Проклятый город - Молитвин Павел Вячеславович (список книг .TXT) 📗
— А правда, что, помимо обычного, у человека есть астральное и эфирное тела? — спросил я. — Ты их видела или ощущала?
— Правда, — сказала Яна, и кратость ее заставила меня вспомнить ответ бабки Ванги, ответившей одному из репортеров, что души человеческие бессмертны и не пожелавшей ничего к этому прибавить.
— А Бог? — упорствовал я. — Рай, ад, сонмы ангелов и легионы бесов?
— Не знаю, — после продолжительного молчания промолвила Яна. — Существуют иные сущности, которые обитают в пограничных складках пространства и видны только людям, одаренным сверхчувственным восприятием. Я имею в виду не инопланетян, а иные существа, не имеющие в нашем понимании тела и формы. Но сказать мне о них нечего. Чтобы постичь их, надо обладать другим, не схожим с моим видением и опытом духовной жизни. Единственное, в чем я уверена, что знаю доподлинно, так это то, что Мироздание устроено неизмеримо сложнее, чем это представляется атеистам или верующим. И те, кто пытался проникнуть в его тайны, не имея для этого особых дарований, жили не долго и не счастливо.
— Ты интригуешь меня. Нельзя ли поподробнее? — Заинтересованный, я сбавил скорость, но после посещения Мальгина Яна не была настроена на доверительную беседу.
— Я не скажу тебе ничего сенсационного. Только ряд фактов, которые, наверно, известны тебе и без меня. Некоторые писатели, утверждавшие, что их работы всего лишь художественный вымысел, перешли, по-видимому, какую-то запретную черту. Эдгар По, умерший в сорок лет, Говард Лавкрафт, умерший в сорок семь, Роберт Говардом, покончивший жизнь самоубийством, когда ему исполнилось тридцать лет. Такая же участь постигла и некоторых ученых — например, бесследно исчезнувшего Вилмарта и умершего сравнительно молодым Чарльза Форта, посвятившего свою жизнь сбору и классификации фактов, необъяснимых наукой.
— Похоже на детективную историю! Они слишком много знали?
— Не думаю. Скорее всего, они надорвались, как штангисты, пытавшиеся взять запредельный для них вес. Давай не будем об этом. Кто слишком пристально вглядывается в туман — рискует испортить зрение. Объясни-ка лучше, что ты имел в виду, говоря, что фокус контакта с нами мира фишфрогов находится где-то под водой, в Атлантическом океане?
— Да просто бредил! Излюбленная фантастами тема о ТМ — телепортации материи. Если инопланетяне не забросали нас звездолетами, стало быть, они доставили сюда фишфрогов и всю свою технику каким-то другим путем и где-то под водой существует пресловутый Портал. А может, и не. один. Если бы его удалось обнаружить и уничтожить, пуповина между нашими мирами была бы прервана. Над этой проблемой, надо думать, и ломают себе сейчас головы наши стратеги.
Я свернул на дорогу к Верболову, и нас затрясло на ухабах.
— Зря я не спросил про потусторонние дела у Клавдии Парфеновны. Надо же так проколоться: не разглядеть за деревьями леса! Слона-то я и не приметил — ай-ай-ай!
— Она бы тебе ничего не ответила, — утешила меня Яна и неожиданно процитировала:
— Это еще что за чудо?
— Сонет, написанный немецким поэтом Андреасом Грифиусом в середине XVII века. Перевод Льва Гинзбурга, — просветила меня Яна. — Мама любит читать старых поэтов. В подлиннике. На французском, английском, немецком, итальянском. Сейчас она осваивает греческий. А мне вот пока приходится довольствоваться переводами.
— Лихо! — сказал я, остро ощутив собственную ущербность.
— Чу, дымом пахнет! — тревожно сказала Яна, при въезде в Мальгино и на душе у меня стало муторно.
Еще на окраине Мальгина, при виде пустой будки ДПС, мною овладели скверные предчувствия. Я не питаю любви к гаишникам, но кто-то должен поддерживать порядок на дорогах.
Безлюдие заправочной станции озадачило меня еще больше, и я признал, что Яна была права, настояв на том, чтобы взять с собой двустволку Вовкиного отца. Но по-настоящему мне стало паршиво, когда мы въехали в поселок — или город — не знаю уж, какой нынче статус у Мальгина. Первое, что нам бросилось в глаза, — разбитые витрины продуктового магазина, осколками стекол которых была засыпана вся проезжая часть. Затем нам встретился выпотрошенный магазин хозяйственных товаров, еще один разграбленный продмаг, сожженный киоск и два изрешеченных пулями «жигуленка». Народу на улицах не было. Машин, во всяком случае целых и на ходу — тоже.
— Зря мы сюди приехали, — сказала Яна. — Давай возвращаться.
Я промолчал, поскольку до аптеки было уже рукой подать. Мы проехали мимо разоренной булочной, и я притормозил около дома, в первом этаже которого находилась аптека. Прикрывавшие окна железные жалюзи были изувечены, витрины разбиты. Внутри, судя по разбросанным перед домом упаковкам лекарств и битым пузырькам, не осталось ничего целого, но я все же вылез из машины и тут же услышал из глубины торгового зала приказ:
— Стой где стоишь! Руки вверх!
Влип, подумал я, послушно поднимая руки.
Выглянувший из аптеки милиционер в грязном и закопченном бронежилете сжимал в руках десантный вариант «калаша» и готов был, похоже, пустить его в ход, не делая предупредительного выстрела в воздух.
— Спиртяшки захотелось на халяву или за колесами? — деловито поинтересовался он.
Я начал говорить ему про Вадю, поломанные ребра, сотрясение мозга и чету Немировых, но парень внезапно уставился мимо меня и, махнув рукой, скомандовал:
— Вали отсюда, пока цел! Сам видишь, нету тут больше лекарств. Зато выродков всяких хватает. Засядь со своей девкой дома и лечись народными средствами. Авось до свадьбы заживет.
Парень скрылся в аптеке, а Яна, взяв меня под руку, сказала:
— Поехали, ловить тут нечего. Разве что пулю задарма схлопочем.
И мы поехали назад, дивясь тому, как быстро и бурно поднялась на поверхность нашего общества пена.
Умом-то я понимал, что так оно и должно было быть, и все же был шокирован. Причем значительно больше Яны.
— Мать честная! — сказал я, не желая сквернословить. — Недели не прошло, а вся пакость из нор повылезала! Представляю, что сейчас в Питере творится! И зачем, хотел бы я знать, этот мент в аптеке сидит?
— Не иначе как бандитов караулит, — предположила Яна. — Счеты с кем-то свести хочет. А что в Питере делается, ты себе плохо представляешь. И слава богу. Кстати, то, что там делается, — вполне естественно. Ненависть к тем, кто похитрее и поподлее, кто успел разжиться за счет своих ближних во время перестройки, нашла себе выход. Котел с паром прохудился, и мало теперь никому не покажется.
— Самое время вспоминать старые обиды!
— Большей части населения бывшего Союза перестройка, как я понимаю, так искалечила жизнь, что это едва ли можно назвать просто обидой. А поскольку ограбленным, униженным и оскорбленным до Кремля не добраться и подлинных виновников своих бед не наказать, они срывают злобу на тех, кто попался под руку.
— Тебе-то это откуда знать?
