Черневог - Черри Кэролайн Дженис (библиотека книг TXT) 📗
— Учитель Ууламетс? — спросил он это странное нечто. — Ведь это вы, я угадал? Мисай велел отыскать вас.
Он почувствовал, как его тряхнуло в очередной раз, и почувствовал себя гораздо хуже, чем при встрече с обычным призраком. Теперь он был почти уверен в том, что именно это было, если так реагировало на собственное имя. Он чувствовал направленное в его сторону раздражение, и не мог отделаться от ощущений, что на самом деле испытывал радость от того, что этот призрак был мертв, в то время как Петр был жив.
— Мне очень жаль, — сказал он в темноту, как можно осторожнее подбирая слова. Ведь было гораздо легче следить за произносимыми словами, когда они совпадали с твоими мыслями. — Это не значит, что я радуюсь твоей смерти. Пойми меня, я никогда не радовался этому, не радуюсь и сейчас.
Но трудно было соврать призраку, и теперь Саша перепугался от того, что так неожиданно нашел его. Этот призрак знал, за что ухватиться и о чем спросить. Этот призрак, некогда одолживший ему все частицы своего прошлого, мог потребовать сейчас все это назад, и от этого требования нельзя было отмахнуться, в то время как и он, и Петр отчаянно нуждались в них, и к тому же этот призрак вообще не любил Петра.
Раздался звук, будто лодка негромко застонала. Это вода плеснулась о борт. Саше очень хотелось, чтобы призрак показался ему и простил ему эти рассуждения о почтении к живым и мертвым. Хотя Ууламетс никогда особенно и не поощрял правду. Он чаще поступал как раз наоборот.
Саша в это время помнил лишь об одном: он собирался вынести все корзины из кладовки на палубу. Все, и прямо сейчас. Он не думал, что это достаточно умное решение, но тем не менее, он распахнул дверь в кладовку и принялся за работу.
Когда же наконец он вытащил третью… то обнаружил в ней книгу Ивешки.
Теперь ему понадобился свет. Он перерыл всю кладовку в поисках светильника, который они всегда держали там, и после многих бесплодных попыток, сопровождаемых отчаянными желаниями, все-таки отыскал его и зажег. Все это время волны леденящего холода, кружащиеся словно в водовороте, периодически окатывали его и изнутри и снаружи. Расположив трепещущий на ветру огонек прямо на полу кладовки, он уселся, разложив раскрытую книгу на коленях и поворачивая ее к огню, пока не нашел последние исписанные страницы и прочитал первую попавшуюся на глаза строчку:
«Я даже и не знаю, что пожелать в отношении ребенка. Папа сказал бы, что уничтожить можно все, кроме прошлого…"
Драга бросила в огонь сухие травы, и вверх взметнулись искры, звездным облаком исчезая в дымоходе. Глядя в огонь, Драга сказала:
— Многие вещи, могут переходить через границу собственного пространства, но не все они при этом изменяются. Дерево, вода и железо, попадая в тот же самый огонь, ведут себя по-разному. Огонь пугает тебя?
— Нет, — сказала Ивешка.
— Ты можешь прикоснуться к нему рукой?
— Когда-то могла.
Драга сунула руку в огонь и выхватила горящий уголь. Ивешка подумала, что это тоже самое, что и прикосновение к огню. При этом только нужно пожелать, чтобы тепло так же быстро уходило, как оно и пришло.
Затем Драга так плотно сжала ладонь, что теплу было некуда деваться. «Интересно, куда же оно уходит?» — заинтересовалась Ивешка. «Может быть, она пожелала при этом, чтобы оно уходило обратно в огонь?"
— Я не желала ничего подобного, — сказала Драга и разжала ладонь. Там была лишь черная зола и окалина, которая все еще тлела. — Вот очень простая разница между твоим колдовством и моим. Твое желание в этом примере было бы очень простым, но чрезмерно возбудимым, и если бы кто-то вдруг случайно произнес твое имя, то ты наверняка обожгла бы руку. Разве не могло так быть? Это происходит от того, что ты теряешь силу заклинаний при первой же боли и уже не можешь восстановить ее. Но настоящее волшебство не утруждает себя тем, чтобы вычислять всю последовательность действий по удержанию огня. Оно отвергает естественный ход вещей.
Уголь вновь начал светиться и вдруг вспыхнул огнем прямо в руке у Драги.
— Вот, — сказала она, — это и есть волшебство.
— Солома делает это с таким же успехом, — сказала Ивешка, совершенно неожиданно проявляя тот упрямый прагматизм, который был так свойственен Петру. Ведь как раз сейчас ее мать подталкивала Ивешку к тому, чтобы она отказалась от собственного понимания волшебства, и солома для нее сейчас была лучше не только потому, что она не оставляла места для соблазнов направлять свои желанья совершенно беззаботно.
— Как раз в этом случае точность желания не играет никакой роли. Вот это и есть то самое волшебство, радость моя, когда тебе не нужно заботиться о всей последовательности действий. Если же ты и сделаешь ошибку, то всегда сможешь исправить ее.
— Не нужно подслушивать мои мысли, мама!
— Разве ты не хочешь, чтобы я знала кое-что о тебе?
— Я не твое эхо, мама, и меня вполне устраивает мой собственный внутренний мир, который я не хотела бы раскрывать перед кем бы то ни было. Благодарю покорно. И кроме того: что произойдет, если ты сделаешь ошибку? Что произойдет, если ты не поймешь, что собственно ты пожелала?
— А эта сторона остается прежней. Последствия, действительно, есть. Но только лишь некоторая их часть происходит здесь, в естественном мире.
— А может ли волшебство обнаружить их заранее? И насколько достоверно?
— Некоторые — да.
— Тогда это очень глупо, мама, делать подобные вещи.
— Тише. Ты готова поднять бурю. Разве ты можешь знать о падении каждого листа. Есть только закон, по которому листья должны падать. А знать, какой именно лист упадет в какую минуту, совершенно бессмысленно.
— Но мой муж — это не лист, мама!
— Разумеется. И ребенок тоже.
— Я не знаю, хочу ли я ребенка! Я не знаю, хочу ли я его вообще!
— Тот, которого ты действительно не хочешь, дорогая, это тот который мог бы быть у вас с Кави. Или тот, которого вы могли бы завести с Сашей. Этот же будет вполне послушным. Хотя, если принять во внимание твоих врагов, его не следует воспитывать таким же образом, как твой отец воспитывал тебя. — Драга стряхнула с руки все, что осталось от угля. — Разве имеет хоть малейшее значение для волшебного мира вот этот сгоревший кусочек дерева? Нет. Его значение будет важным только в том случае, если ты сможешь это значение оценить как чрезвычайно важное следствие в каждом из этих миров, хотя на первый взгляд причины, по которой этот кусок дерева может иметь значение, просто нет. Но она может появиться.
— Но ведь значение заключено не в самом дереве, — упрямо продолжала Ивешка, — уж во всяком случае дым не может быть ответом на этот вопрос.
— Так говорила Маленка, ты знаешь об этом? Она частенько говорила об этом.
А Ивешка слышала эти слова от отца. Она думала, что большая часть из того, что говорил ее отец, принадлежала только лишь ему.
Драга сказала:
— Значение любого куска дерева, радость моя, всегда определяет сам волшебник. Это самое главное. Ты можешь сама установить значение для любой вещи… если захочешь воспользоваться для этого колдовством. Ты можешь управлять значениями вещей или сделать их постоянными.
Неожиданно огонь погас. В доме стало темно. И также неожиданно он вспыхнул вновь, как будто бы ничего не случилось.
— Это вовсе не трюк и не обман, — сказала Драга. — Это произошло на самом деле. Ты веришь мне?
— Но если ты могла сделать это, то так же легко ты можешь заставить меня поверить тебе, разве не так? В этом нет никакой разницы. Я могу допустить, что это сделала ты. Но зачем ты это сделала?
— Иногда я слышу в тебе твоего отца. Я сделала это потому, что так хотела. Наконец потому, что я могу это сделать.
— Ну, хорошо. Только зачем же тратить столько усилий на огонь? Пожелай быть царицей в Киеве. Пожелай дюжину молодых красавцев, ожидающих твоих приказаний, пожелай, наконец, золотых колец на каждом пальце.
— Я вполне могла бы сделать и это.
— Я же предпочитаю собственного мужа.
