридорам к лифту, поднялся на этаж, где находились «бункеры». Возле двери в свой «бункер» остановился в нерешительности. Здесь предстояло проспать три с половиной месяца. На этот раз ему не казалось, что он уснет всего лишь на полчаса.

Он набил трубку табаком. Решено: выкурит ее в комнате жены, ледяной богини. После укола следовало бы воздержаться от никотина, но Мур, как и все его знакомые курильщики, редко выполнял эту рекомендацию врача.

Мур пошел дальше по коридору и услышал вдруг частый стук. Он затих, едва Мур свернул за угол, затем возобновился. Через секунду снова наступила тишина.

Мур остановился возле двери в «бункер» Леоты. Сжимая в зубах чубук трубки, достал авторучку, зачеркнул на табличке фамилию «Мэйсон» и написал «Мур». Дописывая последнюю букву, он снова услышал стук. Доносившийся из комнаты Леоты.

Мур отворил дверь, шагнул вперед и застыл как вкопанный. В комнате спиной к нему стоял мужчина с киянкой в поднятой руке. Мур услышал его бормотание:

— …Розмарином прекрасное ее осыпьте тело… Унесите ее в наряде подвенечном в церковь… [27]

Мур стрелой метнулся к мужчине, схватил его за руку и вырвал киянку. Потом изо всех сил ударил его кулаком в челюсть. Юнгер налетел на стену и сполз на пол.

— Леота! — сказал Мур. — Леота…

Перед ним в заиндевелом саркофаге лежала белая статуя паросского мрамора. Крышка саркофага была поднята. Тело молодой женщины успело приобрести твердость камня, и на груди, пробитой колышком, не выступило крови. Только трещины и сколы, как на камне.

— Нет! — прошептал Мур.

Колышек был изготовлен из очень твердой синтетической древесины кокоболо, или из квебрахо, или из лигнумвита. Он не сломался…

— Нет! — повторил Мур.

Ее лицо в облаке волос цвета алюминия было безмятежным. На безымянном пальце Мур увидел кольцо — его свадебный подарок.

В углу послышалось бормотание.

— Юнгер, — еле слышно произнес Мур, — зачем… ты… это сделал?

— Вампир, — невнятно ответил поэт. — Завлекает мужчин на свой «Летучий голландец» и веками пьет из них кровь… Она — это будущее. Богиня с виду, а душа — как безжизненная пустыня… — Он уныло забубнил: — «Счастливей та, что рано умерла… Отрите ваши слезы… розмарином…» Она хотела оставить меня висящим в пустоте… А я не мог спрыгнуть с карусели, и у меня не было обручального кольца… Но никому не дано потерять того, что потерял я… «…И как велит обычай, унесите ее в наряде подвенечном в церковь…» Я думал, она вернется ко мне, когда устанет от тебя.

Мур ударил его киянкой по голове. Затем еще и еще раз. Потом перестал считать — в ту минуту его память не удерживала числа больше трех.

Потом он вышел из комнаты с киянкой в руке и побежал по коридорам мимо дверей, похожих на незрячие глаза, по ступенькам давно не хоженной лестницы…

Выбегая из дверей Обители сна, он услышал, как кто-то зовет его по имени. Но не остановился, даже когда выбился из сил, лишь перешел на шаг. Рука онемела, в боку кололо, легкие горели. Он взобрался на холм, постоял на вершине и спустился по другому склону.

Улицы Бального Города — дорогостоящего курорта, опекаемого Кругом, — были безлюдны, но окна светились, а за ними блестели елочные игрушки и мишура. Откуда-то доносились пение и смех. Услышав эти звуки, Мур еще острее ощутил одиночество. Ему казалось, что не он сам, а его душа, покинувшая тело, бредет по ночным улицам. «Наверное, так действует снотворное», — подумал он.

Ноги заплетались, веки словно налились свинцом. Мур с трудом преодолевал соблазн рухнуть в ближайший сугроб и уснуть. Заметив неподалеку церковь, он свернул к ней. Людей внутри не оказалось, но в церкви все же было теплей, чем на улице. Он приблизился к алтарю, на котором горело множество свечей, и, прислонясь к спинке церковной скамьи, долго рассматривал икону, изображающую сцену в хлеву: младенца, его мать и отца, ангелов и любопытный скот. Потом из его горла вырвалось клокотание, и Мур запустил в икону киянкой. Ругаясь и плача, он прошел шагов десять вдоль стены и сполз на пол, царапая ногтями штукатурку.

Его нашли в ногах у распятого Христа.

По пробуждении Мур обнаружил, что со времен его молодости судопроизводство значительно ускорилось. Этого требовали обстоятельства: население Земли так выросло в числе, что судьям, рассматривай они каждое дело с прежней тщательностью, пришлось бы трудиться круглые сутки.