Острее шпаги - Казанцев Александр Петрович (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Но парапсихолог нимало не был смущен скептицизмом, который по всем законам телепатии должен был ощутить. Он говорил о модных гипотезах существования антимиров. Его надо было понимать в том смысле, что наш ощутимый мир соседствует в каком-то высшем измерении с другими мирами, представляющими собой тот же наш мир, но смещенный во времени. Образно это можно вообразить себе в виде колоды карт, где каждая карта отражала бы наш трехмерный мир в какой-то момент времени. Вся же колода якобы сдвинута так, что карты, лежащие сверху, находятся уже в завтрашнем дне и дальше, а карта, покоящаяся в колоде под нашей, «сиюминутной», картой, — это прожитый нами вчерашний день. И таких слоев времени несчетное множество.
Ясновидение же и прочие виды гадания, столь распространенные в прошлом, а за рубежом и сейчас, это якобы не что иное, как способность проникать «высшим взором» из нашей карты в соседнюю.
После доклада мы с Лемом вдоволь посмеялись над «научным обоснованием» хиромантии.
Лем человек невысокого роста, подвижный, умный, острый на язык, веселый, улыбаясь, сказал, что на этом докладе не хватало еще одного фантаста — Герберта Уэллса. Ему, придумавшему «машину времени», но не придавшему ей никакого реального значения, любопытно было бы услышать, будто перемещение во времени возможно в любую сторону…
— Если проколоть иглой колоду карт, — подсказал я.
— Вот именно! — подхватил Лем и добавил: — Впрочем, оракулы, кудесники, предсказатели существовали и раньше Уэллса.
— А цыганки и сейчас раскидывают карты, — напомнил я.
— «Ой сердэнко, позолоти ручку. Будут тебе через трефового короля бубновые хлопоты, а через червонную даму дальняя дорога и казенный дом, то есть туз пик», — смеясь, сказал Лем. — А ведь гадальная колода карт нечто знаменательное, не правда ли? В ней — образ антимиров, смещенных во времени.
Об этом разговоре с маститым фантастом несколько лет спустя я рассказал профессору Михаилу Михайловичу Поддьякову, доктору технических наук и заслуженному деятелю науки и техники, когда мы с ним ехали в один из подмосковных физических центров.
Ученый широких взглядов, он живо интересовался всем, что отходило от общепринятых догм. Сам он был классиком горного дела, но завершал фундаментальный труд о строении атома, что могло бы служить второй его докторской диссертацией, на этот раз в области физико-математических наук. Шутя он говорил о себе, что его чтут за горное дело, а он чтит «игорное». Профессор Поддьяков имел в виду шахматы, сблизившие нас с ним, помимо физики. Мы оба были действительными членами секции физики Московского общества испытателей природы и гордились членством в нем Сеченова, Менделеева, Пастера и Фарадея.
Михаил Михайлович обладал редкой способностью математического анализа. С присущим ему юмором он рассказывал, как стал учителем «математических танцев». Удивленный, я переспросил и узнал, что в тридцатые годы проходил он курс западных танцев, вернее, серию курсов, поскольку оказался на редкость неспособным учеником. Однако, будучи незаурядным математиком и шахматистом, не привыкшим сдаваться в сложных положениях, он решил провести математический анализ всех танцевальных па, которые ему не давались. Составил уравнения и блестяще решил их. После этого дело пошло. Он уже не обступал «медвежьими лапами» туфелек своих партнерш и даже сам стал учить танцевать других и брал призы на бальных конкурсах.
— Неужели шахматы помогли? — изумился я.
— Научили всегда искать выход, — подтвердил профессор. — И математика, конечно. Кстати, о Станиславе Леме, телепатии и цыганках, — неожиданно перевел разговор Михаил Михайлович. — Конечно, закон причинности в природе нельзя обойти. Следствие не произойдет раньше причины, яйцо не появится прежде курицы, вылупившейся из него еще цыпленком. Физическое тело не может переместиться в воображаемой колоде трехмерных карт, смещенных во времени, но…
— Что «но»? — насторожился я.
— Передача нематериального сигнала как будто не противоречит закону причинности.
— Сигнала? — обрадовался я.
— Что вы имеете в виду? — испытующе спросил профессор.
— Обмен сигналами, скажем, с прошлым.
— Хотите рассказать предкам, что их ждет?
— Нет. Беседу на равных. Например, сыграть шахматную партию… ну с Морфи.
— Если бы вы не были фантастом, я бы возмутился, — улыбнулся мой собеседник.
— Но почему? Вы ведь всегда против догм. Я не знаю, можно ли передать сигнал во времени с помощью физических машин пли аппаратов. А что, если попытаться сделать это с помощью ясновидцев, этих чудодеев нашего века? Они якобы видят на расстоянии даже содержимое несгораемых шкафов. О них писали и в прошлом. Может быть, кто-нибудь из них в состоянии установить контакт с подобным же медиумом девятнадцатого века и через него связаться с Полом Морфи!
— Морфи бросил играть в шахматы, — слабо сопротивлялся профессор.
— Это будет тайная партия. Вроде как бы оккультная.
— Оккультизм меня не интересует, но научные эксперименты, даже экстравагантные, привлекают, — признался Михаил Михайлович. — Только ради этого я помогу вам организовать «матч антимиров». Хорошо звучит? Однако отрицательный результат эксперимента, несомненно, будет позитивным вкладом в науку, для которой требуются однозначные решения.
— В науку? В шахматную, во всяком случае, — заверил я.
— Хорошо. После нашего с вами знакомства с самой могучей на Земле физической машиной под Москвой я дам вам окончательный ответ. Может быть, на международной конференции, на которую я уезжаю за рубеж, удастся кого-нибудь заинтересовать.
Мы осматривали исполинские залы синхрофазотрона-гиганта, а я все думал о ясновидящих. Все ли они шарлатаны? Есть ли явления, пока не понятые людьми, но которыми они пользуются веками?
Основная дорожка ускорителя элементарных частиц могла бы служить не только для их разгона, но и для испытаний скаковых лошадей. Однако чем же связана эта чудо-машина, помогающая проникнуть в тайны мироздания, с тайнами ясновидения?
Что имел в виду профессор?
В Западной Европе есть некий ясновидец, который состоял даже на службе в полиции. Я сам видел документы и кинокадры его деятельности. К нему обращаются всякий раз, когда нужно найти исчезнувшего человека. И он, якобы видя погибшего, безошибочно описывает окружающую обстановку и в конце концов приводит сыщиков к его телу, где бы оно ни находилось — на земле или под водой. Чепуха какая-то, сказал бы Станислав Лем, да и Герберт Уэллс не поверил бы. Одно дело литературный прием (здесь все дозволено!), другое- реальное представление о соседствующих с нами антимирах, куда, как в окошко, заглядывают наделенные противоестественными способностями медиумы. На Западе шарлатаны от ясновидения создали нечто вроде «индустрии предсказаний», извлекая из нее немалые барыши. И есть там прославленные дамы, с которыми советуются о грядущем даже видные политики, старающиеся не попасть впросак. Мне привелось, как и многим телезрителям, видеть фильмы кинематографистов ГДР, заснявших одну такую западногерманскую гадательницу.
Она выглядела довольно вульгарно и уж во всяком случае менее романтично, чем любая цыганка из табора.
И все-таки, размышлял я, глядя на огромный зал камеры «Светлана», где мерно, громко и загадочно вздыхала от внутренних взрывов какая-то огромная труба, отсчитывая контакты с микромиром, неужели можно представить себе наш мир единым»
но слоистым?.. Все в нем происходит с неумолимой последовательностью и даже одновременно для всех его слоев (я сам обрадовалэтой спасительной мысли!), однако если «протыкать колоду карт»
иглой под неким углом, то отверстия окажутся в разных местах воображаемой карты, соответствующих прошлому или будущему-под каким углом поставить иглу сигнала!
Только мысленно следя за ходом этих размышлений, можно было понять мой неожиданный вопрос бородатому физику, объяснявшему нам с профессором Поддьяковым суть открытого здесь «серпуховского эффекта» — элементарные частицы, оказывается, могут проникать одна сквозь другую.
