Привет с того света - Щупов Андрей Олегович (книги полностью бесплатно txt) 📗

Он хромал, в груди болело так, что трудно было дышать. Должно быть, сломанное ребро оцарапало легкое. Капрал был знаком с азами анатомии. Подобная рана грозила внутренним кровоизлиянием со всеми вытекающими последствиями. Перед очередным поворотом Штольц остановился. Света здесь было совсем чуть-чуть. Стеклянные плафоны справа и слева, а в них что-то вроде живых светляков. О подобном им не рассказывал даже Дювуа. Что-то подсказывало ему о близкой опасности. Он прислушался, втянул воздух ноздрями. Опытной диверсант, Штольц знал, что нередко обонянию можно доверять более, чем слуху. Выстрелы и взрывы глушат мозг, порождая слуховые фантазии. Нюх менее уязвим. Нюхом познает большинство животных окружающее, именно обоняние превращает акул в столь опасных врагов… Впереди таилось нечто живое. Он это чувствовал. По запаху, который с равным успехом мог принадлежать человеку и НЕчеловеку. Утерев мокрый от пота лоб, капрал повернул назад. Хватит спускаться вниз и вниз! И без того он где-то под землей… На звук шагов Штольц отреагировал мгновенно. Пистолет в поднятой руке выплеснул короткое пламя. Неясные тени метнулись к стенам, но кого-то он задел. Пальцами зашарил на поясе. Ни гранат, ни шашек ничего не осталось. Три или четыре патрона в обойме. Автомат стал бесполезным десятью минутами раньше. Он разобрал его на детали и разбросал по коридорам, кожух ударами смял о камни. История — это все-таки история. В пятнадцатом веке негоже появляться автоматическому оружию. На этот раз топот раздался впереди. Он напряг зрение, всматриваясь в глубь коридора. Около десятка человек. Медные щиты, тускло отсвечивающие наконечники копий. Ближе и ближе… Он вспомнил головы матросов на носорожьих рогах и представил в таком же виде свою собственную. А ведь так оно, пожалуй, и случится! — Твари! Упав на колено, он выстрелил. Три вспышки, крик среди дрогнувших рядов. Затвор пистолета застыл во взведенном положении. Все… Пятясь, Штольц следил за наступающими. Пальцы проворно делали привычную работу. Ту же, что и с автоматом. Конечно, если они такие головастые, то все равно соберут, догадаются. Но не глотать же детали! Тем более что и тогда гарантий — никаких. Выпотрошат, как куренка, и найдут. — Ну же! Он встал в бойцовскую позу, расстегнул ворот. Кто-то приближался сзади, но он не оборачивался. Здесь, в полумраке, глаза выполняли второстепенную функцию. Настоящий боец вообще должен полагаться не только на них. Чувствовать противника следует каждой клеточкой тела!.. Штольц попытался унять дрожь. Это тоже знакомо — аккумуляция всех жизненных резервов, готовность к взрыву. Мозг на это время будет отключен, в ход пойдут природные рефлексы, подкрепленные навыками диверсанта. Лавина тел ринулась на него, и мгновением позже Штольц «взорвался». Пальцы сами поймали древко направленного на него копья, рванули в сторону, парируя возможные удары, нога метнулась вперед, а в следующую секунду он сгруппировался и прыгнул, подставляя ногам набегающих напружиненную спину. Руки к лицу — и быстро катиться! Они спотыкались и падали, не успев ничего сообразить, а он бревном раскручивался, сшибая индейцев с ног, резкими тычками ломая им кости. Кто-то изловчился все-таки его ударить, но меч не пробил кевлара. Протаранив ряды противника «насквозь», Штольц вскочил, рукой успев захватить чью-то лодыжку и провернуть ее. Короткий удар ребром ладони и длинный боксерский джеб в чью-то челюсть. Слишком медленно они приходили в себя и разворачивались. Теперь он сам атаковал их с тыла, точными и сильными ударами сбивая, словно кегли. Еще мгновение, и в руках у него очутился меч. Штольц свирепо оскалился. Меч означал отсрочку и еще несколько жизней взамен капральского чере I II па. Меч свистнул перед лицами воинов. В замешательстве они остановились. Странно! Почему они не стреляют?.. Мысль высветилась в мозгу и ушла. Штольц продолжал делать угрожающие пассы, переводя дыхания и собираясь с силами для очередного броска. В груди клокотало, болело разбитое колено, но раны не в счет — речь шла о жизни и смерти. А скорее всего — только о смерти. Надежда на выживание ослабила бы его. Погибающим запрещено мечтать о жизни — это лишит последних сил. И смерть поборет их.

Сидящий на троне был сед, худощав и длинноволос. Золотой обруч охватывал его голову, у ног, выпростав длинный язык, лежал пятнистый зверь. Крупная кошачья голова, огромные когтистые лапы, мощные клыки. «Ягуар!» — догадался Макс. Все они тут помешаны на этом хищнике… В следующую минуту лейтенант разглядел, что бог ацтеков однорук. Левая рука отсутствовала по локоть, что не мешало сидящему держаться с достоинством, с усмешкой взирая на диверсанта. Справа и слева от властителя Теночтитлана стояли мускулистые воины с короткими мечами на поясах. Чуть выше из небольших оконцев в стенах торчали стволы мушкетов, нацеленные на приближающегося к трону человека. — Я все-таки добрался до тебя, Гершвин! Лейтенант сделал еще шаг, но, поскользнувшись на собственной крови, упал. Простреленную руку словно ужалило током. Рана напомнила о себе нечеловеческой болью. На короткий миг сознание лейтенанта помутилось, и он едва нашел в себе силы, чтобы подняться. IV Тактика индейцев была не столь уж хитроумной. Нынешние европейцы представляли для них опасность прежде всего как обладатели оружия будущего — гранат, автоматов, аэрозольных бомб. Вот они и позволили им «разрядиться», вволю побегав по коридорам здания, отстреливаясь от небольших отрядов преследователей, теряя при этом и силы. Коридоры огромного дворца — задумка, должно быть, архитектора-паука. Залы напоминали распластанные морские звезды с разбегающимися во все стороны лучами-тоннелями. Те, в свою очередь, ныряли друг под дружку, петляли и ветвились, образуя лабиринты, обрываясь замаскированными ловушками. Дело осложнялось тем, что в схеме пуганых катакомб что-то постоянно менялось: тяжелые плиты могли внезапно перегородить проход, под ногами разверзались пропасти, коридоры превращались в тупики, а из замаскированных в потолке ниш на головы обреченным сыпались клубки ядовитых змей. С большей частью этих сюрпризов Максу довелось познакомиться. Сначала его загнали в каменный аппендикс, а потом через отверстия в стенах с шипением вползли змеи — одна за другой. Именно на змей он истратил последние патроны, обнажив в конце концов десантный нож. Этот самый нож он сжимал и сейчас. Больше у лейтенанта ничего не было. — Что ж, с прибытием! — Седовласый человек величественно кивнул Максу. — Признаться, я ждал этого. И давно. Лейтенант сделал над собой усилие и шагнул. — Не советую, — предупредил седоголовый. — Я знаю, на что ты способен. Но еще одно движение, и тебя изрешетят пулями. Либо… либо кинется Зевс. Лейтенант покосился на шумно дышащего ягуара. Хищник смотрел на него. Из разверстой пасти раздавался приглушенный рык. — Они не успеют, — неуверенно сказал Макс. — Успеют, лейтенант. Еще как успеют. Кстати, один из твоих друзей уже связан по рукам и ногам. Второго загнали в ловушку, выхода из которой нет. Снотворные шашки нашего производства не столь эффективны, как ваши, но рано или поздно они тоже подействуют. Твой человек уснет, и его возьмут без малейших усилий. Кстати, мы могли поступить так с самого начала. Тем более что мне нужен лишь один из вас. И если остальные двое предпочтут умереть — это их выбор. — Я не понимаю… — Что тут понимать? Мне нужен европеец, и, честно говоря, я предпочел бы иметь дело с вами. — Со мной? Макс изумленно смотрел на Гершвина. Положение складывалось идиотское. Цель была близка — всего в нескольких шагах, но это не облегчало задачи. Чтобы метнуть нож прицельно и с приличной дистанции, нужно приложить основательное усилие. Порывистый взмах, хлесткий разворот плеча — и все! Но на подобный подвиг лейтенант был уже не способен. Он потерял слишком много крови. Плюс сплошные синяки на теле, пуля в ноге и покалеченная рука. — Бросьте нож, лейтенант. Предлагаю поговорить. Спокойно и без нервов. — После всего случившегося? — Именно после всего случившегося. — Бледные губы Гершвина чуть дрогнули. — Ведь вы профессионал, а не слепой исполнитель. Значит, способны оценить ситуацию. Кроме того… — Хозяин дворца выдержал паузу. — В какой-то степени имен но от вашего поведения будет зависеть судьба ваших товарищей. Макс отшвырнул нож. Зарычав, ягуар поднялся, но, предупреждающе крикнув, один из людей Гершвина шагнул вперед и, опустив ладонь на голову зверя, второй рукой осторожно дотянулся до ножа. Гершвин кивнул, подавая знак. Из боковых дверей выскочили смуглокожие слуги. Лейтенанту поднесли стул и поднос с дымящейся чашкой. — Что это? — Пейте, лейтенант. В вашем положении смешно опасаться яда, не правда ли?.. Напиток взбодрит вас и поможет выдержать перевязку. Макс моргнул. На короткий миг фигура на троне раздвоилась. Откудато издалека налетел звон… Вот будет славно: рухнуть на глазах этого прохвоста в обморок, как кисейная барышня… Усилием воли лейтенант заглушил звон, мысленной оплеухой привел себя в чувство. И все же его продолжало пошатывать. Сев на предложенный стул, он дотянулся до фарфоровой чаши. Что-то темное и, по-видимому, очень крепкое… Отхлебнув, он поморщился. Терпкая горечь отдаленно напоминала коньяк. И масса каких-то трав. В словах Гершвина был резон. Поить его ядом не слишком разумно. Надо было бы, усыпили бы в катакомбах — и всех забот!.. «А если даже и отравит, — вяло подумал Макс, — то и черт с ним. Все равно ничего уже не изменить. Этот человек предусмотрел все». Единственное, что лейтенант мог попытаться сделать, это выгадать время. — Я с удовольствием поговорил бы с вами в другой раз, но так уж сложились обстоятельства, что время не терпит. Я должен срочно принять решение, которое во многом будет зависеть опять же от вас. Слева от Макса над столиком с металлическими инструментами и перевязочными средствами колдовали два человека. Аккуратно положив раненую руку на жесткую подушечку, они принялись закатывать рукав комбинезона. Это было не так-то просто, и они сделали попытку вспороть рукав маленьким скальпелем. Лейтенант усмехнулся. — Не получится, это кевлар… Но они и сами что-то, по всей видимости, сообразили — все так же молча нашли потайную застежку и развернули залитую кровью ткань. Макс скользнул глазами по ряду блестящих инструментов. Как они научились это все делать? А главное — когда?.. Мысль тут же перескочила на другое. Нож отобрали, а эти штучки сунули прямо под нос. Верхоглядство? Навряд ли… Он попробовал поднять правую руку, но она лишь чуть дернулась. Вот и секрет терпкого напитка. Временный паралич. Боль в ранах поутихла, но возможность сопротивляться у него окончательно отняли. — Не знаю, к каким выводам вы пришли за время своих скитаний, заговорил Гершвин, — но знаю другое: на этом континенте проживают миллионы людей, которых я не дал в обиду. И не дам. Десятки городов Цумпанко, Чапультек, Митхо-ак, Такубауа, Теотиуакан, Чичен-Ица уже приближаются по размерам к крупнейшим европейским городам. Я дал этим народам возможность преобразить мир и смею надеяться, что так оно и случится. — Фантазии… Бредовые фантазии… — Макс облизнул запекшиеся губы. — Одна сверхраса вытеснит другую — только и всего. Я читал ваши дневники, но повторяю: все это чистой воды бред. — Бред? Да почему же? Вот уже более пятнадцати лет, как эта земля полностью очищена от испанских и португальских миссий. Мы живем так, как хотим — играя в собственные игры, руководствуясь собственными законами. Государство ацтеков расширяется. Я поддерживаю здешнюю науку и ускоренными темпами развиваю промышленность. И при этом мы практически не воюем: дипломатия и еще раз дипломатия! Очень скоро мы дотянемся до Ледовитого океана, а отряды моих воинов уже сейчас возводят укрепления на побережье Северной Америки. — Господи, зачем? — Чтобы предотвратить высадку англичан и французов, что может произойти очень скоро. — И чего вы добьетесь? Что не будет ни канадцев, ни американцев? — Может быть. Но дело не в этом. Я не знаю, сколько цивилизаций последовательно и параллельно вызревало на планете, но та культура, что победила в конце концов все остальные, оказалась в корне порочной. Да вы и сами отлично помните, из какого времени прибыли. Общество, шарахающееся от кровавого тоталитаризма к шаткой демократии и обратно, разуверившееся во всех религиях и философиях, общество, на протяжении целого тысячелетия искренне полагающее, что прогресс науки — это и есть прогресс человечества! — Гершвин горько улыбнулся. Общество, так и не сумевшее прикоснуться к тайнам педагогики и тайнам раскрытия личности… Да есть ли вообще что-нибудь, чем вы могли бы гордиться? Полководцами? Тиранами, взнуздавшими собственные народы? Это смешно, лейтенант! Я даже готов помочь вам, наперед сказав, что вся ваша гордость — это горстка талантов, вопреки условиям, цензуре и требованиям толпы попытавшихся увековечить ужасное или из этого ужасного выцедить кроху истинного и доброго. Нет, лейтенант, на роль адвоката вы со вершекно не годитесь. Как, впрочем, и я. Законы, причесывающие всех под одну гребенку, пытающиеся укротить хаос наказанием и не знающие слова «совесть», нельзя называть законами. Но других, увы, ни век двадцатый, ни век двадцать первый так и не придумали. — А вы? Вы придумали? — Возможно… — Гершвин пожал плечами. — По крайней мере, уже через неделю вам станет ясно, сколь разительно мы отличаемся от той же средневековой Европы. — Дану?.. — Истинная правда! — В голосе Гершвина прозвучала непоколебимая уверенность. — Мы еще только в начале пути, но у нас уже нет ни воровства, ни насилия, мы не сжигаем колдунов и ведьм, а оппозицию не пытаем дыбой и клещами. Даже в той же Европе мы не столь уж согрешили. Мы казнили не ангелов, а пиратов и грабителей, которые, кстати, были в чести у местной власти. И тот же Фрэнсис Дрейк взамен награбленного получал от английской королевы титулы и поместья. А она, в свою очередь, с удовольствием примеряла драгоценности, снятые рукой пирата с убитых. Вот она, мораль белой цивилизации! Тех, кто делится, — гладить по головке, всех прочих — выжигать каленым железом! Мы казнили мореплавателя Писса-ро, лишь чуть упредив монарших убийц, а того же Нуньеса Бальбоа, первооткрывателя Тихого океана, за излишне смелые притязания обезглавили собственные хозяева. Жадность сводила этих людей с ума, толкая на самые чудовищные преступления. Римскому папе подносили подарки, требуя взамен раздела мира, и первый священник мира шел на это! Отчего же не поделить чужое? И португалец Францишек Далмейд становится вице-королем 1 еще не захваченной Индии, а по океану проводят водораздел между несостоявшимися открытиями Испании и Португалии. То, что на всех этих землях могли обитать целые народы, никого в Европе не интересовало. Острова и континенты кромсали как свежеиспеченный пирог. А потому я не чувствую угрызений совести. Все эти пиратствующие рыцари морей от Кортеса до Магеллана — вполне заслуживали самой суровой участи. Ибо они проливали кровь невинных, и никто из них ни в начале, ни в конце жизненного пути так и не раскаялся в содеянном. Их называют первопроходцами, задают вопрос, что было бы, не роди земля столь отважных людей. И я намерен продемонстрировать людям именно эту картину. Картину осмысленного мира и созидательного спокойствия. — То-то на всех углах у вас роскошные алтари. Должно быть, на них мир и спокойствие постигаются с особенной остротой! — Глупо… — Гершвин поморщился. — Конечно, я мог бы сослаться на невозможность изменить все сразу, на здешние традиции, бытующие уже на протяжении многих столетий, и так далее, и так далее. Но все это скучно, и потому я попросту соглашусь. Да, к сожалению, вы правы. Да, отказаться от язычества этому народу будет очень непросто. Да, кровь и жреческие ножи — это действительно жестоко. Но один спорный момент! Кто называет это дикостью и варварством, осмелюсь спросить? Укажите мне адресата — страну или город, что подошли бы обличьем под благой пример! Нет таких!.. Любое государство вашего времени ежегодно и под самыми честнейшими предлогами уничтожает в сотни и тысячи раз больше сограждан, чем варвары-ацтеки на своих алтарях. Этот вопрос, лейте-! нант, намного сложнее, Чем кажется. Не исключе но, что вообще без жертв человечество попросту нежизнеспособно. Да, лейтенант! Небеса требуют плати за благополучие. Повезло в одном, сторицей восполни в другом. А раз так, то давайте называть вещи своими именами. Государства двадцать первого столетия платят за временное затишье в недавнем прошлом кровопролитными войнами, и войны эти давным-давно никого не удивляют. Напротив! Ими гордятся, в честь этих войн возводят многочисленные памятники. Вот вам и прототипы нашего алтаря! Только сравнение-то не в вашу пользу, ибо молох войны пережевывает во сто крат больше жизней, не разбирая, кто плох, а кто хорош. И чем больше крови, тем лучше. Тем пышнее послевоенные судебные процессы, тем больше пафоса в поминальных речах!.. — Гершвин поднял единственную руку в величественном жесте. — Среди моего народа — все иначе. Жертве оказывают перед смертью царские почести. Будущую смерть превозносят как подвиг уже при жизни! И далеко не всегда жертву выбирает перст судьбы, очень многие восходят по ступеням алтаря добровольно. Но… в общем и целом это нюансы. Более всего убеждают цифры. И вот по числу убиенных ацтекам никогда не сравняться с европейцами. — Родителей и родину не выбирают. Историю нельзя менять. — Макс не знал, что сказать, и потому упрямо повторил: — Историю нельзя менять.. — Любопытно знать, почему? — холодно поинтересовался Гершвин. Потому что в будущем ос-тались ваши товарищи и ваши начальники? Но и в моем будущем можно насчитать сотни миллионов достойных людей. Ученые-астрономы, скульпторы, художники… Но мое будущее — эмбрион, из которого еще может получиться счастливое создание, ваше будущее смердящий труп. — Он пере вел дух. — То, за чем вы сюда явились, имеет свое конкретное название. Это кровавый аборт нарождающегося. Только в угоду кому и во имя чего? Макс опустил голову. — Я не намерен с вами спорить… Знаю только одно: так или иначе, но наше будущее состоялось. Что получится из вашего, еще неизвестно… — Верно. Определенный риск есть. — Гершвин кивнул. — И потому мне нужны помощники, мне нужен преемник. Ведь я уже сказал: я вечен, мой дорогой лейтенант, я НЕ ИМЕЮ ПРАВА УМЕРЕТЬ. Во всяком случае, так полагают ацтеки, и лучше их не разочаровывать. День, когда я исчезну, станет самым страшным их днем. По большому счету, они до сих пор дети, хотя и умеют вычислять диаметр Земли и давным-давно разгадали природу приливов и отливов. Однако война — это совсем иная наука, и поднаторевший в массовых убийствах Старый Свет сломит аборигенов Америки, залив эту землю потоками крови. Выход один: некто сильный и мудрый должен вести их и опекать. И если периодически я буду молодеть, а по религии ацтеков с богами так оно и происходит, мне удастся закончить начатое. — Молодеть? — Макс поднял голову. Мысли путались в голове, он с трудом осмысливал происходящее. — Не понимаю… — Не так уж сложно это понять. Мой преемник должен быть белокожим и должен походить на меня. Но лет ему будет намного меньше. Его примут, потому что все подготовлено для этого. Каждому из жрецов он назовет свое кодовое слово, и власть беспрекословно перейдет в его руки. А вернее — в одну-единственную руку. Я уже сказал, преемник должен походить на меня. — Гершвин с улыбкой приподнял культю. — Увы, мне не слишком повез ло в последнем путешествии. — Аккумуляторы были на последнем издыхании, и чтобы проникнуть как можно глубже в прошлое, я рискнул укоротить силуминовое кольцо до минимума. За это и поплатился. Бедная рука просто не вписалась в критическое пространство, оставшись в далекой Испании. Макс хмуро взглянул на культю седовласого и невольно перевел взгляд на собственную руку. Смуг-локожие врачеватели уже закончили перевязку, но отчего-то рука не просто лежала на столе. Два толстых ремня крепко перехватывали ее в кисти, надежно приковав к столу. — Да, дорогой мой лейтенант! Выбор свершился сам собой. Преемник должен, к сожалению, походить на своего предшественника. Иначе народ его просто не примет. — Постойте!.. При чем здесь я?! — До Макса наконец все дошло. Но было уже поздно. Пара мускулистых рук обхватила его за шею, изо всех сил прижала к стулу, а человек, стоявший чуть слева, взмахнул кривым мечом. Ослепленный вспышкой боли, Макс вскрикнул. С тупым стуком меч рассек живое, вонзился в стол и, заставив подпрыгнуть разложенные инструменты, навсегда отделил изуродованную кисть от предплечья. Хлынула кровь, но не слишком обильно. Тугие ремни сделали свое дело, и врачеватели, что столь бережно обрабатывали кисть, с тем же прилежанием занялись свежей раной. Еще один спектакль, обставленный искусными декорациями… С самого начала Гершвин готовил его к хирургической процедуре. И напиток, которым угостили лейтенанта, был чем-то вроде обезболивающего средства. Сцепив зубы, Макс откинул голову и в эту самую минуту увидел Лика. Вернее, он разглядел ствол карабина. В отличие от соседних мушкетов этот ствол был опущен чуть ниже. Догадаться почему, не составило особого труда. Лик целился в затылок Гершвина.