Действо - Болотников Сергей (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Со звучным взрывом окончил свои дни генератор, выбросив в тусклое небо сноп искр, расцветив его на миг сонмом быстрогаснущих звезд.
Три секунды спустя на холме знакомо застучал пулемет – кто это был? Ганнслингер или просто один из мусорщиков, защищающий свою жизнь? Полков не знал – он все так же стоял, у дверей, незамеченный стражем и сжимал в руках послужившее ключом письмо.
Пулемет стрелял и стрелял, а потом багги звучно взорвался, осветив окрестности алой вспышкой. Кричали все реже и уже поодиночке. Страж гулко шагал где-то неподалеку.
Содрогающийся от страха Константин Поляков, понял, что сейчас демон вернется. Ему не нужным были эти орущие, впавшие в панику людишки, он жаждал одного – хранителя письма, по неосторожности открывшего ход в Гробницу.
Шаги стучали все ближе. Словно приняв решение, Поляков нырнул внутрь здания.
Странно, стены здесь едва светились. Туннель уходил куда-то глубь, вился, Константин, спотыкаясь, бежал, а позади шел страж, и шаги его гулко отдавались все ближе и ближе.
В воздухе пахло серой и паленой резиной. Демон орал.
Туннель закончился цилиндрическим помещением с гладкими, облицованными сталью стенами. Курьер вбежал в него, и в ужасе остановился.
С той стороны, дальше, выхода не было. Тупик в стиле хайтек. Позади, демон преодолел уже половину тоннеля и быстро надвигался. Полутьма расцветилась красным. Взгляд Поляков обегал помещение и зацепился за странный вырост на гладкой стене. Он подошел ближе и остановился, не веря своим глазам.
Здесь, в подземной, оставленной древними, и заселенной силами зал Гробнице, на полированной до блеска стальной стене висел почтовый ящик.
Самый обыкновенный, Поляков такие видел не один раз. Проем ящика был приглашающе открыт.
И тогда Константин понял, что надо делать. Не обращая более внимания на демона, который прошел тоннель и сунул уродливую черную башку в помещение, он шагнул вперед, поднимая письмо, которое пронес через все Мертвые земли, многие километры радиоактивной пыли, Захоронения и плен мусорщиков. Письмо, которое он несмотря ни на что все же доставил по месту назначения.
Чувствуя странное освобождение, он опустил письмо в ящик. В спину дохнуло жаром, уши заложило от рева, когда страж кинулся к курьеру в бешеной попытке схватить и смять посягнувшего на знание древних.
Но не успел. Пол под ящиком бесшумно раскрылся и Константин Поляков рухнул вниз, успев только услышать, как демон со всего маху врезается в стену над ним.
Обиженные рев обманутого чудовища раздался откуда-то сверху, а потом затих, поглощенный расстоянием.
А потом был жесткий удар о паркетный пол.
– Костя! – вскрикнула жена, которую разбудил шум падения, – Ты чего, Костя?!
– Ничего… – сказал тот, с трудом поднимаясь с пола.
За окном разбушевавшийся ветер трепал кроны деревьев сдувая с них зеленую дымку.
Внизу выла чья то разбуженная сигнализация.
– Что с тобой Кость, а? – жена выглядела испуганной. Константин усмехнулся про себя.
Да, это тебе не от демонов удирать.
– Ничего, я же сказал… черт, скула болит, приложился…
– Ты все про письмо какое-то твердил. Заработался бедный.
Поляков поднялся на ноги и поплелся в ванную. Пощелкал выключателем и не добился эффекта – свет отключили. За окном царила тьма – значит во всем квартале. Чертыхаясь, Поляков поискал в комнате фонарь – был такой – на три батарейки со стальной, удобной ручкой. Нашел, и попытался отыскать кнопку включения. Похожая на маленькое испуганное привидение жена смотрела на него.
Кнопки не было. В голове мешались остатки сна – бормоча что-то под нос, Константин Поляков подошел к окну и подставил фонарь под лунный свет.
И замер – потому, что это был не фонарь. Четкий, знакомый адрес на боку цилиндра – сетка насечек на торце.
Жена что-то спрашивала у него, а Поляков все стоял у окна, сжимая в руках цилиндр и смотрел, как спускается все ниже и ниже луна.
Футляр от письма в его руках был пуст.
Но самое страшное было то, что он все-таки был.
Гробокопатель.
Кроха проснулся в полной тьме и некоторое время просидел, непонимающе вслушиваясь в отдаленную капель, приглушенную толщей камня.
Потом память вернулась к нему и он издал глухой стон. Их положение было страшным, мучительным, безысходным.
Вчера догорел последний прутик.
А ведь еще не так давно казалось, что они почти достигли своей цели.
Кроха потянулся во тьму и естественно наткнулся на Пеку. Тот спал, но когда Кроха злобно толкнул его, зашевелился во тьме, стал отпираться руками. Но Кроха его толкнул еще раз – просто из мстительности – еще бы, кто как ни Пека виноват в происшедшем.
Впрочем, и Крохина доля безрассудства в этом была.
– Ч…что? – пролепетал Пека, – что случилось?
– Все то же… – ответил Кроха мрачно, – все как всегда.
– Есть хочется как, а мокрицы, поди, кончились…
– Вчера последнюю съели.
– Прутики…
– Кончились. Все кончилось Пека, да и мы, похоже, кончаемся.
Пека засопел печально – Кроха с удивлением понял, что почти не помнит, как выглядит давнишний приятель – тьма была похожа на всеобъемлющую грифельную доску с которой кто-то педантично стирал его Крохину память. Где-то там, за пределами пирамиды шелестел яркий солнечный мир, полный запахов, звуков и шевеления. Был там яркий рыжий песок, который иногда был белым, иногда черным, а на закате окрашивался багрянцем. Были пятилистные ярко-зеленые пальмы. Было синее-синее море, в котором водились акулы, а еще там можно было спасаться от жары. Да, там еще было тепло.
Здесь тепло не было. Здесь всегда было темно, холодно и что, пожалуй, больше всего удручало Кроху, всегда очень тихо. Собственное дыхание как никогда не ошибающиеся часы с каждым вздохом отмеряло оставшееся им время.
Вздохнув, Кроха поднялся. Ткнул приятеля в бок:
– Пошли Пека.
Тот поднялся беспрекословно, уже не нудил и не стонал, как в первое время, понимал – пока идешь, ты жив. Лег, значит оледенел, умер. Здесь слишком много было ледяной неподвижности, слишком хотелось поддаться ей. Сесть и не двигаться, пока не обратишься в такой же холодный, сочащийся влагой камень.
Они пошли как всегда – Кроха впереди, чуть касаясь рукой гладких стен коридора, а Пека следом за ним, чуть касаясь Крохи. От стен веяло сыростью, и тьма обволакивала кругом как плотное, кожистое одеяло. Шаги стучали как метроном. Кроха уже научился отличать по звуку что под ногами – вот сейчас камень, потом утоптанная земля, а вот хрустят чьи-то тонкие косточки.
Да еще капала вода с сырых стен – кап-кап-кап, как исполинский, состоящий из бесчисленных водяных струй земляной метроном, что на пару с дыханием отмерял краткие мгновения утекающей жизни.
Тьма обволакивала кругом и потому идущий вперед, в неизвестность Кроха предавался воспоминаниям – это была единственная доступная ему забава – уж в мыслях то он был свободен, над ним был сияющий, высокий купол неба, а под ногами изумрудная, мягкая трава или на худой конец, жаркий желтый песок.
Но как всегда его мысли вернулись к началу – к тому проклятому дню, когда Пеке загорелось обогатиться и он втянул в свое грязное дельце Кроху – мало того втянул, так еще и повесил на него всю разработку плана – воспользовался чужими мозгами. Ну что ж, будет ему наука, как полностью доверять все другим. Хотя, по сути, Пека устроил бы еще хуже. С Пекой не прошли бы и первый кордон.
Кроха снова вздохнул. Он словно чувствовал полнящийся напряжением воздух того дня.
Вот они, щуплый, но умный Маки, которого за маленький рост прозвали Крохой, и Пека, его верный, хотя и несколько недалекий друг. Вот они стоят на песчаном уступе и жаркий ветер обдувает их, а позади видны черные свечки дыма от костров стражей третьего кордона. Стражи их не поймали – ни те, первые – толстые и ленивые, разжиревшие на королевской службе, ни другие – из третьего кордона – поджарые, злые, славящиеся жестокостью. Говорили, что тех пролаз, которых не убивали сразу, они заводили вглубь города и оставляли, привязанными к столбу. А это, по слухам, был куда хуже милосердного, пусть даже тупого и зазубренного копья стража.
