Волчья натура. Зверь в каждом из нас - Васильев Владимир Николаевич (библиотека книг .txt, .fb2) 📗

В конце концов он призван защитить мир, а не скользких, как омули, политиков, этим миром управляющих. Людей защитить, миллионы мирных и беззащитных перед хищниками людей.

— Господин президент, я попрошу информировать меня о ходе переговоров с новым правительством Туркменистана каждые четверть часа. Это не каприз и не беспочвенная прихоть, это насущная необходимость.

— Непременно. Непременно, генерал. Ваша информация о ходе подготовки вполне нас устраивает, поэтому более ни о чем даже не напоминаю. До связи, генерал.

— До связи, господин президент.

Золотых опустил трубку на ушки сбоку от пульта закрытой правительственной связи и устало провел рукой по лицу.

— Надо поспать, — тихо сказал он. — Хоть немного.

Диван очень удачно располагался буквально в двух шагах.

Отключился Золотых мгновенно, едва голова коснулась цветастой подушки.

Когда официально сообщили об Ашгабатском перевороте, группа Коршуновича находилась в тайге, под Алзамаем. Россияне еще толком не успели обжить притянутые в окрестности бывшей волчьей базы вагончики-теплушки на массивных роговых полозьях.

Сообщение прошло днем, часа в два по местному времени, по сибирскому каналу новостей «ТВ-МиГ». Большинство россиян в этот момент находились на объекте; Коршунович тоже. На мчащегося сломя голову от оперативной теплушки Ивана Шабанеева, спеца-компьютерщика, трудно было не обратить внимание.

— Что там, Ваня? — стараясь хранить хотя бы внешнее спокойствие, спросил Коршунович.

Рядом выпрямился Виталий Лутченко, оторвавшись от очередной распечатки аналитиков.

Группа со вчерашнего дня ожидала новостей: сибиряки намедни сообщили, что в Ашгабате объявились Саймон Варга и Сулим Ханмуратов, предположительно контактировавшие с волками и исчезнувшие вместе с ними. Причем объявились открыто, что выглядело неописуемой глупостью. А значит, что-то за этим неожиданное крылось.

Шабанеев молча сунул в руку шефу селектоид-полиморф и коснулся сенсора «Воспр», а сам тем временем попытался отдышаться.

— Совсем ты форму потерял, — буркнул Коршунович неодобрительно. — Думаешь, раз спец, можно жирком обрастать?

Шабанеев молча отмахнулся, а в следующий момент Коршуновичу стало не до одышки своего подчиненного: он вперился в глаз-экранчик и затаил дыхание.

Коршунович лихорадочно принялся крутить ус антенны, но тут же сообразил, что сигнал идет не из эфира, а в записи, и ограничился увеличением яркости. Но увы: кадров прошедшей ашгабатской ночи странслировали очень мало, в основном показывали миловидную дикторшу, с очень серьезным видом читавшую экстренное сообщение. Глаза у дикторши были совершенно квадратные и растерянные — она, казалось, и сама не верила в то, что произносила.

Вокруг сгрудились оперативники — Лутченко, Сурнин, Свирский, Баграт…

Сообщение было коротким, скупым и сухим. Оно и понятно — Земля не знала насильственной смены государственных мужей уже больше двухсот лет.

По окончании сообщения Коршунович размышлял около минуты.

— Хлопцы, — скомандовал он. — Готовимся к отъезду. Кто-нибудь, подайте мне на связь Золотых. Здесь оставить только экспертов из группы Сурнина. Живо, собираем барахлишко!

Шабанеев не успел вызвать генерала Золотых — тот объявился на связи сам.

— Палыч? — Золотых было слышно плохо, словно звонил он из самых потаенных глубин преисподней. — Будь здрав. В курсе уже?

— Ашгабатских новостей? Только что просмотрел запись.

— Стареешь, — буркнул Золотых. — Такое нужно в прямом эфире отслеживать.

— Я на объекте. Какой тут, к лешему, эфир? Спасибо, что хоть запись сразу же притащили… Ладно, что у вас?

— Я в воздухе, — сообщил Золотых. — Вообще-то мы направлялись в Ашгабат, но теперь, понятно, нас не пропустят. Будем садиться где-нибудь у границы, полагаю, недалеко от Ургенча.

— А не лучше ли с туранской стороны? Там ближе.

— Не лучше, Палыч. Тогда Туран сразу как бы активно входит в дело, а оно нам надо? Тут еще Европа и Балтия, да и Японокитай… Короче, мне сверху намекнули — не стоит. Допляшем и из Узбекистана. Честно говоря, я и на это не слишком, надеялся.

Коршунович жадно внимал, время от времени перекладывая трубку из руки в руку и вытирая о штанину потную ладонь.

— В общем, собирай, наверное, манатки и дуй к нам. И учти: я тебе неофициально звоню, так сказать по дружбе.

— Интересно, — пробурчал Коршунович, — чем это я сподобился, господин новоиспеченный генерал?

— Не рычи, — парировал Золотых. — Мне намекнули тут — опять же сверху, — что России нужно всецело содействовать в первую очередь. Я и содействую. И, кстати, не расслабляйся, сейчас твоей группе официальные директивы пойдут из Москвы. Косяком. Жирным таким косяком, причем одна другой страшнее и путаннее. Я тебе просто время экономлю — собирайся прямо сейчас.

— Понял, — вздохнул Коршунович. — Спасибо, Семеныч… Точные координаты конечного пункта не забудь сообщить.

— Уж не забуду, — пообещал Золотых. — В плане, так сказать, всецелого содействия в первую очередь…

Коршунович медленно отнял трубку от уха.

— Что там? — с тревогой осведомился Лутченко — первый помощник и правая рука.

— А ничего особенного. Советуют собираться и двигать к границам Туркмении.

— А ведь мы уже и так собираемся! — хмыкнул Лутченко.

— Ну, — Коршунович поскреб небритую щеку, — у вас не самый глупый начальник в бюро, не находишь?

Лутченко ухмыльнулся.

— Ладно, Виталик. — Коршунович нетерпеливо повел рукой. — Давай шевелись. Оборудование бросай, пусть Сурнин пользуется. Махолет вызвал?

— Наш? Или сибирский?

— Какой наш, он весь день пилить сюда будет. Сибирский, из Алзамая.

— Вызываю…

— И Шпаковского банду пни. Они в теплушках, поди, прохлаждаются.

— Заметано, Палыч. Уже бегу.

Лутченко сделал повелительный жест Шабанееву, неосознанно повторяя недавнее движение шефа, и опрометью помчался к оперативной теплушке.

На юге были пески и туркменская граница. На севере — рукав мутной Амударьи. На западе — Хива. На востоке — Хазарасп.

Золотых отнял от глаз местного выроста бинокль (дающий, к слову говоря, весьма приличную картинку) и невольно окинул взглядом еще пару дней назад совершенно девственный клочок каракумской пустыни.

Его было не узнать. Там и сям возвышались над песками буро-рыжие маскировочные тенты. Под наспех сооруженными грибами прятались от солнца незадействованные в данную минуту селектоиды. Чуть поодаль выпадала из череды барханов ровная посадочная площадка с десятком махолетов по краешку. При необходимости сюда мог сесть и небольшой самолет-транспортник. Врытые в песок мачты поддерживали полуметровые чаши антенн-излучателей стратосферной связи.

«А ведь еще день-два, — подумал Золотых, — и нечто подобное будет наблюдаться по всему периметру туркменской границы».

Генералу Золотых очень хотелось в это верить.

— Господин генерал! — обратился к Золотых новичок-связист. — Борт с русскими на подлете. С русскими и балтийцами, борт наш, сибирский. Их под Алзамаем подобрали.

— Пусть садятся, — сказал Золотых и потер раскрасневшиеся от бессонницы глаза.

«Что за жизнь, — подумал он с легким раздражением. — Не было дел, не спал в ожидании новостей. Навалились новости — не сплю, потому что некогда. Только в любом случае — один черт не сплю. Как же жить дальше-то?»

Не хватало еще закемарить прямо здесь, на пороге импровизированного штаба.

Минут через пять послышался нарастающий гул самолета — Золотых всегда удивляло: чему там гудеть? Не механизм ведь, не железка. Селектоид, квазиживой организм. Все равно гудит. От скорости, что ли? Трение о воздух, то-се…