Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса - Коллектив авторов (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
Тридцать километров. Конвейеры уже на минус двадцати шести. Еще пять М-лет, пока они достигнут атмосферного уровня. Затем они выровняют дно кратера, уберут некоторые склоны, расширят поверхность, и она станет по-настоящему плоской. Градиент атмосферы поначалу будет настолько хрупким, что придется ходить едва дыша и с головокружением. Через пятьдесят лет с той минуты, как Тайум, близ-прадедушка Таш, провел первый ковш. Большая Дыра будет выкопана. Таш стукнет семнадцать с половиной, когда ветер, катящийся по склонам Большой Дыры, наконец стихнет, роторы остановятся и вымпелы опадут, флаги повиснут и Города Раскопа обретут покой.
В двадцати шести километрах вверх по склону близ-тетя Милаба подала Таш знак опустить рычаг и отсоединить дигглер от конвейера. Большой мир снаружи стал для Таш оглушительным разочарованием. Ей хотелось оказаться совсем снаружи, полностью СНАРУЖИ, два-человечка-снаружи-на-Марсе, снаружи, дрожа-в-своем-скафстюме. Она перебралась из пластикового пузырька по пластиковой трубе в пластиковый пузырек, соединенный захватом с конвейером до дома.
Это все, что Таш Гелем-Опуньо видела сквозь прозрачный пузырь дигглера. Песок-песок-песок, вон скала, песок-песок-песок-скала, а вон кучка гальки! Песок-гравий-песок, еще гравий, что-то между галькой и гравием, что-то между гравием и песком, обломок старой брошенной техники, ого-го-го! Пыль закручивалась вокруг дигглера. Песок. Песок. Западный Диггори был еще виден, внизу у извивающейся нитки конвейера, сейчас и правда величиной с паука. Гигантские, без горизонта пространства лишили Таш всего, по чему можно было бы судить о движении. Песок, ковши, неизменный плавный градиент, уходящий в космос. Только прижмурившись, она смогла сквозь мутное стекло в полу различить зернистую поверхность, которая давала представление о перемещении.
Двадцать шесть вертикальных километров, равных двумстам шестидесяти километрам поверхности, равных пяти с половиной часам в пластиковом пузыре, с родственницей, в относительной близости от которой ты росла, но никогда до этого часа ее не знала и не говорила с ней. Все любят близ-тетю Милабу Величавую, такова легенда, но вот пять часов, тетя и племянница, и Таш начала интересоваться, не нашептал ли и эту легенду вечный ветер, облетая углы и фермы Западного Диггори. Милаба была красива, пир для глаза и души, все эти штуки, которыми восьмилетка надеется и сама обзавестись (но геном Таш не содержал этой ДНК – известно, генофонд городов Раскопа мельче плевка, отсюда и все эти тщательные предосторожности вроде близ-родни и даль-родственников, которых отсылают в другие Города Раскопа, чтобы они там и остались), все штуки, которые почти-восьмилетка хочет заполучить, но как ни старалась Таш, она не смогла завязать разговора. Те причудливые смешные слова, которые Таш берегла. Стихи. Каламбуры. Загадки. Отгадки. Игры во «взломанный код». Намеки, осторожные вопросы. Прямые вопросы. Близ-тетя Милаба только покачивала головой и улыбалась, наклонялась над пультом и мониторами, проверяла свои инструменты и не отвечала ни слова. И еще чай, прорва чая, и бормотание коротких стишков в такт огромным колесам, пока конвейер нес дигглер-шесть вверх по склону самого большого раскопа в Солнечной системе.
Они отсоединились от конвейера, и Милаба встала к рулевой колонке, ведя дигглер на его собственной энергии. Вокруг все еще был песок-песок-песок, временами случайная скала, но Таш просто грыз восторг. Она свободна, впервые в жизни разорвала все пуповины. Ее выпустили наружу, в дикий мир. Конвейер позади сжался в нитку, до полной невидимости, но впереди на пределе зрения Таш видела какую-то впадину. Долина Ветрогонка. Все слова, подаренные ветром, кончились. Место за Большой Дырой. За этим спуском – весь выгнутый мир.
Близ-тетя Милаба повернулась от колонки управления:
– Думаю, сейчас тебе можно прокатиться.
Вот этого Таш и ждала. И наконец услышала.
Управлять дигглером оказалось до смешного просто. Твердо встань к колонке. Толкнул вперед – подал энергию на тяговые моторы в ступицах колес. Потянул назад – затормозил. Качнул в сторону – рулишь по курсу. Там сбоку был даже маленький зажим для кружки с чаем. Таш нервно захихикала, когда робко двинула рычаг вперед и стеклянный пузырь, надутый воздухом, качнулся между огромными оранжевыми шинами – тоже вперед. Через тридцать секунд она уже овладела им. Еще через тридцать она набирала скорость, выглядывая, где дигглер сможет обогнуть скалы.
– Поосторожнее с этим дросселем, – сказала Милаба. – Батареи хватает на восемь часов. Потому мы и ехали сперва на конвейере. Ты же не хочешь застрять здесь до наступления ночи, без тяги и тепла.
Таш потянула рычаг назад, но только после того, как дигглер наткнулся на небольшой валун, в который она исподтишка целилась, и подскочил на всех четырех колесах. Милаба подарила ей свою солнечную улыбку. Плечом к плечу они стояли у руля и правили прямо на оранжевую долину. Земля выгибалась все выше по обеим сторонам дороги, пока они катили все глубже, километр за километром. Таш это начинало угнетать. Она чувствовала себя безобразно мелкой и уязвимой за хрупким стеклом кабины дигглера. Ветер крепчал, она ощущала, как дигглер болтает на растяжках, слышала, как буря визжит и стонет между кабелями. Управление сопротивлялось, но она гнала маленький шар все глубже и глубже в долину Ветрогонку. Когда руки Таш заныли, а мышцы шеи начало сводить в борьбе с марсианской атмосферой, лившейся сквозь двухкилометровую впадину на горе Инкредибл, Милаба наклонилась и отстучала курсовую программу на компьютере.
– Надень костюм, – сказала она. – Мы прибудем через десять минут.
Токамак-станция оказалась изодранным ветрами пузырем строительного пластика, вкопанным между полем валунов и языком отполированного оливина. Только когда дигглер сбросил скорость и выстрелил песчаные якоря, Таш осознала, насколько станция ближе и меньше, чем она думала. Не далекий огромный город – маленький пузырь, лишь чуть выше гигантских колес дигглера. Ротор ветродвигателя, вертевшийся так, словно вот-вот оторвется от пилона и улетит, был не больше ее вытянутой руки.
– Закрыла маску?
Таш пробежала пальцами по соединению капюшона скафстюма и показала близ-тете Милабе два больших пальца.
– Я открываю дигглер.
Визг атмосферы, хлынувшей в баки, свист, оборвавшийся тишиной, когда давление сравнялось с наружным. Обжатый скафстюм стал тесным и плотным. Это была и в самом деле высота, где лопались глаза. Затем Милаба отворила люк, и Таш последовала за ней наружу и вниз по трапу на дикую поверхность Марса.
Кара господня, а ветер-то зверский. Таш стиснула кулаки, напрягла плечи и пригнула голову, чтобы пробиться сквозь него к желто-синему куполу станции. Она чувствовала, как песок хлещет по коже скафстюма. Ей неприятно было думать, что квазиживую поверхность обдирает, клетку за клеткой. Она представляла, как та воет от боли. Хлопок по плечу – Милаба жестом показала ей пристегнуться страховочным тросом к лебедке возле люка. Затем близ-тетя и близ-племянница прорвались сквозь мощный ветер к укрытию под куполом токамака. Снаружи. В мире снаружи. На самом верху. Если Таш пойдет сквозь ветер, она пересечет Ветрогонку и увидит место, где земля закругляется от нее, а не к ней. Желание сделать это было нестерпимым. Наружу, из дыры. Все, что требуется, – переставлять ступню за ступней. Так она обогнет весь мир и вернется сюда же. Ветер вероятности утих. Он стал всем сразу, вечным кружением.
Милаба снова постучала по ее плечу, напоминая, что они здесь для работы. Таш вынула унитул и отвинтила смотровую заслонку. Милаба подключила свои диагносты. За работой она была великолепна – быстра и сосредоточена, одно удовольствие наблюдать. Но диагностика затянулась, и Таш то и дело отвлекалась на маленькие песчаные смерчи, сбивавшиеся в крохотный торнадо, уносившиеся в долину и рассыпавшиеся крутящимся песком.
– Скакуны-вертуны, – сказала Милаба. – Будь с ними повнимательнее, они коварны. Ну вот, как я и думала. – Она показала на дисплей. – Серьезная ошибка в микропроцессорном наборе.
