Три романа - Каин Эрвин (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Каких именно сил, Денис Александрович выяснить не успел, потому что без вызова в кабинет вошел высокий седой человек в солидном сером костюме. Как грудного ребенка, он аккуратно нес левой рукой свою перебинтованную правую руку.
- Я народный художник, я имею право! - повелительным басом сообщил он.
- А я, к примеру, член женсовета, - возмутилась медсестра, - и я не могу перевязывать одновременно двоих, у меня только две руки!
- И у меня было две руки! - горько сказал народный художник.
- А что, левой рукой и рисовать уже нельзя! - не унималась Верочка. Есть люди, вообще зубами карандаш держат, и ничего, получается!..
- Увы, девушка, не рисовать, а ваять! Я, по сути дела, не живописец, а скульптор, и я не могу лепить ногами!
- Неужели вы товарищ Задний?! - бросая ноги рыжего медика, залебезила Верочка.
- Он самый. Задний-младший. Задний-старший умер двенадцать лет назад. - В голосе народного человека было столько скорби, что можно было подумать, будто он сам умер двенадцать лет назад.
Михаил Михайлович Задний проводил обычно время свое в мастерских увеличительного комбината. Здесь из пластилиновых его макетов, ростом не более десяти сантиметров, воспроизводились частями стометровые обелиски. Михаил Михайлович Задний садился перед вырастающим на глазах своим произведением и пил коньяк стаканами, пока суетящиеся на лесах рабочие делали все как надо. Если народному человеку что-нибудь не нравилось, он хватал рупор и кричал в него.
В очередной раз накачавшись коньяком, он с удовольствием обозрел свою работу и, умилившись до слез, сообщил в рупор:
- Мужики, это же гениально?
Выпил он много и поэтому задремал, положив голову на стол. Что-то явилось ему во сне, что-то не то. И, очнувшись, Михаил Михайлович так же в рупор и так же со слезами поставил рабочих в известность. что он, Задний, - бездарь и халтурщик, а это конкретное произведение - просто говно. Немного поразмыслив, он приказал:
- Мужики, ломайте этой дуре голову! Не усидев на месте, народный человек хватил еще стакан коньяка и полез руководить лично. Падая с лесов, он приземлился в кучу ветоши и сломал правую руку.
- Производственная травма, - прочел в карте Денис Александрович. Это как же вышло-то при вашей, извините, профессии?
- А вы со мной так не разговаривайте! С лесов упал... Со строительных... Вы, между прочим, ценить должны, у нас ведь свои специальные народные врачи есть. А я, так сказать к вам, по месту прописки.
"Вот и шел бы к своим "народным", - вздохнул про себя Денис Александрович.
- А вы подождите в коридоре, - предложил он человеку, теряющему ноги. - Я направление на госпитализацию напишу, сестра вам вынесет.
- Может, и меня в больницу положишь, а, коллега?! - спросил рыжий медик, прыгая на костылях к двери. - А то надоело дома сидеть, на работу очень хочется!
Отмечая очередной больничный лист, Денис Александрович неожиданно для себя подумал, что листок этот, такой же голубой и безоблачный, как ясное небо за окном, чем-то дорог его сердцу, дорог каждый, и что он с удовольствием выписал бы себе такой на всю оставшуюся жизнь.
- Вы забыли свой больничный лист!
- Ну, сам себе удивляюсь! - рыжий медик вернулся от двери и взял, неловко опираясь на костыли, протянутый ему листок. - Чао, бамбино!
- Простите. Михаил Михайлович, а трудно творить? - стесняясь, спросил Денис Александрович.
- Про Ваньку Каина читаете? - неожиданно улыбнулся Задний, аккуратно укладывая правую руку на столе и протягивая левую к журналу со статьей. - Утка это! Но, честное слово, как они, шельмы, умеют веселить! Вот посмотрите, посмотрите! - И он прочел вслух: "Каждый человек в нашей стране имеет право на жизнь! Это право - неотъемлемое право граждан, однако, не распространяется на уголовные элементы и на иностранных рабочих... буквы пылали. - "Нет, нет, нет, нет! Нет - миру, нет - войне, нет - жизни, нет - смерти!"... Вы хорошо читаете по-английски? Вот, дальше, смотрите: "Все мы - налогоплательщики во вселенной! Глупо думать, что налог - это только процент с дохода! Налог постоянен? Ложась спать, мы платим своей энергией за свое право на жизнь, тем самым жизнь укорачивается! Каждая ночь - это наша последняя ночь, и нельзя забывать об этом!.. Все мы сидим на неудобных стульях в бесконечной очереди перед закрытой голубой дверью. И каждый из нас ждет, когда же его наконец вызовут!"
Денис Александрович смотрел на голые коленки Верочки, смотрел в окно на голубое, как больничный лист, небо с маленьким штемпелем тучки, заполненное аккуратным почерком проводов с заглавными буквами антенн.
- Там большая очередь? - спросил он у скульптора.
- Знаете, когда я прорывался, было человек пять, но они все думают, что прием окончен, достаточно сказать...
- Хотите, возьмите статью себе! - предложил Денис Александрович. - Я все равно по-английски очень плохо читаю, можно сказать, не читаю вовсе, не умею я читать.
- У меня есть свой экземпляр, - отозвался скульптор. - Вот еще прочту, уж разрешите, абзац: "Случаются во вселенной, конечно, и праздники, но в сути своей она полна скрипящими стульями, длинными белыми коридорами и тяжелым дыханием!.." Каково, а?
- Верочка, скажите там, что прием на сегодня окончен?..
- Хорошо, Денис Александрович, я скажу? Но мне все равно их жалко? Всех жалко.
"Все, никого больше не приму, ни одного человека?" - подумал Денис Александрович и лениво потянулся, вытянув руки вверх.
В раме окна, под кровавым париком дрожащего солнца, над медленно мрачнеющей зеленью больничного парка (он ясно различил их) в воздухе обозначились светящиеся красные буквы.
- Вы видите? - спросил он скульптора.
- Да, мистика, но факт, вижу?
- Что там написано, вы действительно видите?
- Ну, конечно, вижу, по-русски написано...
- И что же? - Денис Александрович все же надавил кнопку, в коридоре вспыхнула лампочка.
- Там написано: "Следующий!" * ПРИХОДИЛА МАРИЯ
Приходила Мария... Мария с младенцем на руках.
"А младенцу-то уже тридцать три! - медленно, как январское облако, проплыла сквозь видение живая мысль. - Впрочем, когда после восьмого они идут в ПТУ. очень трудно посчитать возраст".
Мария кормила дитя белой, как облако, свежей грудью, и у него изо рта все время вываливалось красное живое солнышко.
Денис Александрович открыл один глаз. Край подушки, над которым повисала белая черта подоконника, тоже ему что-то напоминал.
Ощутив над белой чертой непробиваемое стекло, он опять закрыл глаза, запуская руку глубоко под подушку. Рукопись была на месте. Сложенные вчетверо листы приятно скользнули в пальцах. И Мария окончательно исчезла.
Навалилась тьма без кошмара. Во тьме стоял храп двадцати сумасшедших. Он, Денис Александрович, теперь сам оказавшись в психиатрической больнице на излечении, никак не мог определить этих людей как нормальных в силу своей предыдущей профессии. У себя патологических отклонений он не обнаруживал, хотя иногда приходило сомнение, особенно в моменты коротких просветлений, вызывающих колики в желудке и рвоту.
Сколько дней и ночей провел он здесь, Денис Александрович с уверенностью сказать не мог. Он хорошо помнил кабинет, яркие лампы, белые стены. Несколько лысых людей. тоже, кажется, знакомых. Один из этих людей, сверкнул черепом, подскочил к нему и, щелкнув пальцами перед носом бывшего медика, крикнул задиристо:
- Ярко выражено!
- Ярко... ярко... - заколыхались остальные лысины. - Патологический синдром!
После чего Денису Александровичу выдали мягкую пижаму и отвели в палату. Он знал, что это ошибка. но не сопротивлялся, хотя и предполагал уже, опираясь на собственный опыт, что так просто его отсюда не выпустят. Зав. отделением оказался однокашником и, крепко сдавив руку приятеля, на ухо громким шепотом сообщил:
- Ты, брат, не обижайся, я сам сумасшедший!
Завтрак, шахматы. укол, сон, обед, шахматы, укол, личное время, ужин, укол, сон - были они, эти дни, одним и тем же миллион раз повторенным днем, вложенным в конечное пространство больничного коридора. С одной стороны, коридор завершался туалетами без замков и воды, с другой был кабинет врача и процедурный кабинет, посередине - столовая, напротив столовой - палата. В палате кроме него еще девятнадцать человек. Это был второй день его жизни. Первый день был немного веселее, коридор там казался длинным, по одну сторону рабочее место, по другую квартира, а вместо процедурки маленький винный магазинчик с грязной витриной. Там даже в шахматы не играли, но там были четыре времени года, которые здесь отсутствовали. Там не было снов, в том дне, только по утрам головная боль. А здесь каждую ночь приходила Мария. Мария с младенцем на руках.
