Инъекция страха - Щеголев Александр Геннадьевич (читать книги без сокращений TXT) 📗
Короче говоря, он недолго трепыхался, не упорствовал в поисках правды.
Тем более, что страх его остался. Страх жил собственной жизнью, мешая человеку спокойно выходить на улицу, заставляя вздрагивать на каждый телефонный звонок и яростно шипеть, обращаясь к жене: «Если там Саша, меня нет дома!» Друг детства больше не звонил и не приходил, но от этого почему-то не становилось легче. Образ Саши с пистолетом сделался навязчивым, вечным, преследующим и днем, и ночью. Продолжали сниться сны – одни и те же. Перед выстрелом человек неизменно просыпался и о чем-то думал, что-то мучительно решал для себя, но утром ничего такого не помнил. Продолжало висеть объявление на внутренней стороне входной двери, удивляя друзей и знакомых. Родственники, впрочем, привыкли. Лишь Зоя частенько взбрыкивала – и по поводу дурацкого объявления, и по поводу телефонной истерии, нагнетаемой мужем. Приходилось ругаться. Хотя понятно, что ей не очень-то нравилось существовать в условиях осажденной крепости. Страх не отпускал крепко схваченную жертву. Ни днем, ни ночью.
Изредка возвращался прежний вопрос: в чем цель эксперимента, зачем все это понадобилось?
Или, например, такой: что толкнуло Сашу поучаствовать в подлости? Детские комплексы – месть, самоутверждение, уверенность, что настал его день, его час? Или, может, достаточно было приказа, который он инициативно выполнил? И существовал ли этот приказ, трижды остановивший руку убийцы? Чего Саша боялся – ведь он боялся! – и до какой степени пьяный оперативник был искренен, в какой части он разыгрывал комедию, развлекался, а в какой – выпускал на волю накопившуюся дрянь?
«Нет! – сам себе возражал Андрей. – Не развлекался он. Работал. Выполнял тяжелую, неблагодарную работу. Но может ли простой оперативник, пусть даже майор, быть таким незаурядным актером? Ведь надо было изобразить чудовище с такой убедительностью, чтобы в неотвратимость смерти поверили даже недоверчивые шишковидная железа на пару с гипофизом!»
Время летело, но ТОТ ДЕНЬ стоял за спиной, никак не отступал в прошлое.
Было ли Саше стыдно? Почему он являлся пьяным – из-за мук совести? Или это входило в сценарий, служило дополнительным средством устрашения? Почему выбрали именно Сашу, почему выбрали именно Андрея, почему, почему…
Прошел месяц. Ситуация внешне не менялась, человек продолжал бояться столь же самозабвенно. Но вдруг выяснилось, что все не так, все совсем не так, как он думал!
Странности начались, казалось бы, с обнадеживающих мелочей. Андрей снял месячной давности лозунг, раздражавший жену – тот, что запрещал впускать в квартиру кого бы то ни было. Это случилось буднично и незаметно, никакой вам торжественности. Хотя, откровенно говоря, ему пришлось преодолеть в себе что-то тяжелое, лязгающее чугунными цепями. К тому времени режим осажденной крепости значительно ослаб, гарнизон постепенно растерял надлежащую бдительность. Андрей уже и к двери подходил, если кто-то звонился, и по телефону отвечал – правда, только в тех случаях, когда был дома один.
Другое изменение касалось снов. Навязчивые картины, связанные с пистолетом, не просто остались, не просто обрели особую остроту и силу, но как бы поменяли полярность. Постепенно, незаметно – с минуса на плюс. Не было большего удовольствия, чем просыпаться за мгновение до неизбежного. Поразительно! Просыпаясь с криком, Андрей затем лежал и вспоминал ТОТ ДЕНЬ – вот, оказывается, что происходило с ним по ночам. Он научился управляться в такие моменты со своим рассудком, теперь он просыпался по-настоящему. Он вспоминал Все. И не было большего удовольствия, чем вновь и вновь прикасаться к Огромному и Невидимому – чтобы тут же отдергивать руку, ужасаясь.
Андрей ждал этих кошмаров, ставших за месяц привычными. Ждал, с каждым разом испытывая все возраставшее нетерпение. Стремился к ним, предвкушал их, осознавая дикость этих желаний. Что с ним происходило? Он не знал. Но что-то происходило, потому что ТОТ ДЕНЬ, бывший вчерашним, постепенно превращался в сегодняшний.
Более сильных ощущений, чем тогда, Андрей за свою жизнь не испытывал. Может, здесь крылась разгадка?
Сильные ощущения возвращались по ночам – не такие, как раньше, но все-таки. Ночь была обжигающе волнующей, тогда как остальное время суток было пустым и холодным. Чего-то не хватало. Наяву обжигающий кошмар казался не таким уж страшным, и это почему-то раздражало. Андрей вообще стал раздражительным – как курильщик, лишенный сигарет. Что с ним происходило, он не знал, он просто ложился на диванчик и закрывал глаза. Сразу, как приходил домой с работы. На кафедре же, если была такая возможность, запирался в пустой аудитории, садился поудобнее – и…
Это сделалось потребностью, мгновенно переросшей в привычку – закрывать глаза и вспоминать. Магазин, полный патронов, хотя на тебя хватит одного. Рука, медленно поднимающая пистолет. Черный круглый глаз без зрачка. Темнота, в которой ты вот-вот растворишься без остатка. Тебя нет, и одновременно ты повсюду. Мир, ставший плоским, неестественно яркие цвета, пронзительные колокольчики голосов. Невесомость. Оттолкнуться и полететь… Нет, ощущение полета вызвать не удавалось.
Ощущения, увы, были не теми, что остались в прошлом. Мир был на редкость реален и прочен.
«Вообразить – значит пережить», – красивая фраза, не более. Старайся, не старайся, воображай, не воображай, а СОСТОЯНИЕ все равно останется по ту сторону разума, пока Огромное и Невидимое не коснется тебя по-настоящему.
Выхода не было.
«Что со мной?» – плакал Андрей, погибая от бессмысленности происходящего.
Ответ пришел, когда его не ждали. Однажды, во время очередного сеанса бодрствования, полного тоски и затхлости, Андрей принимал на кухне пищу. Работало радио, никому не нужное, косноязычное, давно умершее.
– Как можно относиться к рабству? – произносил текст энергичный мужской голос. – Наркоман – добровольный раб. Раб – это человек, который не волен в своих поступках. И здесь аналогия, на мой взгляд, очень точная. Человек, который попал в зависимость от наркотиков, тоже раб. Но он раб добровольный, потому что у него была возможность выбора…
Что-то подобное Андрей уже слышал. Впрочем, не «что-то подобное», а именно эти слова, в точности повторенные. Интервью, которое звучало в ТОТ ДЕНЬ. С одиннадцати до двенадцати – радиоканал «На дне», и журналисты, очевидно, дали повтор. Случайность? Закономерность?
Возможность выбора…
«Раб, – повторил Андрей. – Неужели я раб?»
Он вдруг заметил, что за окном сыпет снег. Никакой тоски в городе не было – свежий воздух, мороз и крики играющих в снежки пацанов.
Он наконец разобрался в себе. Он понял, что ломало и корежило его весь прошедший месяц.
Он вспомнил изворотливого студента, придумавшего фокус с тринадцатым билетом. Тот парень делал вид, что панически боится вытащить несчастливое число, хотя только этого и хотел, только этого и ждал. Вот и Андрей – лишь делал вид, что боится своего же страха, якобы гонит от себя ужасные воспоминания, хотя, на самом деле, только ими и живет последний месяц.
Разгадка найдена…
«Есть ли у меня возможность выбора? – спросил он себя, оставаясь совершенно спокойным. – Волен ли я в своих поступках?»
Сомнений не осталось – эксперимент продолжается. Разгадка, полностью объясняющая цель эксперимента, была ужасна. Вместе с тем – принесла долгожданное удовлетворение. Мороз, свежесть, зима. Сейчас Андрей доест-допьет и отправится на работу, унося с собой ОТВЕТ. Если отбросить множество красивых, но ничего не значащих слов, которыми можно было бы описать происходящее с ним, если забыть о существовании поэтических метафор и пользоваться исключительно строгими научными формулировками, то ОТВЕТ получится коротким и простым.
«Я наркоман…»
Но в каком виде они рассчитывают получить результат? Где та шкала, которая покажет – удалось или не удалось?
«Что общего содержали в себе визиты, нанесенные другом Сашей?» – двинулся Андрей дальше. Спокойствие его оставалось безветренным, по-зимнему пустынным. Он снимал слежавшиеся вопросы пласт за пластом… Общим было СОСТОЯНИЕ, это очевидно. Дьявольский сценарий, реализованный отлично подобранным исполнителем, раз за разом приводил к тому, что мозг подопытной мышки начинал усиленно синтезировать эндорфины и энкефалины. Да, это так. Но не только. Было еще кое-что общее, повторявшееся из визита в визит!