Инопланетянин (сборник) - Тупицын Юрий Гаврилович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
— Ждать будет оперативный дежурный, полковник. У меня свои дела.
— Я буду здесь, сэр, — сдержанно заметил пожилой капитан.
Ни начальник отряда, ни его заместитель ничего не знали о существе тревоги и особого положения «Инвазия». Но если преуспевающий самодовольный майор считал всю эту кутерьму с центром наблюдения и оперативным отрядом обычной штабной игрой, то его многоопытный заместитель определенно догадывался, что за этими мероприятиями крылось нечто необычное и серьезное.
— Рад этому, капитан, — с подчеркнутой вежливостью сказал ему Мейседон, кивнул начальнику отряда и покинул кабинет.
Пройдя по коридору десятка три шагов, Мейседон остановился перед дверью, на которой, кроме буквенно-цифрового шифра, не было никаких пояснительных надписей. Почему-то помедлив, Мейседон отворил дверь и вошел в приемную, которая несколько напоминала собой полицейский участок. При входе — барьер, помещение за барьером разделено прозрачными пластиковыми перегородками в рост человека высотой на узкий коридорчик, через который можно было пройти в кабинет, и два рабочих места. Слева за столом сидел лейтенант, справа возле спецаппаратуры и радиотелефонного коммутатора сержант, оба в повседневной армейской форме с пистолетами на поясах. Мейседон хорошо знал и лейтенанта и сержанта, равно как и они его: им не раз приходилось совместно работать во время учебных тревог и оперативных игр по программе «Инвазия». Тем не менее каждый из них, вытянувшись, как это и полагается по уставу, представился.
— Лейтенант Армстронг, дежурный по центру.
— Сержант Бредли, оператор.
Мейседон поздоровался, разрешил им заниматься своими делами и, выяснив, что никаких особых указаний не поступало, прошел в свой кабинет, проверив предварительно правильность оттиска личной печати.
Мейседон набрал на крышке сейфа цифровой код, пустил в дело ключ, врученный ему начальником полицейского отряда, и откинул тяжелую дверцу. Секретное контрольное устройство, которое непосвященный попросту бы не заметил, молчаливо свидетельствовало, что негласно сейф никем не вскрывался. Мейседон вынул и положил на письменный стол толстую тяжелую папку. На папке белела наклейка, на ней крупными печатными буквами было написано «Инвазия». Из специальной шкатулки, смонтированной внутри сейфа, Мейседон взял небольшой ключик с бородкой хитроумной формы, сел за стол и вставил этот ключик в гнездо красного телефона. Это был специальный аппарат с шифрустройством, по которому разрешалось вести секретные переговоры государственной важности открытым текстом. Мейседон снял трубку и нажал одну из клавиш на корпусе красного телефона.
— «Озма» слушает, — без паузы послышался ответ.
— Полковник Мейседон. «Обсервер» в готовности номер один.
— Понял, сэр. Момент, с вами будут говорить.
Момент растянулся на добрых полминуты. Наконец телефонная трубка ожила, послышались шорох, дыхание, и знакомый певучий тенорок спросил:
— Хэлло! Генри?
— Он самый. Доброе утро, Чарльз.
— Разве уже утро? Да еще доброе? — насмешливо пропел тенорок.
— Не тяните, Чарльз, — попросил Мейседон.
Уотсон засмеялся. Чувствовалось, что ему доставляет истинное удовольствие испытывать терпение обычно такого хладнокровного офицера и мучить его неизвестностью. Уотсон был сугубо гражданским человеком несколько анархического склада. Вел он себя подчеркнуто независимо, игнорируя субординацию и другие воинские условности, но к своим профессиональным обязанностям относился добросовестно и, честно говоря, был попросту незаменим. Формально информационный центр «Озма» возглавлял полковник Крафт, Уотсон числился у него заместителем по техническим вопросам, но именно доктор Уотсон, гражданский человек и кабинетный ученый, фактически руководил всеми работами, а полковник выступал лишь в роли администратора и коменданта. Военные не очень-то любили доктора Уотсона, но терпели. Уотсон, со своей стороны, жаловал своим добрым отношением немногих, и среди этих немногих был начальник оперативного центра «Обсервер» полковник Мейседон.
— Вы счастливый человек, Генри, — с ироничной сентиментальностью пропела телефонная трубка. — Вы из своего, пусть зарешеченного, окна можете любоваться зеленью деревьев, лоскутком неба и золотом лучей восходящего солнца. А в нашей дыре, как в храме Божьем, все времена суток тошнотворно одинаковы, они отличаются друг от друга только положением стрелок на циферблатах часов.
— Вам не надоело паясничать, Чарльз?
Телефонная трубка понимающе ухмыльнулась.
— Дрожите, баззард?
— Нервничаю, — признался Мейседон.
— И правильно делаете! Ситуация серьезная. — Уотсон сделал внушительную паузу, во время которой Мейседон мысленно и очень искренне пожелал провалиться ему в преисподнюю, и закончил успокоительно: — Но не очень — малая инвазия, по нижнему уровню трансцендентности.
Мейседон перевел дух.
— Почему бы вам не сказать об этом сразу?
— А потому, дорогой баззард, что я провел бессонную ночь, чертовски устал, истерзался муками за судьбу грешного человечества, а когда несколько успокоился, то почувствовал острую необходимость хоть как-нибудь развлечься. А разве разговор с храбрым, но дрожащим от страха полковником — не пикантное развлечение?
Мейседон вдруг представил себе, что пережил сегодняшней ночью этот щуплый, хилый человек, который вряд ли подвергал сомнению происходящее — ведь он был главным разработчиком обсервационной программы «Инвазия». Обижаться на Чарльза было бы просто глупо.
— Хелло, баззард, вы сердитесь? — лукаво пропела трубка. — Не надо, я больше не буду.
— Я не сержусь, Чарльз.
— Вот и прекрасно. Теперь о некоторых подробностях. — Как и всегда, когда Уотсон переходил на серьезный деловой тон, голос его приобрел резкую, несколько писклявую окраску. — Вам хорошо известно, что обычно уровень мировой трансцендентности характеризуется кривой синусоидального типа, амплитуда которой много ниже критического уровня. А за последнее время этот уровень начал нарастать. Региональная селекция выявила, что аномалия приурочена к территории Соединенных Штатов. Рост трансцендентности тут был совершенно очевиден. Сначала мы апроксимировали его линейным законом, потом начало вырисовываться нечто вроде экспоненты. Я не очень специален, Генри?
— Нет-нет, продолжайте.
— Масса любопытных фактов! Судя по всему, действует единичный агент, в самом худшем случае — небольшая группа, два-три фантома, не больше. Спусковым событием, развитие которого в конце концов и привело к объявлению тревоги, явилось хищение тринадцати килограммов золота из подвалов одного нью-йоркского банка. Кстати, направьте офицера… В вашем распоряжении есть офицер?
— Есть, — успокоил Мейседон.
— Так вот, направьте его в Фоли-Сквер за оперативными документами. Именно офицера! На одной из ваших спецмашин.
— У меня одна. Вторая отправлена за С-3. Слушайте, Уотсон, а при чем тут ФБР?
— Откуда мне знать? Конечно же эти рыцари плаща и кинжала ничего не знают об «Инвазии». У них наиболее полные и концентрированные оперативные материалы. Они передадут их вашему офицеру через дежурного по управлению. Только и всего!
— Понял.
— Как там чувствует себя наш великий детектив, Рей Харви? Ему будет над чем поломать голову! Белая магия атомного века! Вы поможете ему, Генри. Не так-то легко бывшему рейнджеру освоиться с ролью охотника за нечистой силой. Ха-ха-ха!
— С-3 дома не оказалось. Он отправился удить форель, но, как и положено дисциплинированному работнику и бывшему солдату, оставил свой адрес секретарше. — Мейседон заглянул в справку, лежащую перед ним. — Платная зона на какой-то речушке близ Бетседа. За ним отправлена спецмашина, так что черновое знакомство с программой начнется у него в дороге.
— Представляю! Ну, не смею вас задерживать, баззард. Ждите вестей. Хай!
Итак, инвазия? И это не шутка, не розыгрыш, не очередная проверка готовности, выполненная в максимально правдоподобной форме? Мейседона смущало, что Уотсон все время, как только для этого появлялась возможность, сбивался на шутливый тон. А когда складывается по-настоящему катастрофическая обстановка, грозящая пертурбациями глобального масштаба, особенно не расшутишься. Но… с другой стороны, Уотсон имел обыкновение шутить именно в те минуты, когда нервничал и не был уверен в себе. Надо подождать. Подождать прибытия оперативных документов. Факты расставят по своим местам действующих лиц конфликта и прояснят ситуацию. Мейседон испытывал странное чувство раздвоенности: осознанной, подкрепленной разумом веры в происходящее и слепого инстинктивного неверия, которое бьется в человеке, наблюдающем, скажем, за цирковыми чудесами классного иллюзиониста.
