Звездный волк - Щепетнов Евгений Владимирович (список книг txt) 📗
Зуд медленно прекращался – по крайней мере, в этом месте. Но по мере пробуждения организма корабля-матки появлялось все больше и больше таких болезнетворных очагов, которые следовало тут же вылечить, поправить. Множество мембран-дверей оказались повреждены теми, кто пытался когда-то вторгнуться в Шаргион, варварски разрушая перегородки и двери. Особенно плачевная картина открывалась там, где находилась База, – множество перегородок оказалось уничтожено, мембраны вырезаны, стены заложены камнем, который сплавляли при высокой температуре. Ткани тела под этим камнем были повреждены, частично уничтожены, и там, где должен был находиться радужный слой внешней оболочки, зияли дыры. Даже там, где оболочка сохранилась, она была тусклой и неприятно болезненной.
Слава пробуждал организм корабля все больше и больше – постепенно, шаг за шагом. Оживали новые и новые граны, разносились по организму, подчищая, уничтожая, переделывая.
Целая группа гранов навалилась на систему обеспечения Базы – бросились пожирать толстый «ковер», устилающий те помещения, которые были выстроены зелеными на основании тела Шаргиона. Слава остановил их, заложил в память существа то, что было необходимо, – привычная среда обитания людей должна сохраниться. Память Шаргиона приняла изменения, и граны сразу отстали от лежащего внутри корабля «мусора».
Шаг за шагом, шаг за шагом… Вячеслав сидел в кресле уже сутки – он не чувствовал усталости, боли, жажды… ему не хотелось есть. Его естественные процессы как будто затормозились, он слился с организмом гигантского существа и иногда даже не осознавал, где кончается он и начинается Шаргион.
Информация, исходящая от Славы, оседала в памяти корабля, а информация Шаргиона впитывалась в человека. Время от времени в голову Славы билась чья-то мысль – он осознавал, что его вызывают, но не мог оторваться – ему казалось: если сейчас оторваться и прекратить оживлять тело корабля, процесс прервется, и все придется начинать заново. Возможно, что так оно и было, – память Шаргиона говорила о том, что, пока он не закончит, нельзя останавливаться. Почему? Он не знал. Была такая уверенность, и все тут.
Завершающим этапом оказалась активация двигателей организма.
Его двигатели полностью отличались от тех, которые использовались цивилизацией зеленых. Для движения в планетных системах, как понял Слава, применялись генераторы гравитационного поля. Он не знал принципов их действия – как, впрочем, и Шаргион, в которого они были встроены. Все, что он понял, – надо было выбрать направление движения и пожелать, чтобы корабль двигался. Что при этом происходило внутри монументальных сооружений, диаметром в сто метров каждое, – оставалось неизвестным. Но вся махина начинала двигаться туда, куда было нужно. Эти же генераторы следили за тем, чтобы в Шаргионе и вокруг него на расстоянии ста метров от оболочки сохранялась постоянная гравитация, равная земной. Или чуть больше – на какие-то проценты, не ощутимые человеческим телом.
Как корабль передвигается в межзвездном пространстве, Слава не понял. Из общего с объектом сознания выскакивали какие-то картинки о скачках. Шаргион будто прыгал между звездами – рывок! – и вот он уже подруливает в планетарной системе, окруженный роем корабликов поменьше. Странным показалось только одно – у корабля не было никаких средств нападения или защиты. Ну ни малейших! Кроме одного средства – входные порты просто закрывались толстой «шкурой», и тогда, чтобы пробить ее, требовалось что-то гораздо более крутое, чем простые бластеры. Слава даже не понял, чем вообще его, Шаргиона, можно уничтожить? Ведь энергию от удара бластеров он просто поедал, как вкусный пряник.
Всю энергию, которую получал Шаргион, он накапливал в громадных «резервуарах», это был какой-то вид батарей, в настоящее время практически разряженных. Энергии осталось немного – хватало лишь для того, чтобы активировать тело да попробовать переместить его под солнечные лучи, чтобы заняться «питанием». Хоть Шаргион и «спал» все эти тысячелетия (или миллионолетия?!), генераторы работали на выработку гравитационного поля, и часть органов тоже работала, поддерживая тело в анабиозе.
Как выяснилось в процессе оживления, для общения корабля и Посланца не требовалось больше вступать в такой близкий контакт, через кресло, смешиваясь «душами». После того как Посланец активировал тело, всего однажды слившись с кораблем своим сознанием, он обретал стойкую псионическую связь со своим подопечным. Фактически между ними завязывалась стойкая симбиотическая связь, во время контакта они постоянно обменивались мыслями.
Шаргион в том состоянии, в котором его нашел Слава, был чем-то вроде развитого позитронного мозга – умный, умелый, но не обладающий особым воображением. Все, к чему он стремился, – слиться сознанием с Посланцем и обрести свою целостность. Вместе они составляли единый мозг, который мог решать очень серьезные задачи. Это было немного странно – Слава ощущал себя и Славой, и Шаргионом, и одновременно неким сообществом, ульем, в котором множество простейших выполняли свою роль, повинуясь малейшему желанию двуединого хозяина.
Процесс продолжался. Отсоединился Слава только тогда, когда почувствовал – все, хватит. Теперь организм корабля жил сам по себе, самовосстанавливался, поддерживая равновесие в своем теле.
Слава устало снял руки с подлокотников кресла, попытался встать – и чуть не упал. Он просидел в кресле, по его ощущениям, не менее полутора суток. Вячеслав все-таки встал и, покачиваясь, пошел к дверям зала. Осмотрелся вокруг – вроде бы ничего не изменилось, но, как казалось, даже воздух помещения стал другим – то ли более свежим, то ли просто каким-то живым, короче, он сделался не тем воздухом, который был тут законсервирован на тысячи лет. Возможно, это являлось самообманом, но по зрелому размышлению Слава понял: вероятно, начала работать система регенерации атмосферы корабля, и тот затхлый, напитанный продуктами разложения воздух был выкачан и заменен свежим, чистым, очищенным.
Слава постоял немного, потом подал команду – через минуту перед ним появилась небольшая гравиплатформа с этакой скамейкой, напоминающей то ли садовую скамью, то ли беседку. В общем, агрегат для передвижения по кораблю. Само собой, бывшие обитатели не бродили по Шаргиону пешкодралом – попробуй-ка побродить по тоннелям, протянутым в пространстве на десятки километров!
Платформа сорвалась с места и понеслась по коридорам корабля. Встречные граны уворачивались от платформы, бросались в стороны в самый последний момент. Стены мелькали, сливались в сплошную полосу, блестящую и как будто покрытую лаком.
По мере прохождения тоннеля в нем загорался и гас свет, исходящий из потолка, – тот загорался ярким желтым светом. Слава сидел на скамейке, ветер бил ему в лицо и выжимал слезу, от чего казалось, будто текут слезы. Он закрыл глаза, отдался движению и раскрыл их только тогда, когда оказался у того места, где начинал свой поход, – у бывшего шлюза.
Металлических дверей уже не было, а вместо них хлопотливые «пауки», каждый размером с большую тарелку, надстраивали стену и лепили из розово-красной массы, выделяемой их организмом, новую дверь-мембрану. Рядом с ними стоял Олег и с интересом наблюдал за происходящим, время от времени паренек тыкал в одного из пауков ногой, не давая тому приблизиться к объекту.
Слава улыбнулся, сказал в спину увлекшемуся пилоту:
– А вот оттяпает тебе ногу по самое не хочу, тогда узнаешь!
– Слава! Ур-р-ра-а-а! – Олег подпрыгнул на месте и сделал такое движение, будто пытался что-то разрубить невидимой саблей. – Тут Лера все глаза выплакала, тебя ждет! Пропал, и все! Ух, чего это за коляска! Я тоже хочу прокатиться!
– Забирайся! Прокачу…
Олег запрыгнул на платформу, и она снова понеслась по коридору под захлебывающийся рассказ Олега о том, что произошло в течение этих полутора суток.
Как оказалось, события понеслись вскачь примерно через несколько часов после того, как Слава ушел в тоннель, – по времени это было примерно тогда, когда он уселся в кресло и стал сливаться с кораблем.
