НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 36 - Булычев Кир (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Короче, ему уже ясно, куда направить стопы после окончания школы: в лингвистику, в историю средневековой английской литературы.
…Несмотря на нужду, это пока все-таки достаточно безоблачный период жизни: игры, школа, упоительный мир книг, открывшийся благодаря новому другу семьи, местному священнику Фрэнсису Моргану. Однако судьба безжалостно наносит еще один удар, разом положивший конец этому короткому, недопрожитому детству.
В самом начале 1904 года у матери обнаруживают острый диабет. Она ложится в больницу, где спустя полгода умирает.
Остановимся на минуту. Детство будущего писателя оборвалось до обидного рано, он уже испытал и горечь утрат, и одиночество, и радость вновь обретенной семьи (Джона с братишкой забрала к себе тетка). Не много ли для двенадцатилетнего подростка?
Где-то в подсознании все эти потрясения раннего детства отлились в устойчивый символ. Яркий полдень, согретый теплом понимания и любви, внезапно налетевшая туча, принесшая с собой горечь утраты, — и снова синее безоблачное небо. Только черная туча не собирается уходить, зловеще маячит на горизонте — да собралась взрослая морщинка на еще детском лице.
Читателю этот символ встретится не раз. Путь героев Толкина долог и труден, и хотя отправляются в дорогу обычно в полдень, путешественникам придется хлебнуть всякого: и горя, и отчаяния. И справиться со Злом — какая ж сказка без этого? — и совершить множество подвигов, и повидать другие страны. И домой вернуться целыми и невредимыми — но вернуться другими, изменившимися…
Вот где сказка Толкина отвернет от канонов. Никогда его героям не обрести прежней безмятежности, не могут они и уповать на лелеемый героем знаменитого романа Булгакова покой. Все равно что-то неуловимое сдвинется в их душах, сердцем завладеет беспричинная тоска, а губы искривит грустная улыбка мудреца, знающего, что черная туча — вон она, все еще висит неподвижно в отдалении…
Нельзя сказать, что ранняя смерть матери надломила Дж. Р. Р., однако с тех пор в нем уживалось как бы два совершенно различных человека. По природе своей он был открытым, милым и приветливым жизнелюбом, не терявшим чувства юмора, любившим добрую беседу и постоянно находившимся в движении. В искусстве создавать друзей у него было мало равных. И в то же время опубликованные уже посмертно письма и дневники Толкина открыли его читателям образ совершенно иной: глубоко погруженного в себя пессимиста, подверженного безотчетной грусти и даже приступам отчаяния.
Впрочем, разве это трудно было вычитать в его книгах? То, что все, увы, проходит и ничего нельзя сохранить надолго. То, что никто и ничто не может считать себя в безопасности. Ни одна битва не может быть выиграна полностью — и победитель еще ощутит грусть от собственной победы…
Как отчетливо воспоминания детства запечатлены в творчестве писателя! И пусть это не с биографической точностью выписанные эпизоды, не конкретные факты — но образы, символы, неуловимые смены настроения, поразившие в ранние годы жизни, мы непременно встретим в книгах, созданных десятилетия спустя.
Но вернемся к биографии Толкина. Рано осиротев, он особенно остро нуждался в любви и человеческом тепле. В 16 лет Джон встречает девушку Эдит Братт — соседку по новому дому, куда с помощью отца Моргана перебрались братья Толкины. Она была красавицей — или только казалась ею Джону, но какая разница! — сероглазая, черноволосая… Дружбу молодых людей, незаметно для них самих перешедшую в любовь, расстроит теперь только смерть; случится это, впрочем, не скоро.
Правда, поначалу серьезно осерчал отец Морган, для него было ударом известие о «выходке» воспитанника: вместо того чтобы прилежно заниматься, завести интрижку с девицей старше себя на три года! К счастью, со временем гнев опекуна поулегся, однако пожениться молодые люди смогли лишь в 1926 году. («Как это ужасно — ждать целых три года!» — записал студент Толкин в дневнике…)
Сколько же всего произошло до этого! Годы учебы в Оксфорде, первые же серьезные увлечения литературой (в дополнение к уже выученным языкам добавились новые: древнегреческий, даже «экзотический» финский, на котором Толкин смог наконец прочитать «Калевалу»), прерываемые более прозаической страстью — регби. Поездки в Швейцарию и Францию. А тут еще разразилась мировая война, которую молодой лейтенант Толкин провел также во Франции… Однако все испытания благополучно миновали молодых Дж. Р. Р. и Эдит; даже ее предполагавшаяся помолвка с другим человеком благополучно расстроилась в самый последний момент!
Можно только позавидовать этой паре. У них все было, как в самой настоящей сказке: они жили долго и счастливо, воспитали четверых детей и оба умерли в глубокой старости…
И все. Юность Дж. Р. Р. кончилась, и вместе с нею ушли из его жизни невзгоды. Оставшиеся полвека протекали на редкость спокойно: блестящий знаток средневековья, уважаемый профессор, чуть старомодный во вкусах и пристрастиях домосед, любящий муж и отец.
Но юность с ее переживаниями оказалась на редкость плодоносной почвой, на которой «взошел» целый мир, придуманный Дж. Р. Р., - с многовековой историей, мифологией, географией, языком (и не одним, а множеством).
А началось все с того, что в самый канун 1930 года молодой профессор англо-саксонской литературы в одном из оксфордских колледжей начал как бы между прочим сочинять детскую сказку о смешном и трогательном народце — Хоббитах. К тому времени он уже не единожды пробовал себя в сказочном ремесле, однако на сей раз интуиция подсказала ему, что эта книжка выльется в нечто серьезное (в отличие от всех предыдущих попыток, которые и по сей день издаются как «второстепенный Толкин»…) «Взяв чистый лист бумаги, я написал своим неподражаемым почерком одну-единственную фразу: «В норе под горой жил-был Хоббит». Почему именно ее, я не отдавал себе отчета — и по сю пору это для меня загадка. В течение нескольких лет я не продвинулся ни на шаг вперед, только вот карту нарисовал… Но в начале тридцатых годов, это совершенно точно, из одной написанной фразы возник «Хоббит».
Правда, еще раньше в специальную записную книжку, озаглавленную «Книга потерянных историй», он начал вносить различные отрывочные сведения о том, что позже читатели и критики назовут «толкинской мифологией». А сама так и не законченная и не обработанная рукопись после смерти писателя была отредактирована и приведена в божеский вид сыном Толкина Кристофером, став таким образом четвертой, а фактически первой книгой, томом-прологом знаменитой трилогии, получив название «Сильмариллион», что на языке эльфов означает «Книга о сильмариллах» или трех главных волшебных жемчужинах, с которыми связана долгая и возбуждающая история…
А «Хоббита» (название имело подзаголовок: «…, или Туда и обратно») писатель все-таки закончил. И после того как рукопись провалялась какое-то время без дела, попытался пристроить ее в солидное лондонское издательство «Аллен энд Анвин», с которым молодой филолог был связан раньше.
Появившаяся в 1938 году книжка разошлась неплохо, хотя сенсации и не произвела. И все-таки издатель посоветовал начинающему автору подумать над продолжением. Эх, если бы каждому молодому таланту сопутствовали в самом начале карьеры такие редакторы и издатели!
Дж. Р. Р. совету внял — и задумался. Думал он не один год, и счастье, что не торопился с «ответом».
Как он жил все это время, пока занимал пост профессора в Оксфорде?
По его многочисленным биографиям можно восстановить его облик и образ жизни — но разве это что-нибудь объяснит в том волшебстве, в том таинстве под названием «творчество», которое и привело к рождению удивительной книги!
Был старомоден и консервативен в своих привычках. Со времени начала второй мировой войны у Толкина не было машины, а вместительный гараж в доме на Сэндфилд-роуд был быстро приспособлен под комфортабельный чулан, ставший «филиалом» его солидной библиотеки.
Много читал и писал — в основном по специальности. На полках чулана теснились словари, научные труды по этимологии и филологии, многочисленные тексты на староанглийском и старонорвежском; и позже, конечно, особая полка ломилась под тяжестью переводов его собственной трилогии — на десятках языков. К стене кнопками была пришпилена нарисованная им самим карта Средьземелья. На полу — большая корзина для писем, две пишущие машинки, чернильница и разбросанные везде огрызки карандашей… Беспорядок и разгром, хорошо знакомые и столь милые сердцу всякого, чьи единственные рабочие инструменты составляют перо и бумага!
