Старший дознаватель (СИ) - Путилов Роман Феликсович (читаем книги .txt, .fb2) 📗
Может быть на ВДНХ тебя отвезти? — робко предложил я противоположную часть столицы: — Там интересно.
То же самое, что и Лужники, только торговцев меньше! — фыркнула Наташа: — А макет ракеты носителя и борщ в тюбике мне не интересно второй раз смотреть, я их в детстве видела. Я же с тобой в музей Красной армии ходила, и ничего не сказала.
— В музей армии ты со мной зашла на двадцать минут…
— И ты там успел попасть в историю… Тебе, наверное, просто сказали, что в музей не пустят, вот ты и ушел оттуда так рано. А так-бы мне пришлось смотреть несколько часов на дурацкие автоматы и пушки.
Конечно, в историю (позавчера это вообще было названо скандалом, сегодня, очевидно, Наташина ирония чуть-чуть угасла) я не попадал, это были осознанные действия, но об этом уместнее будет рассказать позднее.
Как дремучий провинциал я не смог сразу назвать достойную альтернативы музею на Волхонке, чем любимая и воспользовалась, повиснув у меня на шее.
— Ладно, но только пообещай — ты заходишь в музей и никуда не уходишь из него, пока я тебя там не найду. Если до закрытия я не подойду, мало ли что может случится, тогда ты едешь сразу сюда, никуда не заезжаешь и нигде не гуляешь. Мы договорились?
Дождавшись недовольного кивка головой я подхватил свою подругу под руку и повел к машине, к которой я уже успел привыкнуть, юркий «французик» нравился мне все больше и больше.
Сегодня мы с подругой посетили правление дачного общества, где находился двухэтажный дом, оставшийся в наследство и жилищную контору в Одинцово, которая обслуживала новенький девятиэтажный кирпичный дом, также попавший в завещание.
Как я и предполагал, за смешные деньги кассиры ЖЭКа и дачного общества выписали нам приходные ордера, подтверждающие, что Наташа еще до того, как получить свидетельство о наследстве, заплатила половину членских взносов в садоводстве за текущий год и квартплату за квартиру на шесть месяцев, что делало все доводы теток –сутяжниц несостоятельными. Конечно, в корешках к ордерам стояли «правильные» даты, что, в условиях современного бухгалтерского учета было совершенно безопасно. Чтобы вывести нас и тетенек –кассиров на чистую воду, потребовалась бы внимательная работа нескольких ревизоров, которую, естественно, никто и никогда не организует. В дополнении к финансовым документам я, представившись участковым взял у жильцов квартиры и дачников, отдыхавших на даче, объяснения, что троюродный братец Юрик, сразу после смерти тети, сдал квартиру и дачу за неплохие деньги, посторонним людям, без согласования со вторым наследником, то есть Наташей, о чем, я уверен в этом, забыл уведомить Государственную налоговую службу Российской Федерации.
В съемную квартиру ехать не хотелось, и мы заехали в Москву. Не знаю, судьба или случайность, но мы оказались в окрестностях парка Горького. Толпы народу катались на каруселях, задорно визжали на американских горках, ели мороженное, фотографировались с мартышками и манекенами в черных балахонах, с пластиковыми косами в руках, а где- то там, в трех километрах севернее, в отключенном от всех достижений цивилизации, при тусклом пламеня свечей строили планы на завтрашний день президент России Руцкой (наверное, исторически правильней будет сказать Лже-президент, и его команда министров и прочих выдвиженцев. А завтра опять будет кровь на асфальте, громкие слова с балкона Белого дома, паника милиции, которую умеренными порциями, «с задачей поэтапно остановить толпу, последовательно вводя в дело заслоны из малых сил», и Софринская бригада особого назначения еще не потеряла несколько человек, не перешла на сторону президента Руцкого, и не поехала в Останкино, незаметно для себя и других, вернувшись на сторону президента Ельцина.
Говорят, что вход в парк Горького платный. Я не знаю, мне заплатить не удалось. Мы поставили машину у какого-то забора, прошли через забитый техникой хозяйственный двор, пролезли между, неплотно закрытых створок металлических ворот и оказались на заасфальтированной дорожке парка, возле карусели с космическими кораблями. Погуляли по узким дорожкам, съели по огромной датской сосиске, вставленной в булку — у нас в Сибири таких еще не было, у нас в хот-дог вкладывали две сосиски, полюбовались монументальным зданием министерства обороны на противоположном берегу Москвы реки и, часов в десять вечера поехали в наше временное пристанище, благо, что проблемы муниципального транспорта нас не волновали.
3 октября 1993 года. Локация — Москва.
В очередной раз поражаюсь многообразию интересов российского населения — в стране переворот, у власти два президента, два правительства и, сидящий без света и воды Верховный Совет, а москвичи, с утра пораньше, в воскресенье, штурмуют на вокзалах электрички, чтобы доделать на дачных и садовых участках вечные огородные дела, редкие счастливчики рвутся за город на личных автомобилях, дабы, пользуясь отличной погодой, побаловать себя, возможно последним в этом году шашлыком под холодненькое пиво. Во всяком случае, колонна встречных автомобилей в девять часов утра по направлению «Из Москвы» внушала уважение.
Сама Москва была частично перекрыта, в основном центр, но активные группы туристов, особенно иностранных, уже виднелись возле исторических мест, и к Пушкинскому музею, где я высадил Наташу, мы проехали относительно спокойно, правда в паре мест пришлось пробираться в объезд, там стояли военные из внутренних войск и их мои погоны цвета маренго не особо впечатлили. Зато милицейское оцепление нас пропускало практически везде, как только могли разглядеть, что за рулем маленького автомобильчика сидит их коллега.
— Ты меня услышала? — я в стопятсотый раз проинструктировал Наташу, целуя ее под смешки многочисленной группы немецких пенсионеров, часть из которых в октябре щеголяла в шортах: — Никуда из музея, а если…
— Все, я все поняла… — Наташа выскользнула из моих рук и легко поскакала по ступеням в сторону античных колонн музея, а я немного посидел в машине, пытаясь понять, стоит ли влезать в дело, которое не несет мне никакой личной выгоды, кроме риска погибнуть или стать калекой, скорее всего, от «дружественного огня», или сесть в тюрьму лет на несколько, будучи врагом и для тех, и для других.
Покрутившись по улицам, я припарковал машину у ободранного здания, старательно запомнил адрес — Новинский бульвар. Под слоем краски на стене дома читалось еще одно название — улица Чайковского, после чего, покрутив головой, нашел издалека видимый ориентир на незнакомой мне местности — здание — книжка, когда-то принадлежащее, канувшему в лету Союзу экономической взаимопомощи, чей необычный внешний вид я запомнил еще по картинке в школьном учебнике.
Прихватив с собой дешевый дипломат, что уже выходили из моды, с самыми невинными инструментами внутри, я, тщательно запер автомобиль, еще раз запомнил здание, у которого оно осталось дожидаться меня, и, старательно сохраняя невозмутимое выражение лица, двинулся на ориентир, мгновенно превратившись в человека — невидимку.
Где-то в этих кварталах, почти полмесяца власти старательно душили Верховный Совет, то загоняя его в плотное кольцо оцепления, то, напротив, снимая милицейские посты и колючую проволоку, отгоняя в стороны машины коммунальных служб, выступающих в роли инженерного заграждения. Поэтому, ничего, более естественного, чем сотрудник милиции, в невеликих чинах, спешащий на свой пост или место в цепи, здесь, в последние дни, просто не было. Коллеги скользили по мне невидящими глазами, демонстранты, так как «еще не началось», не пытались напасть, отнять портфель, очевидно с нехитрыми бутербродами или пистолет. Все было умеренно напряженно-спокойно, и я без проблем продвигался к своей цели.
Шел я не торопясь, но каждые несколько минут контролируя свое передвижение по часам. Мне нельзя было прийти, как слишком рано, так и слишком поздно. Наконец я вышел на финишную прямую, увидев перед собой дом-книжку, где в настоящий момент базировалась столичная мэрия, после чего мои взгляд уперся в тринадцатиэтажное безликое здание, соседнее с мэрией. Это здание носило название гостиница «Мир» и в нем сейчас базировался штаб группировки Министерства внутренних дел, отвечающий за блокирование Верховного Совета.