На границе чумы - Петровичева Лариса (чтение книг txt) 📗
Дороги Аальхарна славились своими кочками да колдобинами, и карета прыгала по ним так, словно ей постоянно давали хорошего пинка. За окном тянулись бесконечные растрепанные леса, Дина вспоминала, как совсем недавно они с Шани ездили выбирать место для строительства – два мрачных дождливых дня теперь казались самыми светлыми в ее жизни…
Влюбилась она, что ли? Или просто испытывает благодарность?
На память Дине пришло вчерашнее утро. Едва она появилась в приготовленном к празднику дворце, как государь назначил ей приватную встречу в Белой гостиной, но обошелся без любезностей и сразу же перешел к делу.
– Пятый кравчий поднесет вам вино, – сказал государь. – У тебя будет свой бокал, так что себе с подноса ничего не бери. А Торну передашь крайний правый бокал. Выпьете за мое здоровье.
– Повинуюсь, сир, – ответила Дина и склонилась в почтительном реверансе. – Позвольте узнать, что же будет в бокале его бдительности?
Луш посмотрел на нее очень неприветливо, но все же снизошел до ответа.
– Несколько капель фумта, – Дина ахнула, а он продолжал: – Ничего, не помрет. Завтра уже будет здоров.
– Ваше величество… – выдохнула ошеломленная Дина. – Ваше величество, но если он все-таки умрет?..
Она хотела добавить «что тогда будет со мной?», но промолчала. Государь брезгливо поморщился.
– Ну и умрет, – скривившись, ответил он. – Все в руках Заступника.
Дождь усилился, несмотря на тряску, Дина стала дремать под успокаивающий стук капель на крыше. Встретятся ли они снова? Каким тогда будет этот сиреневый взгляд: добрым и радостным или равнодушным, будто подернутым инеем?.. Впрочем, она и не видела его добрым. Ни разу. Растерянным, гневным, скептическим, равнодушным – да, но не добрым.
И тем не менее он снова дал ей возможность уйти.
Сквозь невидимые щели в стенках в карету проникали тонкие струйки холодного воздуха. Поежившись, Дина плотнее укуталась в плащ; хорошо, что через час они остановятся на почтовой станции Лопушки – дать отдых лошадям и подкрепиться. Остается надеяться, что она к тому времени не превратится в ледышку.
В родительском доме всегда было тепло. Быстрые мысли Дины не мешкая перенесли ее из трясущейся кареты к украшенной изразцами печке, в которой с веселым треском горели ароматные смолистые дрова – мать не жалела поленьев, чтобы как следует натопить комнаты. Бывало, Дина устраивалась на лежанке и, охваченная живым теплом, читала отцовские книги или рисовала что-нибудь углем на листе бумаги. В одной из тех старых книг, кстати, она и прочла историю о проклятом городе, погребенном под Сирыми равнинами…
А потом в жизнь Дины вошел холод инквизиционной допросной, где ее одним махом выдернули из порванного соседями платья и подняли на дыбу. Тогда-то она и увидела Шани впервые и поначалу заметила только глаза: сиреневые, цепкие, они рассматривали ее с какой-то заинтересованной брезгливостью: так смотрят на насекомое, не виданное раньше, но вызывающее отвращение.
– Ты меня слышишь? – спросил Шани. По бледному горбоносому лицу инквизитора скользили отблески света от настенных ламп, делая его облик расплывчатым и каким-то нездешним. – Эй, рыжая!
Он несколько раз хлестнул ее по щекам, окончательно приводя в чувство, и вот тут Дине вдруг стало по-настоящему жарко…
– Госпожа Сур!
Дина встрепенулась. Надо же, умудрилась заснуть, а руки и нос совсем заледенели. За спиной кучера виднелся знакомый домик почтовой станции Лопушки.
– Лопушки уже, – сказал кучер, сжимая в руках шапку. Судя по всему, Дины он очень боялся. – Не желаете ли пообедать на станции?
– Спасибо, Ким, – ласково улыбнулась Дина. – Перекусить сейчас не помешало бы.
И, накинув капюшон плаща на голову, она выскользнула из кареты.
На почте ее знали, и почтарь, он же по совместительству кабатчик, уважительно кивнул Дине и принялся доставать из шкафчика закуски. Дина села поближе к жарко натопленному камину и протянула к огню озябшие руки. Невольно подумалось, что если бы не Шани, то она давным-давно сгорела бы в таком же огне, а пепел ее развеяли на все четыре стороны, дабы ведьмовская ересь исчезла безвозвратно. А он тогда поверил ее прерывистым рыданиям и спас…
Дина поежилась. В теплой комнате ее неожиданно пробрало зимним холодом.
– Вина, госпожа? – поинтересовался почтарь, ставя перед ней блюдо с дымящейся ароматным паром рыбой в овощах.
Дина подумала и кивнула. Почему бы нет? Дорога длинная…
– А кто там так шумит? – спросила Дина, когда почтарь принес бутылку вина – кстати, очень неплохого – и бокал. С улицы и впрямь доносился шум и говор людской толпы. Почтарь ухмыльнулся, и во рту его вспыхнул стальной искрой вставной зуб.
– У нас ведьму поймали, госпожа. Через час будут казнить, вот и народишко уже собирается. Изволите посмотреть?
Дина вздрогнула. Поймали ведьму… Наверняка такую же, как и она сама: молодую, рыжую, глупую, только на ее пути не встретился умный и хладнокровный инквизитор, который невесть отчего решил сохранить жизнь обвиняемой. Вряд ли в Лопушках есть дыба, но народ наверняка изобретателен и додумался, как выбить из ведьмы признательные показания, например, вставив ей в рот воронку и заливая воду – Дина слышала, что так делают по отдаленным деревням.
– Нет, – ответила Дина, стараясь не показывать волнения. – Мне скоро в путь, дорога длинная.
Почтарь кивнул и отправился за свою стойку, где уселся на высокий стул и уставился в окно. Ему очень хотелось пойти посмотреть на казнь, однако он не имел права оставлять почту – в любой момент могла прийти государственная депеша, и передать ее далее требовалось незамедлительно.
Шум с улицы усиливался. Посмотреть на казнь собирались все Лопушки. Удивительное, захватывающее зрелище! «Чего им еще желать? – думала Дина, глядя на огонь, лизавший поленья. – Зачатые во хмелю и живущие в собственной блевотине, они ненавидят тех, кто осмеливается подняться выше их привычного затхлого болотца. А потом их ненависть выплескивается наружу, и очередная несчастная, что осмелилась быть не такой, как все, отправляется на костер, чтобы пьяные от счастья соседи снова почувствовали себя легко и спокойно».
Она не заметила, как руки сжались в кулаки. Судьба безвестной ведьмы тронула ее сильнее, чем полагала Дина. Сейчас они были сестрами по общей беде, только вот Дине повезло, а ведьме не очень. И ведь сколько их было, таких ведьм… Процессы инквизиции в столице проводились постоянно и открыто, каждый желающий мог увидеть поучительное зрелище наказания преступниц. Перепуганных деревенских дурочек секли семихвостыми плетками до полусмерти, а потом отправляли в тюрьмы – судьи не зверствовали, и приговор часто оказывался не слишком строгим, хотя вряд ли из тюрем инквизиции кто-то возвращался. Были и те, кому не оставляли ни малейшего шанса, их привязывали к столбу и сжигали на костре. И таких было немало, и Заступник великий и всемогущий – как же они кричали в пламени!.. А шеф-инквизитор стоял рядом и с благочестивой физиономией творил молитву о заблудших дщерях Заступниковых, потому что лучше погубить грешное тело, чем ввергнуть душу в пучину греха.
Доброта… Какой, интересно, доброты она захотела от изувера и убийцы на государевой службе? Дурочка. Таких, как Дина, шеф-инквизитор Торн ненавидит люто и бесконечно. Она прекрасно помнила, как он смотрел на нее тем поздним вечером в безымянной гостинице – холодно и яростно. Будь у него топор – разрубил бы ей голову не задумываясь. Незачем обольщаться, незачем. Сегодня он укладывает ее в постель и гарантирует отличное алиби, а завтра обведет кругом Заступника и отправит на костер во имя спасения души от ереси ведьмовства. Просто потому, что ему так захочется.
Ей захотелось вымыться. Стереть жесткой мочалкой с кожи его отпечатки пальцев.
«Вообще-то он спас тебе жизнь, и не один раз, – внутренний голос вмешался в ее неистово бурлящий поток мыслей. Дина почувствовала, как у нее горят щеки. – Если бы не он, то ты бы сейчас была на дыбе в допросной – государь не будет хранить куклу, которая покорно сыграла свою роль. Будь благодарна».
