Журнал «Если», 2000 № 03 - Бреннерт Алан (книга жизни .TXT) 📗
— Нет, — ответил я. — Я знал Келли Дэйл до того, как меня уволили. Она училась здесь. Так я, во всяком случае, думаю…
Нервным движением сухонькой руки миссис Коллинз поправила свои седые, слегка подсиненные волосы.
— Конечно, я могу ошибаться, и все же вы что-то перепутали, — сказала она, но самый тон ее голоса исключал первое.
Архив средней школы полностью подтвердил ее правоту. Папки Келли Дэйл не оказалось и среди досье одиннадцатых классов. Управляющий стоянки трейлеров не помнил ни Келли, ни ее мать, ни отчима. В доказательство своих слов он продемонстрировал мне старую бухгалтерскую книгу, согласно которой трейлер, где, как я считал, жила Келли, с 1975 года занимала одна и та же пожилая супружеская пара. В архиве городской газеты «Боулдер Сити Камера» не оказалось микрофильма с материалами об убийстве Патрисии Дэйл, а когда я позвонил в Норт-Платт и в Омаху, мне сообщили, что за последние двенадцать лет там не арестовывали никого по имени Карл Римз.
Я сидел на балконе своей квартиры, любовался солнцем, опускавшимся за Флэтайронский хребет, и размышлял. Я думал о том, что теперь мне достаточно просто холодной воды, чтобы утолить жажду. Думал об оставленном в гаражном боксе джипе и о сваленном рядом новом туристском снаряжении. В багажном отделении джипа лежали винтовка и револьвер калибра 38 в коробке из голубого картона. Ни винтовки, ни револьвера у меня никогда не было.
— Келли… — прошептал я наконец. — На этот раз тебе действительно удалось уйти.
Потом я вытащил из кармана бумажник и взглянул на единственную фотографию Алана, не попавшую в поле зрения Марии. На ней мой сын был запечатлен в пятом классе. Некоторое время я рассматривал его серьезное лицо и глаза, в которых плясали веселые чертики, потом убрал снимок обратно и отправился спать.
Шли недели. Незаметно пролетело два месяца. Подошло к концу колорадское лето, наступила ранняя осень, и хотя дни стали короче, погода стояла сухая и не такая жаркая, как летом. После трех нелегких собеседований мне предложили работу в одной частной школе в Денвере. Я должен был снова преподавать в шестом классе. В школе знали о моем прошлом, однако там почему-то решили, что я изменился к лучшему, и готовы были попробовать. В пятницу, после последнего собеседования, представители школьного совета пообещали связаться со мной на следующий же день.
Свое слово они сдержали. Голос разговаривавшего со мной мистера Мартина, директора школы, показался мне очень довольным — очевидно, он, как и я, отлично понимал, что, предлагая работу, школьный совет дает мне уникальный шанс начать все сначала. Но мой ответ застал его врасплох.
— Большое спасибо, — сказал я, — но я передумал.
Я знал, что никогда больше не смогу учить одиннадцатилеток. Все они напоминали бы мне Алана. Или Келли Дэйл.
Последовало долгое молчание.
— Мы могли бы дать вам еще один день на размышление, — предложил наконец директор. — Это действительно очень важное решение. Можете позвонить нам в понедельник.
Я хотел отказаться, заявить, что уже все решил, но вдруг услышал: «Подожди до понедельника. Ничего не решай сегодня».
Я вздрогнул. В последний раз подобное эхо собственных мыслей звучало у меня в мозгу во время «разговоров» с Келли Дэйл.
— Пожалуй, вы правы, мистер Мартин, — согласился я. — Если не возражаете, то я действительно перезвоню вам в понедельник и сообщу о своем решении.
В воскресенье утром я купил в табачной лавочке Идса «Нью-Йорк Таймс», позавтракал, посмотрел одиннадцатичасовое шоу новостей Бринкса по «Эй-Би-Си» и дочитал «Таймс бук ревью». Около часа дня я спустился в гараж, к своему джипу. Стоял чудесный осенний день, и дорога — сначала через каньон Левой Руки, потом по узкой, почти не проезжей тропке — заняла у меня меньше часа.
Я остановился в десяти футах от края глубокой вертикальной шахты. Высокое голубое небо, видное сквозь золотое кружево осиновых ветвей, было исчерчено белыми следами реактивных самолетов.
— Девочка! — позвал я, барабаня пальцами по рулю. — Однажды ты уже нашла меня. А потом я нашел тебя. Может быть, на этот раз попробуем сделать это вместе?
Разговаривать с самим собой было, конечно, глупо. Поэтому я ничего больше не добавил, а только переключил джип на первую передачу и вдавил в пол акселератор. Когда передние колеса переваливали через низкий бордюр вокруг шахты, капот машины задрался вверх, и я снова увидел над собой золотые листья осины, голубое небо и белые следы самолета. И тут лобовое стекло заполнила круглая черная пасть шахты-колодца.
Двумя ногами я нажал на педаль тормоза. Джип дернулся, заскользил, развернулся боком и наконец остановился на самом краю ямы. Правое переднее колесо машины висело над пустотой. Слегка дрожа, я дал задний ход, но, отъехав от шахты всего на фут или два, поставил джип на тормоз, выбрался наружу и встал, прислонившись к дверце спиной.
«Только не таким путем. И не сейчас».
Была ли эта мысль только моей, я не знал. Я надеялся, что нет.
Потом я шагнул к провалу и, заглянув в него, снова отступил назад.
Прошли месяцы. Я согласился преподавать в Денвере, и это оказалось не так тяжело, как мне думалось. Мне там неплохо — нравится быть с детьми, нравится снова чувствовать себя живым. Я опять играю привычную и любимую роль «пророка на горе», но теперь я стал гораздо более тихим и спокойным пророком.
Плохие сны продолжают преследовать меня. Это не кошмары с участием Келли Дэйл, а ее кошмары. Я вздрагиваю и просыпаюсь каждый раз, когда мне снится, как Карл Ривз крадучись входит в мою маленькую комнатку в трейлере или как я пытаюсь поговорить с матерью, которая совсем меня не слушает и только курит сигарету за сигаретой. Я просыпаюсь и в ужасе вскакиваю с кровати, когда мне снится, будто я чувствую руку Карла на моих губах или его прокисшее дыхание на моем лице.
В эти моменты я с особенной остротой ощущаю глубину и нерасторжимость установившейся между мной и Келли связи. Когда, обливаясь потом и прислушиваясь к бешеным ударам сердца, я сижу на кровати, то почти физически чувствую ее присутствие. И мне нравится думать, что мои кошмары означают своего рода экзорцизм, исцеление для нее и запоздалое предложение любви и помощи для меня.
Невозможно словами описать то, что я и Келли Дэйл пережили в последнюю ночь в ее мире… в нашем мире. Кажется, тогда я сравнивал это со столкновением галактик и впоследствии не раз и не два рассматривал сделанные с помощью телескопов снимки этого феномена. Я ясно видел — и еще яснее представлял — как сотни миллиардов звезд проносятся в непосредственной близости друг от друга и как их спиральные скопления, стремительно кружась, сходятся и расходятся, пройдя друг друга насквозь. Я знал, что, хотя из множества далеких солнц ни одно не погибнет в лобовом столкновении, их взаимодействие изменит строение и законы существования обеих галактических спиралей сильно и навсегда.
Примерно так можно описать то, что я испытывал в ту ночь, однако нарисованная мною картина не объясняет моей непонятной уверенности в том, что я тоже бесповоротно изменился, что внутри моего существа находятся разум, сердце и воспоминания другого человека и что моему одиночеству отныне пришел конец. Невозможно описать, каково быть одновременно… нет, не двумя, а сразу четырьмя людьми: мной и Келли здесь и настоящими мной и Келли в том, другом мире, куда мы оба стремимся и где непременно снова встретимся.
Это не мистика и не религия. Никакой загробной жизни не существует — есть только жизнь.
Объяснить это я не могу. Но в те дни, когда я выхожу с моими шестиклассниками на игровую площадку — в теплые зимние деньки, когда солнечный свет над Колорадо кажется чем-то вещественным и осязаемым, а высокие вершины Водораздельного хребта сверкают на западе так ослепительно и ярко, словно находятся на расстоянии нескольких ярдов, а не нескольких миль, тогда я закрываю глаза, и за смехом играющих детей мне ясно слышится сначала песня ветра, а потом и далекие, но отчетливые голоса другого, раздельного с нашим, но реально существующего мира.
