Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса - Коллектив авторов (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
Вытащив новый тестер из сумки, она погрузила его в контрольный вход. Диоды мигнули зеленым. Токамак под защитным куполом загудел и проснулся с толчком, от которого с почвы вздыбилась пыль. Таш смотрела, как ветер закрутил ее в дюжину смерчиков, затанцевавших друг с другом.
– Хочу проверить линию питания. Оставайся тут. – Милаба зашагала в долину вдоль силового кабеля. Смерчи кинулись друг к другу. Сомкнулись. Слились. Стали одним – истинным демоном пыли. – Смотри направо! – окликнула ее близ-тетя Милаба.
– Милаба, мне не нравится, как он… – Смерч понесся в сторону Таш, но в последний миг вильнул и улетел в долину. – Милаба!..
Милаба промедлила – и промедление стало смертельным. Смерч обрушился на нее. она пыталась рвануться в сторону, но он оплел ее, приподнял, быстро и мощно швырнул о гладкий отполированный оливин. Таш видела, как визор шлема лопнул и разлетелся облаком осколков и испарившейся влаги. Случайность, безумие, один шанс на миллиард, такого не должно было произойти, это поражение, нанесенное порядку и разуму, но оно стряслось, и Милаба лежала тут, на твердом оливине.
– О боже, боже, боже!
На миг Таш парализовало, она не знала, что делать, ей казалось, что она ничего и не может, но все равно должна. Тогда она помчалась в долину. Смерч-демон заплясал навстречу. Таш взвизгнула, и тут он метнулся назад, разбился о валун и снова стал пылью.
Скафстюм запечатался автоматически, но близ-тете Милабе хватило нескольких мгновений, чтобы глазные яблоки замерзли.
– Помогите-помогите-помогите!.. – кричала Таш, прижимая ладони к лицу Милабы, стараясь задержать тепло. Затем она увидела красный огонек, мигавший на скафстюмовом пульте безопасности. Она ударила по нему и едва удержалась на ногах, когда лебедка дигглера дернула Милабу в машину.
Таш врубила канал помощи.
– Это дигглер-шесть, это дигглер-шесть в долине Ветрогонка. Срочно требуется помощь! – Еще бы не срочно. Это и есть канал помощи. Она постаралась говорить спокойнее, пока лебедка поднимала обмякшую Милабу вверх: – У нас ситуация РВ скафа. У нас ситуация РВ скафа.
– Алло, дигглер-шесть. Это служба спасения Западного Диггори. Назовитесь.
– Таш Гелем-Опуньо. И Милаба.
– Таш. Вы на контроле. – Таш узнала голос даль-дяди Йойоты. – Возвращайся. Возвращайся сюда. Тебе должно хватить энергии, мы вышлем второй дигглер по линии встретить вас, но тебе, милая, придется сделать это.
Мы не сможем добраться вовремя. Все зависит от тебя. Возвращайся к нам. Это все, что ты можешь сделать.
Разумеется. Так и есть. Все, что она может. Никакая подмога не свалится с неба в мире, где ничто не может летать. Никакой бот не сядет в облаке огня на склон Большой Дыры в мире, где конвейер с черпаками – самый быстрый транспорт. Все зависит от нее.
У нее ушли все силы на то, чтобы перевалить Милабу через порог в кабину дигглера и задраить люк. Таш почти закрыла визор ее шлема. Почти. Она включила подачу давления в дигглер. Визг газа достиг болезненной громкости, затем стих. Но Милаба была такой холодной, такой холодной. Там, где дыхание осело на кожу, лицо оставалось белым от инея. Оно никогда не будет прежним. Таш встала на колени и нагнулась щекой к губам близ-тети. Шелест, вздох, сомнение, шепот. Она дышала. Но было холодно, холодно, до смерти холодно, холод Марса в дигглере. Таш сдвинула регулятор обогревателя на максимум и заметалась по крохотной кабине. Конденсат затуманил обзор, потом высох. Вернуться. Ей надо вернуться. Есть ли программа возвращения по курсу? Где ее искать? Откуда хотя бы начинать? «Теряю драгоценные секунды, теряю драгоценные секунды».
Таш взялась за рулевую колонку, нажала педаль, чтоб освободить якоря, и запустила тяговые моторы. Поворачивать трудно. Поворачивать страшно. Поворот вызвал стон ужаса, когда ветер ворвался под дигглер и Таш почувствовала, как поднялось правое колесо. Если они перевернутся, погибнут обе. Это уже не развлечение. В таком нет ни радости, ни потехи! При каждом толчке Таш вцеплялась и напрягалась, смертельно боясь, что дигглер перевернется и расколется, как яйцо, переломится ось, любой набор новых ужасов, которые являются именно тогда, когда твоя жизнь зависит от того, все ли работает идеально. Давай-давай-давай. Заряд батарей убывал с ужасающей скоростью. Оно снаружи. Снаружи этот мир с горизонтом. Где же конвейер? Конечно, еще далеко. Давай-давай-давай. Черточка на песке. Но такая далекая. Батарея – двенадцать процентов заряда. Куда он девается, на что она его потратила? Интенсивный обогрев? Срочная связь? Лебедка? Звонок домой. Это правильно. Так поступила бы умная и рассудительная девочка, которая делает как сказано. Но на это нужна энергия. Батареи – семь процентов, но теперь она видела конвейер, нагруженные ковши, ковш за ковшом, ковш за ковшом. Она разогнала дигглер. Уравнять скорость дигглера и конвейера – зубы скрипят, нервы рвутся. Таш надо вогнать дигглер между ковшами и удержать точную скорость. Слишком быстрый толчок посадит их на передний ковш. Слишком медленный – в нее врежется нагоняющий ковш. И сближаться, сближаться, входить в конвейер, а индикатор заряда из зеленого стал красным. Замигали светодиоды. Таш толкнула колонку. Захват защелкнулся. Таш кинулась к Милабе, лежащей на полу.
– Таш. – Шелест, вздох, сомнение, шепот.
– Все в порядке, все в порядке, не разговаривай, мы на конвейере.
– Таш, мои глаза открыты?
– Да, да.
Тихий вздох.
– Тогда я не вижу. Таш, говори со мной.
– О чем?
– Не знаю. Обо всем. О чем угодно. Только говори. Мы уже на линии, ты сказала?
– На линии. Мы возвращаемся.
– Это пять часов. Говори со мной.
И она разговаривала. Таш собрала подушки и сиденья в подобие гнезда, сидела, поддерживая голову близ-тети, и говорила. Она рассказывала о своих друзьях и близ-сестрах, о даль-сестрах и о том, кто уедет из Западного Диггори и кто останется. Она говорила о мальчишках и о том, как ей нравится, когда они смотрят на нее, но все равно ей хочется быть другой и особенной, не такой, как все. – смешная Таш, Таш-чудила. Она говорила о том, выйдет ли замуж, и что, по ее мнению, это вряд ли может случиться, ну не совсем, по крайней мере пока, и что будет делать, если не выйдет. Она говорила о том, что любит, например, плавать, или готовить овощи, и рисовать, и слова, слова, слова. Она говорила о том, как любит звук и рисунок слов, само их звучание, будто это что-то отличное от того, что они значат, и как она собирает их воедино, чтоб сказать то, чего скорее всего не существует, и как слова приходят к ней, будто их приносит ветер, рождает ветер, ветер дает им жизнь. Она рассказывала все это не умными и напыщенными словами, а теми, что звучат просто, честно и спокойно и говорят, что она думает и что чувствует. Таш увидела тогда в словах не замеченное прежде богатство; за красотой их звучания, рисунка и формы таилась более глубокая красота – правда, которую они воплощали. Они могли рассказать, что значит быть Таш Гелем-Опуньо. Слова могли развевать флаги и крутить роторы жизни.
Милаба сжала ее пальцы и раздвинула треснувшие губы в улыбке, сморщившей уголки ее белых, сожженных морозом глаз.
Загудел канал помощи. Йойота уже видел дигглер-шесть, но спасателям еще предстояло преодолеть двадцать километров снизу по склону. Они шли забрать ее. Скоро она и Милаба будут в безопасности. Отлично. А потом посыпались другие новости, от которых голос даль-дяди звучал странно, словно он умер и словно он ходил и говорил и готов был зарыдать в одно и то же время. Прибыла делегация от команды раскопа «Иридис» с Высокой Орбиты и летевшие от самой Земли посланники консорциума разработки «Иридис». Политика изменилась. Фракция, что была наверху, оказалась внизу, а фракция, что находилась внизу, поднялась наверх. Большую Дыру закрыли.
Отсюда все дороги вели наверх. Официального извещения от совета раскопа о церемонии закрытия или небольшом трауре не было; по одному, по двое семьи и родственные группы, сестринские общины и братства людей Западного Диггори решали обменяться новостями о том, что их миру приходит конец, и увидеть его дно; основу, о которой мечтали три поколения; начало всей машины. Нулевой Раскоп. Минимальная высота. Поэтому они брали дигглеры или съезжали на конвейере ко дну Большой Дыры, и смотрели вокруг, и смотрели на роющие щиты всех конвейеров, первый раз на их памяти застывшие и мертвые. Ковши были полны, и последний отгрызенный кусок Марса смотрел из них в небо.
