Должность во Вселенной - Савченко Владимир Иванович (первая книга TXT) 📗
— Надо бы и переключение диапазонов вывести на ручку, как в автомобиле скорости переключают, — вставил Любарский.
— Мелко плаваете, экс-доцент, — не без спесивости ответствовал Буров, — переключение скоростей!.. Вот вам не ручка, а ручища, штурвал боковых перемещений. Ею вы будете смещать кабину наверху… а верней, изгибать «электрическую трубу» в любую сторону, в какую отклоните.
Между педалей из пола кабины торчала теперь штурвальная колонка с сектором, добытая явно с какого-то списанного самолета. Варфоломей Дормидонтович забрался в кресло, понажимал педали, поворочал штурвалом, с одобрением поглядел на Бурова:
— Лихо! Это нужно освоить.
— Можете считать, что я пересадил вас с самолета братьев Райт прямо на Ту-154. Но если вы вернетесь из MB, не обнаружив у этих звезд планету… хоть одну! — я вас больше не уважаю и не обслуживаю. А будут на видеомаге планеты — берусь вас перед Альтером защищать, даже вырвать у него новые пленки.
— Различить планеты без «пространственных линз»… — Любарский поскреб плохо выбритый подбородок, усмехнулся. — Вряд ли.
— Да можно это теперь, Варфоломей Дормидонтыч, можно, — горячо сказал Буров, — раз диски звезд там видим! С «линзами» подробности на планетах будем рассматривать, на это целиться надо.
— Любопытно бы! — мечтательно сощурил глаза завлаб.
Толюня тоже считал, что любопытно и возможно, но помалкивал: как от чувства вины из-за погубленных пленок, так и от сознания своей малости перед Витей Буровым. К тому же он чувствовал, что тот настроен к нему неприязненно.
Тем временем на крышу поднялись еще двое. Сначала, собственно, из люка показались длиннющие, метров по шесть, сверенные из уголков штанги, а затем и те, кто их нес: Ястребов и его помощник. Они сложили ношу у ограды и, разминая сигареты, подошли к инженерам — поздороваться, перекурить, покалякать.
— И что это будет? — кивнул в сторону штанг Любарский, пожимая руку Герману Ивановичу.
— Эт-та?… — Механик достал из кармашка в комбинезоне чертежик, развернул, прочел раздельно: — «Координатный регистратор Метапульсаций». Заказ и эскиз самого Валерьяна Вениами… На концах укрепим сейчас фотоэлементные счетчики, расставим от башни на четыре стороны.
— А! — мотнул головой Варфоломей Дормидонтович. — Давно надо.
— Последняя моя морока, — неспешно продолжал Ястребов. — И на крышу, может, последний раз вылез…
Герман Иванович уже выглядел стариком: погрузнел, поседел, в характере появилось созерцательное добродушие, стал разговорчив. Он все более настраивался на заслуженный отдых. «Пенсия у меня будет под верхний предел, очередь на „Волгу“ вот-вот… Эх, и поезжу по всяким местам! А вы тут дальше вкалывайте без меня».
— Последняя у попа жинка, — поддал его помощник. — У тебя уже который наряд последний-то?
— А может, и так, — засмеялся механик. — Может, еще погуляем в высях.
Когда они отошли, Буров задиристо обратился к Любарскому:
— Что за «координатор Метапульсаций», не могли бы вы мне объяснить?
— А они в ядре возникают всякий раз на новом месте. Со сдвигами. Вот и надо бы хоть по двум измерениям с нашей крыши засекать координаты «штормов», чтобы потом рассмотреть последовательность скачков.
— Хорошо, а почему идея Пеца и заказ Пеца? Для чего здесь вы и для чего мы? Это наша парафия, наше дело! В чем вообще состоит ваше заведование лабораторией? В поддакивании?…
Варфоломей Дормидонтович с минуту ошеломленно молчал. Идею этого регистратора они с директором обсудили вчера за вечерним чаем (он все еще обитал у Валерьяна Вениаминовича) — и если тот первым, пока не забыл, запустил ее в «металл»… ну, так спасибо ему, да и все!
— Хоть вы, Витя, великий труженик, великий изобретатель и… великий нахал, — обрел наконец дар речи экс-доцент, — вам все равно не светит занять мое место.
— Я и не стремлюсь!.. (Лукавил Виктор Федорович, лукавил — стремился. И не только завлабом MB видел он себя в мечтах. На все у него был свой взгляд — и уж он бы показал, как надо). Эта затея относится к электронике. А раз так, но не должна проходить мимо меня. Вы там как хотите, но в своей специальности я поддакивать никому не согласен!
В таких слегка склочных отношениях все трое перебрались с крыши в зал тренажеров. Здесь, на интерпретаторе системы ГиМ, Любарскому и Васюку перед подъемом надлежало научиться делать ногами то, что прежде делали руками: педалировать неоднородность пространства и ускорение времени, — а руками то, чего прежде не делали вовсе, боковые перемещения. Упражнения длились шесть часов (с перерывом на обед и чаепитие), и, разумеется, «тренер» Буров согнал с обоих столько потов, сколько счел нужным. И то сказать: автоматическая точность всех движений и поворотов кабины наверху, в MB, была для них так же важна, как летчикам в сверхзвуковом полете.
«Пилотом» в предстоящий подъем шел Анатолий Андреевич; его Витя натаскивал особенно безжалостно, заставляя заодно с маневрами переумножать или делить в уме трехзначные числа. Любарский сочувственно роптал, что это не дело, не выход и пора все автоматизировать.
Потом была обработка прежних наблюдений в MB, составление отчетов, проверка аппаратуры, исправление разладившейся за ночь… В подобных занятиях минула первая 24-часовая смена, после которой разрешался 12-часовый отдых. За эти часы Анатолий Андреевич посетил новенькую сауну, поужинал, посмотрел видеомультики (жалея, что нет рядом Мишки и Линки, которые получили бы от них куда больше удовольствия) и хорошо выспался в своей комнате в профилактории.
Вторая смена началась с проверки навыков нового управления, отшлифовка шероховатостей — зачет, который принимал тот же Буров. К этому времени в лаборатории, в тренажерном зале, появились супруги Панкратовы, Миша и Валя — пара молодых, но уже изрядно обозленных действительностью специалистов-инфизовцев.
(Да им и было отчего: к обычным трудностям жизни молодых специалистов — осваивание на новом месте, отсутствие жилья, малые заработки, бытовая неустроенность — прибавились еще и специфические, от НПВ. Валя забеременела месяц назад, сейчас ходила на шестом месяце. И поскольку ее — первоначально худенькую и миловидную — разнесло в считанные дни на глазах ошеломленной домохозяйки, та возмутилась и потребовала или двойную плату, или пусть освобождают комнату; а двойная плата — это 120 рэ. Освободили, нашли комнату в пригороде, откуда трудно добираться, — вот и опоздали сегодня на полчаса.
…Нет, не только Анатолия Андреевича ставила на место обычная, конкретно-предметная жизнь-житуха: куда вы суетесь, белковые комочки? Ваше ли дело постигать бесконечно-вечную Вселенную? Питайтесь-испражняйтесь, спаривайтесь, плодитесь, размножайтесь, заботьтесь о сиюминутных успехах — это ваше, а насчет прочего… зась! Не только его, каждого на свой лад.
Тем не менее, когда Корнев предложил Панкратовым поселиться в гостинице-профилактории хотя бы до рождения ребенка… а впрочем, и на любой удобный срок, — они категорически отказались. «Такие опыты надо начинать с кроликов», — твердо сказал глава семьи Миша).
«Зачет» сдали, пора было подниматься на крышу, снаряжаться и отправляться в MB. Но тут Васюк подошел к телеинвертеру, включил, набрал нужный код и, когда на экране возник Приятель, рассказал ему о загубленных кассетах с чувствительной пленкой. Все время, пока он говорил маловыразительным голосом, завснаб спокойно писал — и только потом ронял ручку, замедленно (от чего возникал оттенок театральности) поднимал и поворачивал голову, расширял глаза, раскрывал рот, воздевал руки… И Витя Буров тоже воздел руки:
— Зачем, о господи! Зачем вы это сделали. Толя?! Он же сейчас примчит сюда
Верно, Альтер Абрамович примчался в лабораторию с той скоростью, какую позволили лифты; даже, пожалуй, несколько быстрее.
— Рабочие кефир свой не забывают опустить на веревке на двести метров, когда наверху работают, а вы… ученые люди, называется! — кричал он, стоя в фотокомнате над грудой кассет, ради которых ему пришлось немало хлопотать, побегать и даже поподличать. — Ведь шестьдесят же тысяч! А сколько нервов?!
