У начала времен (сборник) - Янг Роберт Франклин (версия книг txt) 📗

Возьми меня, и поднеси огня,

Пусти кольцо, одно, другое, дыма,

Я плотно упакованная радость,

Произведенная лишь только для тебя!

Обычно собственная поэзия оказывала на него успокаивающее действие. Тем не менее, сегодня вечером эти строчки раздражали его, оставляя смутное неудовлетворение. Эти симптомы были ему знакомы: рынок табачных изделий оказался не готов к новому шедевру, и ему самому следовало разобраться с этим.

День на фабрике прошел очень напряженно, и теперь он уселся в свой специально предназначенный для отдыха бизнесменов шезлонг (который на лето переносился во двор), отдавая себя во власть автоматов–массажистов. Затем крикнул Бетти, чтобы она принесла ему сильно охлажденного пива. Она как раз склонилась над микроволновой печью, разговаривая с Бобом, и он был вынужден крикнуть дважды, прежде чем она прореагировала на его приказание. Настроение мистера Вейда, и без того уже мрачное, стало еще мрачнее. Даже ледяное пиво, когда Бетти наконец принесла его, не смогло оказать на него обычного расслабляющего действия.

Он оглядел поместье, пытаясь поднять дух созерцанием принадлежащей ему собственности. Она включала и трех его маленьких сыновей, сидевших пригнувшись на корточках перед портативными телевизорами, будто прикованные к ним; и золотистый поблескивающий кадиллак, готовый в любой момент отвезти его куда ему заблагорассудится; и его жену, классическую женщину размеров 39–21–39, томно полулежавшую рядом в одном из расставленных на лужайке кресел, впитывая лучи заходящего солнца; и пару его реконструированных слуг, занятых сейчас приготовлением ужина на микроволновой печи, читая вслух друг другу что–то из анахронической поэзии.

Лицо мистера Вейда помрачнело, принимая оттенок под стать его настроению. Если они и этим вечером опять сожгли вырезку…

Неожиданно он поднялся и не спеша направился к печке. Когда он уже подходил, до него донесся стихотворный фрагмент: «Никогда, в оставшиеся годы, я не буду рисовать картин и резать статуй, сохраняющих твое изображенье…» Затем Боб, который произносил это, замолчал. Так бывало всегда. В присутствии мистера Вейда было что–то такое, что прекращало их диалоги. Но он поспешно уверил себя, что все правильно: ведь, действительно, он не мог выносить их поэзии. Однако он был задет и сделал нечто такое, до чего никогда не позволял себе снизойти раньше: он выступил с собственным творением — с жемчужиной поэзии, которая относилась к его ранним годам, когда он еще находился в творческом поиске своей Музы, — буквально швырнул его им в лицо, продекламировав следующее:

Душа моя — дороги,

Моя рука — твой руль,

Сверкающий, прекрасный,

Мой автомобиль.

Они безучастно и тупо смотрели на него. Разумеется, мистер Вейд знал, что эта безучастность не является реакцией на его стихи, и что это всего лишь результат упоминания им предмета, находящегося за пределами сферы их реагирования. Миссис Велхарст, их первая хозяйка, считала нецелесообразным включать автомобили в банки их памяти, и когда мистеру Вейду пришлось перенастроить их, то он не побеспокоился об исправлении этого недостатка, не только потому, что он не подумал о необходимости для своего дворецкого или прислуги быть знакомыми с таким явлением, но и из–за дополнительных расходов, с которыми это было связано.

Тем не менее, его досада усилилась, превратившись в ярость.

— Может быть, это и не бессмертное творение, — с вызовом заметил он. — Но зато находится в полной гармонии с современной жизнью, и отдает должное крайне необходимому экономическому фактору!

— Да, мистер Вейд, — сказала Бетти.

— Несомненно, мистер Вейд, — сказал Боб.

— Ваши недостатки заключаются, — продолжал мистер Вейд, — в отсутствии у вас уважения к экономической системе, которая гарантирует процветание и наличие свободного времени, необходимого для развития искусства. Именно в том и заключается долг творческой личности: выполнять свои обязанности перед системой, которая делает его искусство возможным, и самый лучший способ, каким он может сделать это, так это помогая укреплять эту систему. Может быть, никто и не будет делать живые куклы в виде меня, когда я умру, но мой говорящий портсигар — это одна из основ того, на чем завтра будет построена экономика, практический фундамент, а не просто набор глупых слов, которые больше никто не желает слушать!

— Набор глупых слов?.. — нерешительно произнесла Бетти.

— Да, набор глупых слов! То самое, что вы шепчете друг другу каждый вечер, когда считается, что вы готовите обед.

Мистер Вейд неожиданно замолчал и понюхал воздух. Что–то горело. Ему не нужно было производить долгие поиски, чтобы выяснить, что это было. Его злость тут же вырвалась за границы здравого смысла, и он вздернул вверх руки.

— Я решил, и ничто меня не остановит, — закричал он. - Так что да поможет мне бог в моем решении! Итак, я решил, заменю ваши ленты с записями! — и он, повернувшись, широким шагом яростно зашагал прочь.

Но сам он испытывал сомнения, что действительно сделает это. Для этого ему придется купить новые ленты, чтобы заменить старые, а ленты стоили немалых денег. Бетти и Боб обошлись ему достаточно дорого и без того, чтобы ввергать себя в новый расход!

Но все же, возразил он сам себе, вновь занимая свое место во дворе, как бы там ни было, они не более, чем пара сделанных по специальному заказу слуг. И не будь они парой старомодных поэтов, они могли бы и, несомненно, делали бы ту работу, для выполнения которой были настроены. И ничего страшного, что время от времени они сжигают одну–две вырезки и нашептывают друг другу строчки бессмысленных стихов всякий раз, когда им выпадает случай: это не так уж и дорого обходится.

В каком–то смысле, это концептуально — покупать эксцентричных андроидов и переделывать их для практических целей. И он был первым, кто увидел здесь широкие возможности. Никто другой из остальных бизнесменов, присутствовавших на аукционе, состоявшемся после смерти миссис Велхарст, не разгадал потенциальных возможностей такой пары андроидов, как Бетти и Боб. Все они стояли на запущенной лужайке перед разваливающимся старомодным особняком миссис, и когда Бетти и Боба вывели на аукционный помост, все только и сделали, что засмеялись. Не сказать, чтобы этому смеху было действительное оправдание. Достойно удивления, что у кого–то, особенно у такой старой затворницы, как миссис Велхарст, имелась пара поэтов , сделанных по специальному заказу! И удивительным было то, что «Андроид Инкорпорейшн» все–таки взялась за эту работу, и только Богу известно, во что они обошлись ей. Мистер Вейд тоже смеялся, но его действия этим не ограничились. Разум его пришел в движение, и он внимательно рассмотрел этих двух поэтов. Разумеется, эта пара выглядела печально, с длинными волосами и в старомодной одежде. Но представьте, рассудил он, предположим, что вы назовете их простыми обычными именами, вместо их нынешних вычурных имен, и, предположим, подыщете хорошего мужского и дамского парикмахера, чтобы те поработали над их волосами, и портных для каждого из них, чтобы те подогнали по ним современную одежду, или, может быть, даже униформу. А затем представьте, что вы нашли отличного механика по андроидам, чтобы перенастроить их, скажем, м–м, ну, пусть в служанку и дворецкого!.. в ту самую служанку и дворецкого, которых так давно хотела иметь миссис Вейд. Ну, а с деньгами, которые он сэкономил бы на этом, он мог бы без затруднений купить нового авто–андроида, которого так давно хотел иметь сам, для обслуживания кадиллаков, своего и миссис Вейд!

Никто не выступил в торгах против него, и он приобрел их за бесценок. Цена их перенастройки оказалась чуть больше, нежели он предполагал, но если сравнить совокупную стоимость с той, во что обошлась бы ему абсолютно новая пара, разница была колоссальной. И уже это доставило ему радость. Мистер Вейд начал чувствовать себя лучше. Он почувствовал себя еще лучше после того, как поглотил три слегка недожаренных бифштекса из вырезки (которые быстренько сделали Бетти и Боб, чтобы загладить свою вину за судьбу первой партии жаркого), большую тарелку зеленого салата, горку обжаренных картофельных чипсов и в довершение одну большую кружку пива, и когда он встал из–за нарочито грубо сделанного обеденного стола, чтобы отправиться на вечернюю прогулку, то был вновь в нормальном состоянии духа.