Проклятый город - Молитвин Павел Вячеславович (список книг .TXT) 📗
— Ого! — пробормотал Вадя, — Я, помнится, где-то читал, что максимальная скорость современных подлодок не превышает 45 узлов, а глубина погружения ограничена полутора километрами.
— Да, про похожие случаи мы в «ЧАДе» писали. Вот только насколько достоверны эти сведения, — с сомнением протянул я. — Сочинить сенсацию не трудно, особенно если никто не берет на себя труд проверить опубликованные данные. Инопланетяне-то за клевету к ответу не потянут.
Вадя пожал плечами и продолжал читать открытый Яной файл, и я последовал его примеру.
«…20 июля 1967 года моряки с аргентинского судна „Навьеро“ видели рядом и под собой светящуюся сигару длиной около 35 метров. Дело происходило неподалеку от бразильского побережья.
В 1972 году, во время проведения в Атлантике маневров „Дип фриз“, полярный исследователь Рубенс Дж. Виллела наблюдал с борта одного из ледоколов, как серебристый сфероид вынырнул из глубины, пробил трехметровую толщу льда и стремительно исчез в небе. Сфероид был около 12 метров в диаметре и поднял за собой громадные глыбы льда на высоту 25 метров, причем вода в образовавшейся после его взлета полынье была покрыта клубами пара. Слова Виллела подтвердили находившиеся на палубе ледокола рулевой и вахтенный офицер.
В 16 часов 15 ноября 1975 года около Марселя 17 человек видели десятиметровый серебристый диск, вылетевший из воды и скрывшийся в небе…»
— Ну да, вспомнил: Ваня Кожин писал статью об этих чудесах. О том, что в 1990 году три НЛО вылетели из вод Берингова пролива около острова Святого Лаврентия. Их появление видели в бинокль академик Авраменко и его коллеги, — сказал я, сообразив, что ничего нового в записке Яны не обнаружу. — О светящихся дисках; шарах, цилиндрах и даже вращающихся под водой колесах писали еще древние мореплаватели. Чуть ли не финикийцы. Но из этого отнюдь не следует, что обосновавшиеся под водой инопланетяне готовятся напасть на нас в указанные тобой сроки! — сказал я, сознавая, что слова мои подействуют на Яну, как красная тряпка на быка. — На этот счет существует множество гипотез, согласно которым пришельцы то ли прячутся под водой, дабы наблюдать за людьми и добывать с океанского дна полезные ископаемые, то ли живут там припеваючи много веков, нимало не интересуясь тем, что делается на поверхности земли.
— Правильные были гипотезы, — признала Яна, одарив меня ласковой улыбкой. — Как видишь, они подтвердились, и Бермудский треугольник, и Море Дьявола у берегов Японии не зря пользовались дурной славой. Теперь, разумеется, это будет признано всеми и записке моей грош цена. Не зря говорят, что по-настоящему хорош не умный, не правильный или своевременный совет, а тот, которому последуют. Так что теперь она всего лишь факт моей биографии — не более.
— Логично, — признал я, чувствуя, что щеки мне заливает румянец. Не стоило затевать этот разговор. Яна не виновата, что ей не поверили. Мало быть правым, надо заставить признать тебя правым. Причем вовремя. Она сделала что могла. И Ванге, в конце концов, тоже, несмотря на всю ее известность, не всегда верили. Прежде всего потому, что не хотели верить. Потому что кому-то было выгодно не верить.
— Ладно, Вадя, ты тут просвещайся, а я выйду на крылечко, покурю, — пробормотал я.
Прихватив чашку с дымящимся кофе, я выбрался на крыльцо и поразился тому, что начавшие набухать почки на деревьях еще не раскрылись и на дворе все еще стоит май. Почему-то мне казалось, что с момента появления акваноидов прошло уже несколько недель и все вокруг должно измениться. Но, похоже, менялось только мое восприятие мира, а сам он оставался прежним.
— Не мучили ночью кошмары? — спросила Яна, опускаясь рядом со мной на нагретые солнцем ступени.
— Донимали видения иных миров. Как будто ты всю ночь держала руки у меня на висках, — признался я.
— Это бывает. Остаточные явления, — пояснила Яна, прихлебывая кофе из принесенной с собой чашки. — И что же тебе снилось?
Я начал рассказывать, но быстро умолк. Сны вообще трудно пересказывать, особенно бессюжетные, где нет ни погонь, ни преследований.
— А мне вот привиделся Представительский Совет Лиги Миров, — сказала Яна, когда я сбился, запутался и окончательно замолчал. — Забавное зрелище.
— Не понимаю, как он мог санкционировать вторжение на Землю. Даже наша ООН недостаточно цинична, чтобы одобрить нападение на суверенное государство, — подал я реплику, ожидаемую Яной, явно желавшей поделиться со мной увиденным.
— Я тоже раньше не понимала. И даже решила, что во вселенной восторжествовало зло. Оно стало законом, нормой жизни и теперь всеми силами борется с добром. Ведь отклонение от нормы всегда кажется аморальным, дурным, вызывает отвращение.
— Но теперь ты так не думаешь?
— Нет. Представительский Совет руководствуется принципом рациональности. Понятия добра и зла в его понимании слишком расплывчаты и сиюминутны, а потому не могут служить определяющими для политики Лиги Миров.
— Не очень понятно.
— В «Веселой науке» Ницше писал: «Там, где глаза, утратившие былую зоркость, уже не в силах различить злые инстинкты, которые приняли трудноуловимые утонченные формы, человек провозглашает царство добра… Таким образом, чем слабее зрение, тем дальше простирается добро! Отсюда вечная жизнерадостность, присущая простым людям и детям!» — процитировала Яна. — Французские энциклопедисты, отвергая Бога, превозносили Природу, говоря, что она прекрасна, щедра и милостива. Но в то же время она ведь и кровожадна! Непрекращающаяся бойня, где сильный ест слабого и отсутствуют какие-либо моральные критерии. Природа игнорирует понятия добра и зла, она прекрасна, но равнодушна и по большому счету жестока. При этом она на редкость целесообразна.
Яна пыталась как можно четче изложить свое понимание позиции Представительского Совета, однако пока это не слишком у нее получалось.
— Целесообразность тоже понятие относительное. Гитлер, санкционировав превращение людей в удобрения, полагал это верхом целесообразности. И если этот Совет Космических Монстров…
— Нет-нет, тут совсем другое! Лига Миров сочувствует развитию жизни в целом. Представительский Совет выше нравственности, выше добра и зла в нашем понимании, поскольку фундаментальным, основополагающим считает движение, развитие. Определения плохой-хороший путь развития, оценки нравится — не нравится для Совета просто не существуют. Давая санкции на уничтожение умирающих цивилизаций, он, в конечном счете, оказывается нравственен. Ведь очищая лес от гнилых деревьев, он тем самым позволяет расти и развиваться живым. Вне зависимости от того, сладкий или горький плод принесут они в положенный срок.
— Выходит, наша цивилизация — гнилое дерево? И фишфроги намерены ее уничтожить?
— Нет. Не знаю… У них много целей, и они… как бы это сказать… Не сиюминутные. Это стратегическое вторжение. Что-то вроде воспитательной миссии, призванной изменить ход развития человечества. Им не нужны рабы, человечье мясо на завтрак, полезные ископаемые, водные и прочие ресурсы.
— Господи, мало нам своих воспитателей! — в ужасе воскликнул я и, обнаружив вопиющее несоответствие в Яниных словах, спросил: — Но ведь только что ты говорила об уничтожении человеческого рода! К тому же проведение столь масштабной акции в воспитательных целях — не слишком ли дорогое удовольствие?
— Не знаю! Ничегошеньки я наверняка не знаю! — в отчаянии сказала Яна, скривив губы, словно готовящийся зарыдать ребенок. — Я же говорю: увидеть — это одно, а интерпретировать виденное — совсем другое!
— Горазда ты загадки загадывать! — пробормотал я, подумав, что от таких обрывочных знаний не слишком-то много проку.
— Эй, соколы и соколицы! Идите-ка сюда! — окликнул нас Вадя. — Тут какой-то профессор Берестов любопытные вещи загибает!
Когда мы вошли в спальню, по радио гнали блок реклам, которую не вытравило из эфира даже вторжение акваноидов. После того, как нам было рассказано, где в Первопрестольной следует покупать одежду, которая будет модной этим летом, и сообщены прочие, столь же полезные сведения, интервью с профессором Берестовым возобновилось.