Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT, FB2) 📗
Второй день дался труднее, а утром третьего все смотрели на меня так, будто предлагаю отправиться на казнь.
— Можете отдохнуть здесь до завтрашнего дня, — предложил я. — Но где гарантия, что за это время японца не перережут дорогу? Тогда попадем в плен или придется идти в обход. Продержитесь до вечера. Втянетесь, и с завтрашнего дня будет легче.
Они справились. Отдыхали, правда, на привалах дольше, но километров тридцать за день одолели. С утра четвертого не надо было никого подгонять. Теперь мужчину почти все время шли пешком и даже курили на ходу, хотя сейчас это считается дурным тоном. Старшие дети тоже начали покидать подводы, бегать вдоль каравана, смеясь. Это было самое интересное приключение в их жизни.
Видимо, мысль о перерезанной японцами дороге пришла мне в голову не просто так. На шестой день пути, ближе к полудню, я решил проехать вперед, посмотреть, где можно остановиться на привал. Проскакал трусцой с километр, после чего перевел коня на шаг. Впереди дорога поворачивала круто влево и дальше шла между низкими холмами. Я еще по старой привычке подумал, что здесь можно было бы устроить засаду, и остановился, чтобы осмотреть склоны. На топот копыт обратил внимание не сразу, потому что начал вспоминать, как в похожем месте напал на купеческий караван. В воспоминания вдруг ворвалось, что слышу эти звуки спереди, а не сзади, как обычно.
Их было трое. Наверное, разведка или конный патруль. Впереди скакал на коне «коровьей» масти, так любимой японцами, высший рядовой, судя по трем тонким красным полоскам на зеленых обшлагах, а следом, парой, два рядовых второго класса с одной тонкой желтой полоской. На головах темно-синие фуражки с высокой тульей и зеленым околышком с желтой эмблемой цветка сакуры, похожей на пятиконечную звезду, и коротким черным козырьком. У нижних чинов нет черного горизонтального узкого просвета на околышке, а у младших офицеров одни, у старших два, у генералов три. Вот где раздолье для снайперов, которых, как отдельной военной профессии пока нет. Штаны на японских кавалеристах были красные, сапоги высокие черные. Слева на поясе в железных ножнам слабозагнутый меч, который, как мне сказал капитан Павловский, называют кю гунто. Спереди — две кожаные сумки на тридцать патронов каждая. За спиной карабин системы Мурата тип двадцать два с подствольным магазином на пять патронов калибра восемь миллиметров с бездымным порохом.
Спрятавшись на склоне среди низких деревьев и высоких кустов, я позволил японскому патрулю проскакать мимо засады, после чего поразил их из лука с дистанции метров пятнадцать. Задние рядовые второго класса даже не успели понять, что произошло, поникли к шеям своих лошадей, а передний высший рядовой услышал шум за спиной, начал поворачиваться, одновременно правой рукой ловко снимая карабин. Из-за этого свалился с коня навзничь на дорогу, сломав древко стрелы. Он еще был жив, когда подошел я, пытался ослабевшими руками поднять карабин и направить на меня. Я ударом ноги выбил оружие, после чего оттащил раненого японского солдата в кусты, где и нанес удар милосердия, перерезав сонную артерию. Затем вернулся на дорогу, отвел оттуда в кусты две другие лошади с мертвыми наездниками, которых скинул рядом с первым. Сняв с трупов темно-коричневые ремни с патронными сумками и мечами в ножнах и стянув сапоги, вернулся на дорогу, где присыпал землей небольшую лужицу крови. Сейчас прохладно, трупы завоняют и будут обнаружены дня через два-три или дольше. По обломку стрелы в одном из них и форме повреждений у других сделают вывод, что убиты из луков — типичного оружия кочевников, то есть хунгузов, которые и обшмонали жертвы.
Приатачив добычу к седлам и привязав лошадей поводом к хвосту передней, я поскакал дальше по дороге, за поворот, потому что сзади слышался шум нашего каравана. Не надо, чтобы они знали об убийстве японских солдат. Тогда точно не проболтаются. Заехав за следующий поворот, где холмы по обе стороны дороги сходили на нет, я завернул в небольшой островок леса и оставил там трофейное оружие, сапоги, седла, попоны и упряжь, а лошадей перегнал через него и отпустил пастись в неглубоком длинном овраге. Кто найдет все эти богатства, тому и счастье. Или наоборот, если японские солдаты увидят их у нового хозяина.
Японские деньги может иметь любой, уликой не являются, поэтому оставил себе найденные в кармашках, пришитых к внутренним сторонам ремней, девятнадцать маленьких медных монет без дырок номиналом в один сен, название которых было отчеканено, в том числе, и на английском языке, четыре серебряных в пять сен и у высшего рядового аккуратно свернутую трубочкой банкноту в десять йен зеленовато-серого цвета со светло-коричневой, темно-серой, черной и красной раскраской. На одной стороне слева в овале изображен храм, справа — мужик в черной шапочке и с усами и бородой и везде надписи иероглифами, прочесть которые мне не по силам, на другой — в центре бегущий кабан между цифра десять на соприкосновении четырех вычурных кругов, напоминающих лепестки цветка, дальше надписи красными иероглифами, а выше рисунка крупно темным цветом на английском языке написано «Великая Япония» и ниже и мельче — «Обязывает к выплате предъявителю десять иен золотом». В одной йене сто сенов. Ее сейчас обменивают на полтора грамма золота — в два раза дороже, чем рубль. Когда я отправился в путешествие по эпохам, за рубль, который тогда презрительно называли деревянным, давали около трех йен.
Поехав еще немного по дороге, добрался до перекрестка, неподалеку от которого, восточнее, валялись конские «каштаны», свежие. Наверное, вывалил один из жеребцов японского патруля. Возле них скакали, чирикая, два воробья. Нет на них Мао Дзедуна!
Там я и дождался караван.
— Сделаем привал здесь? — спросил ехавший на первой подводе, бывший начальник железнодорожной станции Порт-Артур, облаченный в красно-оранжевую фуражку и черную двубортную шинель с расположенными поперек плеча, зелеными погонами с серебряными косыми полосками в два ряда, который за день проходил пешком от силы километр, и при этом вид у него был такой же смурной, как у лошади, которая тянула его.
Я показал на конские «каштаны» и сообщил:
— Оставил японский патруль, поскакавший в ту сторону. Так что нам надо убираться подальше и побыстрее.
Весть эта разнеслась по всему каравану. Возницы, не говорившие на русском настолько хорошо, чтобы понять мои слова, тоже догадались, что я сказал, и без понуканий начали постегивать своих малорослых лошадок. Никто не хотел застрять в этих краях надолго.
26
Мукден оказался средним городом по китайским меркам. Когда-то был столицей маньчжуров, но потом они захватили Пекин и перебрались туда. Возле железнодорожной станции находился русский поселок из одно-двухэтажных домов, по большей части деревянных, хотя попадались и гибриды — первый этаж из камня. Там были магазины, бани, парикмахерские, фотоателье, рестораны, церковь и даже гостиница «Амур», причем портье так и не смог ответить на мой вопрос, название это в честь бога или реки? Я снял номер люкс за четыре рубля, в котором были гостиная, спальня и отдельная комната с ночной посудиной и жестяным красным умывальником. Водопровод пока не добрался сюда, как и электричество. Улицы освещались газовыми фонарями. Каждый вечер фонарщик с лестницей на плече переходил от одного к другому, зажигая их, а утром тушил. Зато в гостинице была своя конюшню, причем, как постояльцу номера люкс, постой одной лошади был бесплатен, а за вторую надо было доплатить двадцать копеек в сутки.
Первым делом я сходил в русскую баню. Поскольку пришел первым из нашего каравана, а других посетителей не было, банщик успел от души отхлестать меня распаренным березовым веником. Потом подошли остальные, и я охладился в купели с холоднючей водой и отправился в ресторан, который назывался — да-да! — «Париж». Впрочем, официант во фраке, а не половой в переднике, как в трактире, заверил меня, что шеф-повар у них француз. Позже у меня были основания поверить ему. Я еще подумал, за каким чертом француза занесло в эти (е…я) далекие от цивилизации места⁈ Видимо, платили здесь намного больше, чем на его родине. Работало заведение до поздней ночи. В зале на невысоком помосте играл ансамбль из пианиста, скрипача и флейтиста. Мешали они не сильно, не сравнить с пьяными офицерами, составлявшими большую часть посетителей. Официант, достаточно гибкий для его лет пятидесяти, вручил мне толстое меню в кожаном переплете, в котором каждый вид блюд и вин был на отдельной странице с золотой виньеткой. День был постный, поэтому я, уставший от мясной пищи за время перехода, решил отдать дань религии и заодно сыграть в гастрономическую рулетку, поскольку многие названия были неизвестны мне. Под рюмку водки заказал знакомую осетрину с хреном, а вот под бутылку белого легкого сухого сотерна — загадочный борщок с дьяблями, оказавшийся французским свекольным супом, к которому подали гренки, натертые перцем и сыром, затем не менее неизвестное тюрбо отварное с голландским соусом, оказавшееся палтусом, и на десерт шарлот глясе из фисташкового мороженого — слои бисквитов с вареньем из красной смородины и мороженого. Всё это удовольствие обошлось мне с чаевыми в два рубля с полтиной — раза в два дороже, чем в недешевом порт-артуровском трактире. Порции были большие, из-за стола выбрался с трудом. До гостинцы прогулялся пешком по освещенной газовыми фонарями улице, хотя возле ресторана поджидали десятка два рикш-китайцев. Ночью мне снилось, что я завернул на перекрестке не в ту сторону и наткнулся на японцев, которые не поверили, что купюра в десять йен принадлежит мне.
