Время для звезд. Небесный фермер - Хайнлайн Роберт Энсон (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
А может, пчелы просто консервативны по натуре.
Наверное, я и впрямь был счастлив – или слишком занят и измотан, чтобы чувствовать себя несчастным – вплоть до следующей зимы.
Сначала зима показалась мне просто курортом. Делать было почти нечего – разве только лед натаскать да присмотреть за коровой, кроликами и цыплятами. Выдохся я до предела, нервы стали ни к черту, но сам я этого не замечал. Молли, думаю, устала не меньше моего, однако терпела и молчала, хотя и непривычна была к сельской жизни, не умела так ловко вести хозяйство, как Мама Шульц, например.
Молли мечтала о том, чтобы в доме наконец появился водопровод. Но при нашем раскладе в ближайшем будущем ей это не светило. Я, разумеется, носил ей воду из ручья, в котором каждый раз приходилось долбить новую полынью, но воды не хватало. Впрочем, Молли никогда не жаловалась вслух. Отец тоже не жаловался, однако на щеках у него образовались глубокие складки, сбегавшие от носа ко рту, и их не скрадывала даже борода. В основном, конечно, из-за Пегги.
Когда мы перевезли ее на ферму, Пегги очень оживилась. Мы постепенно снижали у нее в комнате давление, и она с жаром уверяла, что чувствует себя прекрасно, и все канючила, чтобы ей разрешили выйти на свежий воздух. Как-то раз, по совету доктора Арчибальда, мы ее вывели – кровь носом у нее, правда, не пошла, но через десять минут она запросилась обратно. Пегги здесь не приживалась. И не только из-за давления: этот мир был для нее чужим. Она в него не вписывалась, не могла пустить в нем корни и расти. Видели вы когда-нибудь, как чахнет пересаженное растение? Очень похоже. Дом Пегги остался на Земле.
Мы не то чтобы совсем уж бедствовали, но что ни говори, а есть большая разница между жизнью зажиточного фермера, к примеру такого, как Папа Шульц, когда у вас на скотном дворе навалом коровьего навоза, в погребе висят окорока, а в доме все удобства, включая водопровод, – и существованием голодранцев вроде нас, пытающихся встать на ноги на клочке целины и по уши завязших в долгах. Мы эту разницу ощутили на собственной шкуре и зимой смогли подумать о ней на досуге.
Как-то в четверг мы собрались после обеда в комнате Пегги. Только что началась темная фаза, отцу пора было возвращаться в город; мы, как правило, устраивали перед его уходом небольшие посиделки. Молли штопала, Пегги с Джорджем играли в криббидж. Я вытащил аккордеон и принялся перебирать клавиши. Настроение у всех было умиротворенное. Не знаю, как меня угораздило, но я вдруг обнаружил, что наигрываю мелодию «Зеленых холмов Земли». Давненько я ее не вспоминал.
Отгремев фортиссимо «Терры сыны уходят в полет! Ракеты с ревом мчат нас вперед!», я вдруг подумал, что ракеты давно уже летают безо всякого рева. Эта мысль все еще вертелась у меня в голове, когда я дошел до припева, который поют очень тихо: «Мы Господа молим о последней посадке на шарике нашем родном…»
Я поднял глаза и увидел, что по щекам у Молли катятся слезы. Руки бы мне повыдергать, честное слово! Я оборвал мелодию, бросил пронзительно вскрикнувший аккордеон и встал.
– Что стряслось, Билли? – спросил отец.
Я пробормотал что-то о необходимости пойти взглянуть на Мэйбл. Вышел в гостиную, оделся, вылез на улицу, но к хлеву даже не подошел. Кругом намело сугробы, тьма стояла – хоть глаз выколи, хотя Солнце зашло всего пару часов назад. Снегопад утих, но тучи над головой заслоняли Юпитер.
Потом на западе чуть посветлело, в просвет пробились закатные солнечные лучи. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел в этом призрачном свете горы, заснеженные до самых подножий и уходящие верхушками в облака, озеро – припорошенную снегом ледяную пластину – и причудливые тени валунов за полем. Картина как нельзя лучше соответствовала моему настроению. Именно в такое место и нужно ссылать людей отбывать наказание за долгую грешную жизнь.
Я стоял и думал – каким ветром меня-то сюда занесло?
Тучи на западе расступились еще чуть-чуть, и низко над горизонтом, прямо над той точкой, где село Солнце, показалась яркая зеленая звезда. Это была Земля.
Не помню, сколько я так простоял. Кто-то вдруг положил мне руку на плечо – я вздрогнул. Отец, закутанный до ушей для девятимильного перехода в снегу и во мгле, спросил:
– Что с тобой, сынок?
Я хотел ответить, но язык у меня примерз к гортани. В конце концов я выдохнул:
– Отец, зачем мы сюда пожаловали?
– Гм… Ты этого хотел. Помнишь?
– Помню, – согласился я.
– Но настоящая, основная причина, зачем мы пожаловали сюда, это чтобы уберечь твоих внуков от голода. Земля перенаселена, Билл. Я снова посмотрел на Землю. И сказал:
– Отец, я сделал открытие. Жизнь – нечто большее, чем трехразовое питание. Конечно, мы соберем урожай – на таком черноземе и бильярдный шар волосней обрастет. Но на внуков особо не рассчитывай: не хочу обрекать своих детей на такую жизнь. Теперь я знаю, в чем наша ошибка.
– Ты не прав, Билл. Твои дети полюбят этот мир, так же, как эскимосы любят свою родину.
– Сомневаюсь, что можно полюбить этот ад.
– Но ведь предки эскимосов не были эскимосами. Они тоже были иммигранты. Если ты пошлешь своих детей на Землю, в школу например, они будут тосковать по Ганимеду. А Землю возненавидят. Они там будут весить непривычно много, воздух им придется не по нутру, климат – не по душе, да и люди тоже.
– Хм-м… Слушай, Джордж, а тебе здесь нравится? Ты доволен, что мы сюда приехали?
Отец долго молчал. И наконец произнес:
– Я беспокоюсь за Пегги, Билл.
– Да, я знаю. Но сам ты как? И Молли?
– За Молли я спокоен. У женщин часто бывают перепады настроения, это не страшно. – Он встряхнулся и сказал: – Мне пора. Иди домой, пусть Молли нальет тебе чаю. А потом сходи взгляни на кроликов. Сдается мне, крольчиха вот-вот разродится – не потерять бы потомство.
Отец сгорбился и побрел к дороге. Я провожал его взглядом, пока он не скрылся во мраке, а потом пошел домой.
Глава 16.
По линеечке
И вдруг наступила весна, и все стало замечательно.
Даже зима показалась милее, когда миновала. Без нее нам пришлось бы туго; замерзание и оттаивание просто необходимо для почвы, не говоря уже о том, что многие зерновые не дают урожая без холода. Словом, четыре недели плохой погоды – вполне терпимое испытание.
С наступлением весны отец прекратил работу в городе, и мы на пару впряглись в посевную. Я взял в аренду самоходную тележку и прошелся вдоль полос, распределяя в промежутках между ними живую почву. Потом мы чуть не сломали себе спины, подготавливая овраг к посадке яблонь. Как только Папа Шульц презентовал мне семечки, я тут же засунул их в горшки с землей и держал в доме, сначала у Шульцев, потом у нас. Шесть из них проросли, а теперь саженцы уже вымахали почти на два фута.
Интересно, приживутся ли они на воле? Не исключено, что на зиму их придется перемещать обратно в дом, но попытаться все же стоит.
Отца тоже заинтересовал этот эксперимент, и не столько из-за фруктов, сколько из-за древесины. Казалось бы, древесина – материал устаревший, а поди попробуй, обойдись без него!
Джордж, по-моему, грезил видом Большого Сахарного хребта, покрытого высокими стройными соснами… может быть, когда-нибудь.
Так что мы углубили овраг, провели туда дренажные трубы, расширили его, вбухали заготовленный зимой компост и присыпали драгоценным черноземом. Места хватило бы яблонь на двадцать, но мы высадили только шесть саженцев-малюток. Папа Шульц явился и лично благословил своих питомцев. Затем он зашел в дом поздороваться с Пегги и заполнил собою всю ее комнатку. Джордж говорит – когда Папа делает вдох, давление в комнате падает.
Чуть позже Папа с отцом перебрались в гостиную потолковать. Я собирался выйти, но отец остановил меня вопросом:
– Билл, а не пробить ли нам здесь окно? – И показал на глухую стенку.
– Чего? – изумился я. – Так ведь все тепло же мигом выдует!