Миллион открытых дверей - Барнс Джон Аллен (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Если вопросов больше нет…
Вопросов больше не было. Сальтини учтиво кивнул всем нам, и его физиономия исчезла с экрана. Теперь нам предстояло сообщить сотне с лишним молодых людей о том, что им официально запрещено общаться с родственниками. Естественно, я очень обрадовался, узнав, что Маргарет еще вчера вечером додумалась оповестить семьи всех учащихся Центра о том, где они и что с ними. Теперь родители хотя бы знали, что их дети пребывают в относительной безопасности.
Первый час после наступления Первого Света показался мне просто безумным. Я искренне жалел о том, что не наделен десятью лишними ушами и как минимум четырьмя лишними мозгами. Не сомневаюсь: если бы мне не помогала Маргарет, я бы в конце концов наверняка заперся у себя в комнате, забрался бы под одеяло и рыдал бы от отчаяния.
Во-первых, очень скоро выяснилось, что никто за пределами Центра не знал, что мы оповестили все семьи о том, где находятся их отпрыски. Поэтому на нас обрушились с вопросами не менее сотни каледонцев, у которых пропали без вести родственники. Утешить их нам было положительно нечем, поскольку мы, естественно, понятия не имели о том, где они находятся. Некоторые из пропавших без вести на самом деле являлись нашими студентами, но в Центре их не было. Четверо из них утром были найдены мертвыми. У кого-то был пробит череп, а кто-то валялся в луже, убитый дубинкой-парализатором. Мы не очень удивились, узнав о том, что они погибли «при попытке ограбления неизвестными преступниками во время недавних кратковременных беспорядков». Среди погибших была женщина по имени Элизабет Лавлок. Нам предстояло организовать ее похороны, поскольку ее родители категорически отказались этим заниматься.
С ней обошлись наиболее жестоко. Ее изнасиловали — возможно, не один человек, а несколько, и выбили ей зубы «тупым предметом» (так изысканно была названа дубинка).
В довершение всего ее избили дубинкой, и она захлебнулась кровью.
— Что же она такого им сделала? Почему им понадобилось так жестоко избить ее? — воскликнула Маргарет, когда нам стали известны подробности. Ну а «псипы», естественно, сообщали, что в данное время ведут следствие и пытаются выяснить, кто из муниципальных полицейских виноват в этом преступлении. А муниципальная полиция вообще никаких сведений не сообщала.
Тело Элизабет должны были доставить в Центр позднее в этот же день. Высокопреподобный Питер Лавлок прислал нам короткое сообщение, в котором говорилось следующее:
«В связи с тем, что именно вы привили моей дочери отвратительное непослушание, вы и разбирайтесь с тем мерзким мусором, который от нее остался». Вот так откликнулись родственники Элизабет на ее смерть. Я на всякий случай запомнил этого Лавлока, чтобы отомстить ему, если доведется с ним встретиться, но судьба так и не свела меня с этим мерзавцем. Хотелось бы написать о том, что он плохо кончил, но при том, что он служил пастором на маленьком острове у северного побережья материка, почти наверняка он заработал себе пенсию и дожил до конца дней уважаемым и полноправным членом общества. Увы, справедливое возмездие не всегда настигает тех, кого бы ему следовало настигнуть.
Кроме того, выяснилось, что теперь, когда Центр превратился в учреждение типа общежития с полным пансионом, нам нужно было срочно заключить контракты с поставщиками продовольствия. Довольно скоро стало ясно, что такие переговоры — дело исключительно политическое, и Брюс, который знал, как оказалось, всех и каждого, свел нас с поставщиками, отличавшимися либеральными взглядами и потому готовыми сделать для нас скидки, и наоборот, оградил от реакционеров, которые замучили бы нас проволочками и заломили бы немыслимые условия кредита.
Только к полудню Первого Света я наконец сумел улучить свободную минутку, сбегать наверх и посмотреть, чем занимаются остальные. Меньше всего я ожидал увидеть Торвальда и Пола, занятых оттачиванием пунктов «Манифеста минималистов». Я постарался сдержать возмущение, охватившее меня при виде этих идеологов. Не нашли более полезного занятия в то время, как Маргарет буквально с ног сбивалась внизу, заботясь о Бог знает каком количестве народа. «Минималисты»? Что ж, мне показалось, что это очень даже верное определение для партии из двух человек.
— Companho, — проговорил я, изо всех сил стараясь держать себя в руках, — а с этим никак нельзя подождать?
— Ну, — задумчиво проговорил Пол, — пожалуй…
Торвальд покачал головой.
— Пол, — сказал он укоризненно, — если я тебе не могу втолковать свои идеи, то, наверное, мне просто стоит отказаться от этой затеи. Жиро, пойми, если мы составим манифест так, как надо, мы получим легальное прикрытие для всего нашего диссидентского движения. Если же этого не будет, Сальтини постепенно уничтожит нас. Будет нас поодиночке арестовывать или затыкать рты. А если мы обзаведемся манифестом, мы в конце концов добьемся того, что его можно будет дискредитировать и убрать с поста председателя. Я понимаю, что ты перерабатываешь и недосыпаешь, companhon. Я тоже, и Пол тоже, а бедняжка Маргарет, наверное, вообще с ног валится от усталости. Но если через пару часов я не представлю этот манифест главному консультативному комитету, Сальтини загонит меня в угол, и у нас будут отключены все каналы связи — раз и навсегда.
Я поймал себя на том, что смотрю на Торвальда, выпучив глаза. Ведь он был, можно считать, подростком, и на этой неделе не раз вел себя именно как подросток, то и дело теряя выдержку и нарушая дисциплину. Но вот наступили тяжелые времена — и он повзрослел на глазах. Мне бы такое вряд ли удалось за сто лет. Поэтому он заслуживал с моей стороны уважения, подобающего верному другу.
— Если ты считаешь, что это необходимо, — сказал я, — то я тебе верю. Но должен сообщить вам обоим кое о чем, что вам нужно знать.
Я коротко рассказал им о том, что случилось с Элизабет Лавлок, а потом был вынужден рассказать об этом сначала, потому что пришел Аймерик, который ничего не знал. С каждым разом, рассказывая об этой трагедии, я распалялся все сильнее. Видимо, меня, аквитанца, в данном случае особенно поразила та жестокость, с которой была убита donzelha. Но Торвальд и Пол были потрясены не меньше меня. Холодная ярость, вспыхнувшая в их глазах, яснее ясного сказала мне, что очень многое каледонское в душах моих новых друзей претерпело изменения.
— Я должен обязательно рассказать об этом Кларити и отцу, — заявил Аймерик. — Быть может, это поможет Кларити возмутиться и выйти из ступора. А у отца, пожалуй, могут возникнуть какие-то идеи, как быть с такими проявлениями насилия. Я только что говорил по интеркому с ПСП. Судя по всему, большая часть высокопоставленных политзаключенных в ближайшее время будет отпущена под домашний арест. Это означает, что я смогу навещать отца и Кларити, но им из дома отлучаться будет нельзя. Кроме того, в ближайшее время я намерен позвонить послу Шэну. Думаю, нужно ему все рассказать как есть.
Мы дружно кивнули. Пока Гуманитарный Совет был целиком и полностью на нашей стороне.
— Что ж, пойду звонить. — Аймерик медленно поднялся и кивнул Полу и Торвальду. — Постарайтесь сделать ваш манифест таким, чтобы к нему невозможно было подкопаться. А я… при нынешнем положении вещей я лишен слова, но зато имею возможность делать все, что пожелаю нужным, пользуясь привилегиями дипломатического иммунитета.
Пол и Торвальд вернулись к прерванному делу, а я спустился вниз. Оказалось, что образовалось сразу пять кризисных ситуаций, и Маргарет уже успешно разобралась со всеми, но тут возникла очередная заморочка.
— Нам нужно как можно скорее возобновить занятия, иначе «псипы» начнут вынуждать людей требовать обратно деньги, уплаченные за обучение. У тебя найдется время подумать над тем, как снова превратить Центр в учебное заведение из крупнейшего в Утилитопии Дома Еретиков?
Можете считать, что я проявил чистейшей воды милосердие. Можете также считать, что я решил потренироваться в искусстве флирта, дабы не утратить навыки оного. Но я сказал Маргарет, что о чем бы она меня ни попросила, я просто не в силах отказать ей. Она по обыкновению зарделась и от-. вела глаза, но была явно рада такому проявлению внимания с моей стороны. Я вдруг понял, что мне нравится доставлять ей радость. Когда она радовалась, внешне она становилась почти симпатичной.
