Инопланетянин (сборник) - Тупицын Юрий Гаврилович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Вдруг ей послышался из гостиной некий посторонний звук. Сердце у Керол упало. Как она могла забыть о том, что покойный знал ее адрес? Разве не мог на ее квартиру проникнуть и до времени спрятаться кто-нибудь из его сообщников? Мало того, ее адресом интересовалась и полиция, а разве можно доверять полиции?
Керол поспешно сунула деньги в сумку, осторожно закрыла ее, обшарила глазами кухню и воровато, точно совершая нехорошее дело, сунула сумку во встроенный шкафчик, в котором у нее хранились консервы и сухие продукты. Выпрямившись, она передохнула и прислушалась. Уличный шум, баюкающий, бархатный шепот холодильника — вот и все, что мог уловить ее болезненно обостренный слух. Наверное, почудилось. Нервы, ох уж эти нервы! Поколебавшись, Керол пересилила себя, решительно поднялась на ноги, прошла в гостиную и, включив свет, внимательно оглядела комнату. Не ограничившись этим, она заглянула за оконные портьеры, зачем-то открыла и снова закрыла дверцу серванта. Все было на своих местах. Ни одной вещи, ни единой безделушки не касалась чужая рука.
С еще большим тщанием Керол обследовала маленькую спальню. Эта комнатка была для нее не только местом для ночного отдыха, иногда безмятежного, а чаще беспокойного, но и своеобразной памятью о погибшем и все еще любимом муже. Сразу же после похорон супруга Керол все переделала и переставила в этой комнатке. Привычность интерьера ее пугала, доводила до иллюзий, до состояния, близкого к трансу и истерике. Ей все казалось, что на пороге спальни вот-вот появится ее Герберт. Появится и, прислонившись к косяку двери, негромко спросит со своей лукавой, чуть смущенной улыбкой, которая всегда появлялась на его лице, когда он был в чем-то виноват перед ней: «Керол все еще сердится на своего скверного мальчишку?»
После долгих, тоскливых и трудных месяцев одиночества в жизни Керол появились другие мужчины. Некоторые из них переступили и порог ее спальни. Эти мужчины очень легко относились к интимным отношениям, постель для них была пикантным развлечением, не более того. На какое-то время Керол увлеклась новизной впечатлений, а главное, возможностью забыться и тут же практически навсегда вычеркнуть из памяти очередного партнера. Ей пришлось пережить несколько неприятных сцен, некоторые из мужчин почему-то пытались рассматривать ее как личную собственность, как игрушку, с которой они вольны позабавиться, когда им вздумается, а потом забыть до поры до времени. Однажды, к ее изумлению и бешенству, Керол чувствительно хлопнули по физиономии и назвали вслух, громко так, как иной раз робко и с презрением к самой себе она называла себя в душе. Керол проплакала тогда всю ночь, до утра. Она вдруг с необычной ясностью поняла, что таких отношений, как с Гербертом, отношений по-своему целомудренных, в которых чувственность никогда не играла решающей роли, у нее не будет ни с кем и никогда. Выплакавшись, как это говорится, до дна, она спешно, с какой-то одержимостью восстановила в спальне прежний порядок, тот, который был там еще при Жизни мужа. Слаб человек! А уж что говорить о женщине, которую природа наделила властным инстинктом материнства. Тем самым инстинктом, который давлением разума, вознесшего человека так высоко над миром, расщепился и на бесплодную похоть и на жадное сластолюбие. И после того памятного случая, хотя и очень редко мужчины бывали в доме Керол. Но уже никогда и никому из них Керол не разрешала переступать порога своей спальни. Хватит с них и гостиной!
И в спальне Керол не нашла никаких следов присутствия посторонних. Она оставила свет включенным во всей квартире. Проходя на кухню через гостиную, она щелкнула выключателем приемника и настроила его на станцию, которая вечерами всегда передавала легкую музыку. Вернувшись на кухню, Керол достала из шкафчика сумку и снова пересчитала доставшиеся ей деньги. Она не ошиблась — четыреста девяносто три доллара. Странно, но теперь эти деньги не доставили ей никакой радости, хотя она всячески старалась расшевелить себя, представляя, как обзаведется к осени новым костюмом, пальто и сапожками. Швырнув деньги в сумку, она поставила ее возле себя на пол.
Есть Керол не хотелось, но она все-таки достала из холодильника сыр, ветчину и зеленый горошек, а из шкафчика — заветную бутылку настоящего «Порто». Керол не любила крепких напитков, не любила ни бренди, ни виски, ни вошедшую в моду водку, но иногда выпивала некрепкий коктейль или немного хорошего выдержанного вина. Когда она нарезала ветчину, сквозь доносящуюся из гостиной музыку ей послышалось, будто мягко щелкнул замок входной двери. С екнувшим сердцем Керол замерла с ножом в руке. Но было тихо, лишь звучала спокойная лиричная мелодия в стиле кантри. Керол перевела дыхание и, убеждая себя, что все это иллюзии и нервы, снова принялась резать ветчину. Покончив с этим занятием, она подцепила ложкой зеленого горошка… И в этот момент периферическим зрением уловила некое движение в проеме кухонной двери. Она подняла глаза, ложка выпала из ее ослабевшей руки, горошины рассыпались по столу, часть их упала на пол. Перед ней стоял Немо Нигил в старом костюме явно с чужого плеча, в рубашке без галстука, но аккуратно причесанный и улыбающийся.
— Простите мое внезапное вторжение, — мягко проговорил он, чуть склоняя голову в вежливом поклоне.
Он не спускал глаз с Керол, когда кланялся, в прихожей было заметно темнее, чем на кухне. И Керол вдруг ясно увидела, что его глаза, как у кошки, вдруг вспыхнули зеленоватым фосфорическим светом. Она пронзительно вскрикнула, попыталась вскочить на ноги и потеряла сознание.
ТРЕВОГА, МЕЙСЕДОН
В восемь часов утра полковник Мейседон отправился в бассейн на так называемые водные процедуры, записав на доске «странствующих и путешествующих» свою фамилию и номер телефона, по которому его можно было бы отыскать в случае срочной необходимости. Доска при выходе из отдела была повешена по распоряжению его начальника генерала Фицджеральда Скотта, который очень любил порядок и страшно не любил, когда понадобившегося работника вдруг не оказывалось под рукой. Когда волнующее мероприятие с доской «странствующих и путешествующих» еще только внедрялось в жизнь, в отделе начали циркулировать весьма вольные шуточки, связанные с тем печальным обстоятельством, что даже пентагоновские офицеры время от времени должны посещать туалет, а кабины этого самого популярного в мире заведения, увы, пока еще не оборудованы телефонными аппаратами. Особенно активно и весело обсуждались проблемы, которые встают перед индивидуумами, страдающими таким невинным, но не очень приятным заболеванием, как запор. Эти разговорчики в конце концов достигли ушей генерала. Фицджеральд Скотт прошел долгий и трудный путь от уорен-офицера до генерала, а потому был начисто лишен чувства юмора. Собрав подчиненных, он довел до общего сведения, что доска при выходе выполняет самое серьезное служебное назначение и поэтому он не потерпит, чтобы ее делали предметом зубоскальства и непристойных шуточек. Отныне, добавил он, уточняя свое первоначальное распоряжение, на доске должны фиксироваться лишь те случаи отсутствия, которые продолжаются более четверти часа. Этого времени, строго заметил генерал, вполне достаточно. Те же лица, кишечник которых функционирует недостаточно активно, должны обратиться к врачу. Офицер, страдающий запором, — не настоящий офицер! Нельзя забывать о том, что все, делающееся в священных стенах Пентагона, лишь подготовка к главному и основному в бытии человечества — к войне. В условиях же ведения войны офицер, сидящий на поле боя без штанов и все свои силы расходующий в напрасных попытках отдать естественную дань природе, — вернейший кандидат в покойники. Мало того, что он совершенно беззащитен против разнообразных поражающих факторов ядерного взрыва, он являет собой еще и идеальную неподвижную мишень, и очень удобный объект в качестве «языка» для поисковых групп противника. Под рукой генерала сейчас нет официальной статистики, но на основании личного опыта он берется утверждать, что не менее трети всех «языков» захватывается именно в таком пикантном положении.
