Колесо Фортуны - де Ченси Джон (прочитать книгу .txt) 📗
Позади столов Пяти Народов находились игроки Семи Союзных Племен: шоуни, делаваров, мешков и лис, потауатоми, кикапу, оттава и майами. Я ничего не знал о системе их кланов и о том, как они выбирали игроков, хотя, без сомнения, они тоже использовали ту или иную форму слепого розыгрыша, жребия, как и все остальные.
Сбоку от каждого стола стояла пара старших воинов, одетых во все черное, с длинными дубинками в руках. Дьяконы — никогда не понимал, почему их так называют, — должны непрерывно следить за игроками во избежание малейшего нарушения правил.
На большой платформе, лицом к игровым столам, сидели вожди, старшие знахари и другие важные персоны двенадцати племен. Нашего Вождя, например, сопровождали Клановые Матери семи кланов. Сидел там и Глашатай Игры, жирный старый Джек Птицелов, а дальше к южной части сцены дед Девять Убийц со своими помощниками.
Вот как все это происходило, когда я был мальчиком. Позже многое переменилось. Не могу сказать, к лучшему или к худшему. Знаю только, что прежние порядки мне нравились больше.
Когда солнце высоко поднялось над полями, Глашатай выступил вперед и призвал к тишине. Наступило время речи Вождя племени чероки.
Размышляя об утерянных традициях, я не могу сожалеть лишь об одном — об этих длиннющих речах, вернее, декламациях, которые Вождь всегда произносил перед началом. Не то чтобы сама речь была так плоха, но когда слушаешь эти чертовы слова каждый год, и каждый раз одно и то же…
— Давным-давно был только Народ.
Мэрилин Черная Лиса была хорошим Вождем, но голос у нее не подходил для речей. Впрочем, это не имело значения, поскольку Глашатай немедленно повторял все сказанное ею по-английски голосом, словно исходящим из нутра бычьего аллигатора. Это было не слишком вежливо по отношению к людям других племен, но удобно для большинства чероки, которые не понимали собственного языка — во всяком случае, того чистого старинного чероки, на котором говорила Вождь Мэрилин.
Не имело это особого значения еще и потому, что большинство из нас слышали эту речь столько раз, что могли повторить ее наизусть на любом языке. Я откинулся на локтях и унесся мыслями куда-то далеко, пока она долдонила о том, как Народ пытался хорошо относиться к белым, когда они впервые появились, но потом убедился, что это были самые подлые люди из всех, кому Создатель дарил жизнь. И дальше — о несчастьях, о голоде, о болезнях, о долгих переходах и обо всем остальном: старая история, хотя, несомненно, правдивая.
— Но в те дни, когда казалось, Народ исчезнет с лица земли, — продолжала Вождь Мэрилин, — нашим старейшинам было дано пророчество…
Вот тут-то и начиналась самая сомнительная часть. Если верить деду, который это хорошо знал, пророчество заключалось в том, что с неба упадет огонь и уничтожит белых, оставив только Народ.
Что, как всем известно, совсем не похоже на то, что случилось на самом деле. Действительно, огня было предостаточно, когда белые и черные люди начали убивать друг друга — я сам видел обгорелые руины городов и картинки в старых книгах — до тех пор, пока все народы Юэса не начали воевать друг с другом.
Но прикончила-то белых окончательно эта загадочная болезнь, обрушившаяся на землю, как наводнение, поражая как белых, так и черных людей еще быстрее, чем их болезни, которые косили когда-то Народ.
Легенда гласит, что Создатель наслал болезнь, чтобы наказать белых и освободить Народ. Но дед как-то рассказывал мне историю, которую слышал от своего деда: белые, вернее, их сумасшедшие знахари создали болезнь специально, намереваясь использовать ее против черных людей. Только кто-то что-то сделал не так, болезнь вырвалась и набросилась на белых тоже.
В некоторые моменты этой истории очень трудно поверить, как, например, в то, что люди разводили маленьких невидимых болезнетворных жучков, как разводят лошадей. Впрочем, по-моему, что-то правдивое в этом есть. Потому что, в конце концов, до сих пор осталось довольно много белых; а вот приходилось ли вам видеть черного человека во плоти?
Никто не знает, почему Народ — и люди с такой же кровью, как, например, мескины, — были единственными, на кого болезнь не действовала. Возможно, у Создателя такое своеобразное чувство юмора.
— Итак, наконец Народ вновь обрел свои земли, — добравшись до конца, Вождь Мэрилин возвысила голос. — И жизнь была тяжелой для многих поколений, и люди поняли, что забыли многое из старого. Но они продолжали помнить одну старую традицию, великий дар Создателя, который сплачивал их праматерей и праотцев во все трудные времена; и они знали, что Игра спасет и их тоже, если они останутся ей верны. Так это было, так это есть сегодня, так это будет всегда.
Она протянула вперед обе руки. Высоким чистым голосом она выкрикнула слова, которых все ждали от нее:
— Пусть Игра начнется!
— Игроки, — загрохотал Глашатай, — займите ваши места!
Выбранные игроки Пяти Народов и Семи Племен повиновались все разом, стараясь произвести при этом как можно меньше шума. Это было в их интересах; Дьяконы с суровыми лицами уже сжимали свои дубинки, и даже простой неловкости могло быть достаточно, чтобы получить удар по голове. Я хочу сказать, эти ребята любили свою работу.
Пока игроки, склонив головы, изучали лежавшие перед ними полированные доски, один из помощников деда начал бить в водяной барабан, издававший высокий звук «пинг-пинг-пинг», казавшийся очень громким в тишине, внезапно повисшей над всем полем. Другой помощник подвел деда — который вполне мог сделать это сам, но традиции подразумевали напомнить всем и каждому, что он действительно слеп, — к деревянному столу, установленному в передней части сцены. Одной рукой помощник поднял крышку большой корзины из жимолости, занимавшей всю поверхность стола, а другой поднес к ней руку деда.
Дед засунул руку в корзину. Барабанщик перестал барабанить. Можно было услышать, как бабочка трепещет крыльями.
Дед постоял мгновение, шаря по внутренней поверхности корзины, а затем вытянул руку с зажатым в ней маленьким деревянным шариком, меньше детского кулачка, выкрашенным в белый цвет. С расстояния его нельзя было разглядеть, но каждый прекрасно представлял, как он выглядит. По полю пролетел легкий шелест — это люди задерживали дыхание.
Не поворачиваясь, дед передал маленький шарик Джессу Тигру, старшему знахарю семинолов, стоявшему рядом. И Джесс Тигр, взглянув на шарик, передал его знахарю криков справа от себя; и так маленький шарик совершил путешествие вдоль всего ряда знахарей, пока все двенадцать не изучили его. В конце ряда знахарь оттава — я не знал его имени — вручил шарик Джеку Птицелову, Глашатаю. Который внимательно посмотрел на шарик и выкрикнул голосом, способным расколоть обсидиан:
— АЙ, ТРИДЦАТЬ ДВА!
Несколько сотен Народа выдохнули, и по полю словно пронесся ветер. Все вытягивали шеи и глазели на площадку, стараясь рассмотреть игроков. Никто из йих не пошевелился.
Барабанщик вновь завел свое « пинг-пинг». Дед засунул руку в корзину по локоть и вытащил второй шарик. Шарик опять прогулялся вдоль ряда, пока Глашатай не взял его и не рявкнул:
— ОХ, СЕМНАДЦАТЬ! — И после паузы: ОДИН, СЕМЬ, — для того, чтобы какой-нибудь идиот не принял этот крик за семьдесят.
По-прежнему никакого движения на площадке. Головы игроков склонились, словно они молились. Чем, впрочем, большинство из них, если не все, сейчас и занимались. Я подумал о том, что происходило в те минуты в голове Элвиса Медвежьей Лапы.
Вновь ожил барабан, разливая свое « пинг-пинг- ?гинг».Рука деда опустилась в корзину и извлекла третий шарик, который пошел вдоль ряда по старческим рукам в темных пятнах. Снова крик Джека Птицелова:
— ЕНН, ШЕСТЬ!
Такое маленькое число и так рано? Это был счастливый знак. И Дьяконы на краю поля пристально смотрели, как один из игроков шауни протянул руку и осторожно положил фишку из полированного черного камня на один из квадратиков своей ореховой доски.
