Принуждение к гениальности - Снегов Сергей Александрович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
— Тем не менее мы его похитили, — вежливо сказал директор. — К сожалению, только эта формула точно определяет совершившееся событие. Вероятно, мы просто не знали, что она считается анахронизмом и дикой чушью.
Мысли следователя пошли по иному направлению. Он явственно примирился с анахронической формулой.
— Вы сказали: «Мне поручили операцию похищения». Кто поручал вам операцию? Итак, ваше преступление является плодом коллективного замысла, хотя непосредственным исполнителем и были вы один. Я верно вас понял?
— Послушайте, друзья, — ласково сказал директор, — вы не знаете сути проблемы, поэтому все ваши вопросы — вокруг да около, а две трети их вообще излишни. Дайте наконец рассказать, что у нас происходит. Раз уж пропажа Джока породила волнение и вы применили типичные для древности методы проникновения в чужие дома, что я тоже считаю анахронизмом, если и не дикой чушью, то скрывать, чем мы занимаемся и почему нам понадобился Джок, нет решительно никакого смысла.
Прохоров вопросительно посмотрел на Генриха. Генрих молча кивнул. Домье одобрительно улыбнулся Генриху — в своей манере: изменением блеска глаз и пошевеливанием кончика носа.
— Итак, наши позапрошлогодние работы, — лекторским тоном начал Домье.
— Мы тогда решали астронавигационную задачу, связанную с прохождением звездолета около коллапсирующего светила… Впрочем, тематика той работы значения не имеет. Нас было тогда в лаборатории всего восемнадцать человек, в основном математики, и кого-то поразило, что когда мы сидим в старом здании, вот в этом самом, то расчеты идут быстрей, чем в новых корпусах Института космических проблем. Мы захотели проверить наблюдение. Оно подтвердилось при решении следующей задачи. Задача сводилась к разработке логики нелогичностей с математическим обоснованием возможности невозможного и достоверности невероятного. Как вы сами понимаете, проблема не из простых. И то, что она в старом здании шла легче, чем в новом, уже не могло не стать объектом нашего внимания. Мы поставили себе вопрос, и я ставлю тот же вопрос вам: чем помещения нового корпуса отличаются от наших здешних комнат?
Он смотрел на Генриха, и ему ответил Генрих:
— Я тоже работаю в Институте космических проблем. — Домье кивком подтвердил, что этот факт ему известен. — В наших помещениях предусмотрены все удобства для научного исследования. В частности, каждый кабинет и лаборатория экранированы, чтобы соседи не мешали друг другу ни шумом, ни излучением своих механизмов.
— Вот-вот — экранирование! — воскликнул Домье. — Вы уловили суть загадки, друг Генрих! Кабинеты Института космических проблем обеспечивают каждому полный покой — чересчур полный, как мы установили. Вы хорошо знаете, что существуют методы определения творческих способностей, вы сами проверялись этими методами и получали оценки. Но все это для индивидуальных исследований. А мы разработали метод определения творческих способностей коллектива, такой же точный, как и для индивидуума. И оценили наш коллективный творческий потенциал числом 9,4. Вам это что-нибудь говорит, друзья?
— Четвертая степень таланта большого, — со смесью уважения и удивления сказал Генрих. Ему еще не доводилось слышать, чтобы творческая способность, явление сугубо индивидуальное, рассматривалась в качестве коллективного свойства.
— Верно! Теперь заметьте две поразившие нас особенности. Первая такова. Среди нас имелось трое людей с индивидуальными оценками выше 9,4. В частности, ваш покорный слуга, как говаривали в старину, оценен баллом 9,8. Но среднеарифметическая оценка коллектива — я имею в виду простое сложение наших творческих баллов — давала лишь цифру 8,9. Иначе говоря, в целом мы вроде бы не должны были выходить за пределы высшей степени таланта простого, а мы вышли из простого таланта в талант большой. Нас это удивило.
— Очевидно, коллектив ваш подобрался так, что вы одухотворяете один другого, — заметил Генрих, все с большим интересом следивший за объяснением Домье.
— И мы так считали. И специальным экспериментом подтвердили эту гипотезу. Мы пригласили к себе известного… впрочем, называть его не буду, дело не в личности, а в явлении. Короче, этот ученый был оценен баллом 10,6 — гигантская величина, не правда ли?
— Шестая степень таланта уникального! На всей Земле имеется едва ли десяток ученых, характеризуемых такими баллами. Мне кажется, я догадываюсь, кто это.
— Не сомневаюсь, что он хорошо вам известен. Важно другое. С его приходом творческий потенциал нашего коллектива должен был, казалось бы, повыситься, а не понизиться, а он понизился. Теперь выше 9,1 мы не вытягивали. Человек этот был талант уникальный, о чем свидетельствует его балл, а нас он не зажигал, а тушил. Он подавлял нас. Он был вреден для коллектива. И когда мы избавились от него, отпустив в прежнее индивидульное существование, наш творческий потенциал снова поднялся до 9,4.
— Не понимаю, зачем вы нам рассказываете все это! — воскликнул следователь. — Речь о Вагнере, которого вы насильственно…
— Именно о Вагнере! Все, что я говорю, имеет к Джоку непосредственное отношение. Итак, вторая поразившая нас особенность. Она вам известна: различие экранированного и неэкранированного корпусов. В новом здании наш творческий потенциал был 9,4, а в старом, вот в этом самом, но еще не перестроенном, — 10,1. Мы становились здесь почему-то из таланта большого талантом уникальным. Здесь взаимное одухотворение делалось интенсивней. Мы объяснили это так. Не только наши беседы и споры, но и само наше соприсутствие увеличивает творческий потенциал. Мы воздействуем друг на друга мозговыми излучениями. Мы составляем в целом единое умственное поле, каждый непроизвольно генерирует в него свои лучи. Мы экспериментально проверили и этот вывод. Мы, перестроив, экранировали здание — не кабинеты, отгораживающие каждого сотрудника от других, а всех нас в целом — от остального мира. И что же? Творческий потенциал подскочил до 10,7.
— Приближение к гениальности! — заметил Генрих, усмехнувшись.
— Да, если принять, как обычно, что степени гениальности лежат между одиннадцатью и двенадцатью баллами. Еще мы открыли, что выпадение одного из работников во время разработки какой-либо проблемы — скажем, прогулка его в город, уход в отпуск — болезненно отзывается на величине творческого потенциала. Мы добровольно согласились на время работы над особо важными проблемами ввести для себя также и особый режим жизни.