Машина пространства - Сенин Кирилл (полные книги txt) 📗
И вдруг, когда по моим часам дело близилось к полудню, над вершиной вулкана вспухло огромное белое облако.
Я подозвал Амелию к пульту управления и показал ей, что творится на планете. Она долго смотрела на экран, не произнося ни слова, потом прошептала:
— Эдуард, по-моему, они запустили второй снаряд.
— Я молча кивнул — она лишь подтвердила терзавшие меня опасения.
До самого вечера мы следили за экраном заднего вида почти неотрывно. Облако медленно плыло над поверхностью планеты. Запущенного в полдень снаряда, естественно, разглядеть не удалось, но нам обоим было ясно: в межпланетном пространстве мы уже не одиноки.
На третий день нам вдогонку послали еще один снаряд, и Амелия сказала:
— Значит, нашествие началось, и мы — часть его…
— Нет, что ты! — ответил я, отчаянно цепляясь за спасительную ложь. — У нас все равно есть в запасе двадцать четыре часа на то, чтобы предупредить правительства Земли.
Но на четвертый день в космос вслед за нами взвился четвертый снаряд, и, как три предыдущих, его выпустили почти ровно в полдень по корабельному времени. И тут Амелия доказала мне, что умеет мыслить логически неопровержимо:
— Они придерживаются строгой системы, и начало этой системе положили мы. Эдуард, я продолжаю утверждать, что мы — часть нашествия.
В общем, моя тайна более не могла оставаться тайной. Я повел Амелию по коридору в сторону кормы и продемонстрировал окошечко со скользящей задвижкой. Чудовища так и не пошевелились, погруженные в мирную дрему на все время полета до Земли. Амелия подошла к окошку и долго молчала.
— Когда мы прибудем на Землю, — сказала она наконец, — нам придется действовать быстро, очень быстро. Надо будет выбраться из снаряда, не теряя ни секунды.
— Если только мы не сумеем уничтожить их в полете, — добавил я.
— А разве есть такая возможность?
— Пытаюсь сообразить. Пролезть в главный отсек мы не можем. — Я показал ей заваренные края люка. — Ну а если придумать какой-нибудь способ перекрыть поступающий сюда воздух?
— Или отравить этот воздух ядом…
Я ухватился за такое решение, что называется, обеими руками: с каждым часом я все более и более страшился того, что чудовища способны натворить на Земле. Нет, им положительно нельзя позволить воплотить в жизнь свои дьявольские замыслы! У меня не было ни малейшего представления о схеме циркуляции воздуха внутри снаряда, но по мере того, как мое знакомство с приборами управления углублялось, росла и моя уверенность в себе, и я рассчитывал, что как-нибудь справлюсь с этой задачей.
О рабах, запертых в среднем отсеке, я по-прежнему ничего не говорил — теперь-то я не сомневался, что их на борту немало, — но я оказался несправедлив к Амелии: она реагировала на горькую правду иначе, чем я предполагал. В тот же вечер она спросила:
— А где марсианские рабы, Эдуард? — Вопрос был поставлен с беспощадной прямотой, и я просто не знал, что и сказать. — Они в отсеке за нами?
— Да, — только и мог ответить я. — Но этот отсек запечатан наглухо.
— Так что у нас нет никакого способа освободить их?
— Я по крайней мере такого способа не знаю.
После этого разговора мы оба замолчали надолго: трудно было даже подумать об ужасной судьбе, которая ожидала несчастных. Через некоторое время, улучив минуту, когда я мог распоряжаться собой, я вновь пробрался к люку, ведущему в средний отсек, и вновь осмотрел его в надежде, что как-нибудь сумею распечатать шов, но — увы! С тех пор, насколько я помню, ни Амелия, ни я ни разу не возвращались к вопросу о рабах. Что до меня, я был ей за это весьма признателен.
5
На пятый день с Марса запустили пятый снаряд. К этому времени планета на экране заднего вида уже значительно отдалилась, но разглядеть облако белого пара все равно не составляло труда.
На шестой день мне удалось установить, какие из связанных с экранами ручек позволяют растягивать и укрупнять изображение. И когда наступил полдень, мы довольно четко увидели запуск нового цилиндра.
Прошло еще четыре дня, и каждый день могучая снежная пушка производила один выстрел. Но на одиннадцатый день вулкан пересек видимый диск Марса, а белое облако над вершиной не появилось. Мы ждали до тех пор, пока вулкан не исчез за линией, отделяющей день от ночи, но по нашим наблюдениям запуск в тот день так и не состоялся.
Не состоялся он и на следующий день. И как выяснилось, после десятого снаряда выстрелы прекратились совсем. Памятуя о сотнях блистающих цилиндров, сложенных у подножия горы, мы никак не могли поверить, что чудовища отказались от своих планов и отправили к цели всего-навсего десяток снарядов. Однако дело обстояло именно так: дни шли за днями, мы не прекращали наблюдений за красной планетой, но ни разу не видели, чтобы гигантская пушка выстрелила снова.
Конечно же, мы немало спорили о том, что случилось на Марсе и почему. Я выдвинул теорию, что именно таков и был первоначальный замысел: авангард из десяти снарядов вторгнется на Землю и захватит определенный плацдарм. — ведь для этого в распоряжении нападающих будет арсенал, насчитывающий не менее пятидесяти боевых машин. Поэтому я настаивал на продолжении наблюдений, ибо за авангардом непременно последуют новые снаряды.
Амелия придерживалась иного мнения. Она расценивала прекращение запусков как свидетельство победы восстания: марсианский народ, утверждала она, прорвал оборонительные рубежи чудовищ и взял контроль над пушками в свои руки.
Так или иначе, мы не располагали никакими доказательствами в пользу любой гипотезы, кроме того, что видели собственными глазами. А глаза подтверждали, что нашествие чудовищ на Землю кончилось на десятом снаряде, по крайней мере на ближайшее время. Мы находились в пути уже много дней, и Марс постепенно превратился в маленькую сверкающую точку, отдаленную от нас на миллионы миль. И то, что происходит там, интересовало нас все меньше, поскольку на переднем экране мы теперь отчетливо видели, как навстречу нам движется наш родной мир — крошечный светлый полумесяц, упоительно безмятежный и неописуемо дорогой.
6
С течением времени я все лучше разбирался в приборах на пульте, и мало-помалу ко мне пришло чувство, что я понимаю назначение большинства из них. Я даже начал постигать смысл устройства, которое марсиане коротко называли «цель», и осознал, что оно, по-видимому, и есть самое важное из всех.
Устройство это надлежало использовать в момент, когда следишь за Землей на переднем экране. Амелия первой обнаружила наш родной мир — резко очерченную точку света ближе к краю панели. Надо ли говорить, сколь привлекательным показалось это зрелище нам обоим, а уверенность в том, что каждый день приближает нас к дому на тысячи миль, стала для нас источником все возрастающего волнения. Но день ото дня изображение нашего мира смещалось к самой рамке экрана, пока до нас не дошло, что еще день-другой — и оно исчезнет совсем. Я перетрогал, кажется, все ручки и кнопки на пульте — но без толку.
Тогда, в озарении отчаяния, Амелия предложила мне включить световую решетку, которая накладывается поверх изображения. Едва я послушался ее совета, как заметил позади первой решетки вторую, как бы призрачную. Не в пример первой центральный круг с перекрестьем у этой второй решетки был установлен на звездочке нашего мира. Такая раздвоенность производила жуткое впечатление: казалось, устройство обладает собственным разумом.
Как только на экране появилась вторая решетка, под изображением вспыхнуло несколько огоньков. Разумеется, значение этих огоньков осталось нам неизвестным, но уже одно то, что мои действия вызвали на пульте ответную реакцию, было весьма примечательным.
— По-моему, — предположила Амелия, — это значит, что надо выправить курс снаряда.
— Но с Марса его нацеливали с большой точностью, — возразил я.
— Пусть так. И все же мне сдается, что мы отклонились от курса к Земле.
