А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10 - Стругацкие Аркадий и Борис (бесплатные серии книг .txt) 📗
С т а л к е р. Нет. Не надо.
П и с а т е л ь. Понятно. Сухой закон. Алкоголизм — это бич народов. Что ж, будем пить пиво.
Они подходят к Профессору, и тот спрашивает Сталкера.
П р о ф е с с о р. Это что? С нами?
С т а л к е р. Да. Ему тоже надо туда. Ничего, Профессор. Не беспокойтесь. Он протрезвеет.
П и с а т е л ь. Вы действительно профессор?
П р о ф е с с о р. Если угодно.
П и с а т е л ь. В таком случае разрешите представиться. Меня зовут...
С т а л к е р. Вас зовут Писатель.
П р о ф е с с о р. А как зовут меня?
С т а л к е р. Вас? Вас зовут Профессор.
П и с а т е л ь. Ага. Понятно. Я — писатель, и меня все почему-то зовут Писатель...
П р о ф е с с о р. Известный писатель?
П и с а т е л ь. Нет. Модный.
П р о ф е с с о р. И о чем же вы пишете?
П и с а т е л ь. Да как вам сказать... В основном о читателях. Ни о чем другом они читать не хотят.
П р о ф е с с о р. По-моему, они правы. Ни о чем другом и писать, наверное, не стоит...
П и с а т е л ь. Писать вообще не стоит. Ни о чем. А вы что — химик?
П р о ф е с с о р. Скорее,физик.
П и с а т е л ь. Тоже, наверное, скука. Поиски истины. Она прячется, а вы ее повсюду ищете. В одном месте копнули — ага, ядро состоит из протонов. В другом месте копнули — красота, треугольник а бэ це равен треугольнику а-прим бэ-прим це-прим... Вы неплохо устроились. Мне хуже. Я эту самую истину выкапываю, а в это время с нею что-то такое делается... Выкапывал я истину, а выкопал кучу дерьма. Возьмите вы какой-нибудь закон Архимеда. Он с самого начала был правильным, и сейчас он правильный, и всегда будет правильный. А вот стоит в музее античный горшок. В свое время в него объедки кидали, а сейчас он стоит в музее и вызывает всеобщее восхищение лаконичностью рисунка и неповторимостью форм... Все ахают и охают, и вдруг выясняется, что никакой он не античный, а подсунул его археологам какой-нибудь жулик или шутник. И форма у него осталась неповторимой, и рисунок лаконичный, но аханье, как ни странно, стихает...
П р о ф е с с о р. Вы не правы. Вы говорите о профанах и снобах...
П и с а т е л ь. Ничего подобного. Я говорю о горшках. Я сам двадцать лет леплю такие горшки. И поскольку я — писатель модный, они восхищают книголюбов лаконичностью рисунка и неповторимостью формы. А через двадцать лет придет мальчик и заорет во все горло про голого короля!
П р о ф е с с о р. Господи. И вы об этом все время думаете?
П и с а т е л ь. Первый раз в жизни. Я вообще редко думаю. Мне это вредно.
П р о ф е с с о р. Наверное, невозможно писать и при этом все время думать, как ваш роман будет читаться через сто лет.
П и с а т е л ь. Натюрлих! Но с другой стороны, если через сто лет его не станут читать, то на кой хрен его сегодня писать?
С т а л к е р. А деньги? А слава?
П и с а т е л ь. Деньги! Слава! Слушайте, давайте поговорим о чем-нибудь приятном! Кстати, Профессор, ради чего вы впутались в эту историю? Чего вам понадобилось в Зоне?
П р о ф е с с о р (несколько ошарашенно). Н-ну... Что может физику понадобиться в Зоне? А вот что может в Зоне понадобиться Писателю — это интереснее. Деньги у вас, как я понимаю, есть. Слава — тоже.
П и с а т е л ь. Женщины гроздьями. Вилла.
П р о ф е с с о р. Вот именно. Чего же вам еще не хватает?
П и с а т е л ь. Вдохновенья, Профессор! Куда-то запропастилось мое вдохновенье. Хочу попробовать вернуть.
П р о ф е с с о р. А может, оно бы само вернулось?
П и с а т е л ь. Не думаю. Не похоже.
П р о ф е с с о р. То есть, вы исписались...
П и с а т е л ь. Что?
Некоторое время он молчит, затем говорит брюзгливо.
П и с а т е л ь. Ведь предлагали же вам поговорить о чем-нибудь приятном...
Сталкер смотрит на часы.
С т а л к е р. Простите. Пора.
Они выходят из кафе. За углом застыл у обочины большой черный автомобиль. Профессор открывает дверцы. На водительское место забирается Сталкер, а Профессор с Писателем усаживаются на заднее сиденье. Сталкер оборачивается, протягивает руку.
С т а л к е р. Ключ, пожалуйста.
Профессор молча кладет ему на ладонь ключ от зажигания. Сталкер заводит мотор, и машина стремглав уносится по темным предутренним улицам.
Они мчатся молча. Писатель дремлет, откинувшись головой в угол, холодно блестят очки Профессора, согнулся над рулем Сталкер, пожевывая потухшую сигарету. Мелькают за окнами машины редкие огни в окнах, мокрые кусты, мокрые решетчатые изгороди...
Машина притормаживает. Поперек широкой пустынной улицы — транспаранты со светящимися надписями на трех языках: «Стоп! Проезда нет! Только по специальным пропускам». И ниже: «До въезда в Зону — 300 м».
Сталкер сворачивает машину в узкий, заросший травой проулок, затормаживает. Открывает дверцу, выходит и, прокравшись до поворота, выглядывает.
Перед ним — застава войск ООН, охраняющих въезд в Зону. Бетонные стены, узкие, как амбразуры, окна. Прожектора на крышах. Прожектора и пулеметы на башнях. Броневики с мокрыми от дождя клепаными бортами. Часовые в мокрых от дождя металлических касках. Шоссе упирается в наглухо закрытые ворота. Далее в темноте блестят под дождем мокрые рельсы. Железнодорожная ветка упирается в наглухо закрытые ворота.
Сталкер некоторое время внимательно разглядывает заставу и ее окрестности, затем возвращается к машине. Осторожно выводит ее из переулка, пересекает шоссе и спускается в пространство между шоссе и железной дорогой, а там, дав задний ход, прячет ее в заросли мокрого кустарника. Выключает мотор и откидывается на спинку сиденья.
В кустарнике у железнодорожного полотна прячется машина. За рулем, сгорбившись, сидит Сталкер. На заднем сиденье расположились Профессор и Писатель. Писатель спит, уткнувшись головой в угол. Тишина.
Сталкер оборачивается к Профессору.
Стал к е р (вполголоса). Канистру вы не забыли?
П р о ф е с с о р. Полная. В багажнике.
С т а л к е р. А фонарик?
П р о ф е с с о р. Не забыл.
Писатель просыпается, мутно оглядывается по сторонам.
П и с а т е л ь (зычным голосом). А? Приехали?
С т а л к е р. Тише, пожалуйста.
П и с а т е л ь (шепотом). Понял... Понял... Молчу...
Пауза.
П и с а т е л ь (вполголоса). А чего мы, собственно, ждем?
Никто не отвечает ему. Писатель нервно позевывает, крутится, потом вдруг поворачивается к Профессору.
П и с а т е л ь (тихо). Никакого мне вдохновенья не надо. Я сам не знаю, что мне надо. Откуда я знаю, как назвать то, чего я хочу? И откуда мне знать, что я действительно не хочу того, чего не хочу? Это какие-то неуловимые вещи. Стоит их назвать, и смысл их исчезает, тает, расползается. Как медуза на солнце. (Пауза.) Положим, я — убежденный вегетарианец. Сознание мое хочет победы вегетарианства во всем мире. Подсознание мое изнывает по куску сочного мяса. Вопрос: а чего хочу я? Я, сложный сплав сознания и подсознания...
П р о ф е с с о р. А вы хотите мирового господства. Конфликты сознания с подсознанием даром не проходят.
С т а л к е р. Чш-ш-ш...
