Морфы: отец и сын (СИ) - Огнев Евдоким (книги TXT) 📗
— Отпусти меня! — попросила она, отворачиваясь. В глазах слезы. Теперь меня ещё и монстром считает, который ее не понимает. В такие моменты терять нечего. Хуже в чужих глазах не опуститься. Наверное поэтому я не стал останавливаться. Надоело. Я хотел, чтоб она ко мне вернулась.
Короткая борьба закончилась у нас в спальне. Её всхлипы и аромат цветов в волосах. Только её аромат, который дурманом окутывал сознание, заставляя забывать себя и терять контроль. Похоже я отучился думать об удовольствии партнерши. Мне было всё равно, почему она злится или почему хлюпает носом. Я хотел её и я это получал, одновременно показывая, где её место. А место её было рядом со мной.
— Прекрати ныть. Ты так стремилась к войне, а теперь начала сопли на кулак наматывать. Мила, ты получила то, к чему стремилась. Теперь должна радоваться, а ты ноешь, — лаская мягкие цветки в волосах жены, сказал я.
— Ненавижу тебя.
— О, теперь про ненависть песнь пошла, — я только усмехнулся. — Ты не о том думаешь, Мила. Нужно о нас думать, о детях.
— А ты думаешь о нас, когда идешь к другой?
— Да. Я думаю, что там не будет бомб в душе и разговорах о потерях, — ответил я. Она дернулась. Хотела от меня сбежать, но я не дал. — Не глупи, Мила. Никуда ты от меня не денешься, если не хочешь оказаться на улице. Лучше со мной одним, чем с любым у кого есть монеты.
— Прекрати! Я не одна из…
— Так ведь стремишься к этой жизни. А терпение у меня не безгранично.
Я отпустил ее. Она зло посмотрела на меня. Неожиданно я понял, что мне всё равно на её злость и эти вот взгляды. Мне было безразлично как она поступит и что сделает. Все чувства прошли. Остались в прошлом, где была юная девушка, что краснела, когда я брал её за руку и робко отвечала на мои поцелуи. Всё это осталось в прошлом. А сейчас нас держали лишь дети и воспоминания.
— Ты одна не выживешь. Предлагаю жить, как прежде, до окончания войны. Или делать вид, что мы живём, как раньше. Это в целях твоей же безопасности. Потом, когда Цветик подрастёт, то разойдемся. К тому времени найдем тебе работу. Ты встанешь на ноги. Сейчас ты можешь хлопнуть дверью, но тогда останешься на улице. Пусть мы с тобой сейчас как чужие люди, но ради того прошлого, что нас связывало, я не хочу для тебя плохой жизни. Раз такая песня, то я пока в лавке поживу.
— Не надо. В детскую переберусь. А тебе нашу комнату оставлю, — ответила Мила.
— Хорошо. Давай только без сор. Не хочу всех этих упреков и давления на совесть. Вместе живем лишь потому что так лучше будет в первую очередь для тебя. Если уйдешь, то Цветик останется со мной, — я видел, как она хотела возразить, но промолчала. Уже хотел уйти в комнату, когда вспомнил про ужины. — Может закончишь ерундой заниматься и начнешь ужины готовить?
Ответа я так и не дождался. Зайдя в комнату, вытащил коробочку со стрекозой. Купил сегодня для одной подруги, которая нравилась мне больше всех. Но подарить сегодня не получилось. Я открыл окно. Страх. Головная боль. Пришлось помассировать виски, чтоб избавиться от нее.
«Успокойся. Чего ты так кричишь?»— мысленно спросил я в пустоту.
«Нас отправили в плаванье», — услышал я голос сын, который мыслями отдавался в моей голове.
«А до этого вы были на побережье?»
«Учебка. Должны были обучать полгода, а сегодня срочный приказ. Пап, железные птицы пролетели над головами. Говорят, что они вглубь страны направляются».
«Мы уже пережили одно нападение. Переживем и это».
«Хотелось бы в это верить. Можешь смеяться, но мне кажется, что всё будет плохо. Как это море и нетвердая палуба под ногами».
«Плавать страшно. Это нормально. Знаешь, нам бояться свойственно морской воды. Но это не значит, что нужно поддаваться страху».
«А если будет шторм?»
«Корабль строят так, чтоб не один шторм был не страшен».
«Ты в этом уверен?»
«Уверен. Давай спать. Завтра ведь вставать рано. К тому времени и страх воды пройдет. Ты к ней привыкнешь».
«Ты слышал, что случилось?»
«Слышал».
«Это ведь может и с нашим кораблем случится? Они нас в бой отправят?»
«Я тебе не командир, чтоб знать планы по поводу вашей роты. Лешик, даже если это и случится, то иди вперёд и не оглядывайся назад. Есть приказ, его надо выполнять. Это не домашнее задание, которое можно не делать. Здесь все серьезнее. Это взрослая жизнь, которая состоит из обязательств и слов, которым есть цена. Ты свое слово дал. Обещал защищать наши жизни, так держи это слово, пусть тебе и страшно. Но отступить уже не получится».
«Знаю. Только сейчас мне кажется, что я совершил ошибку».
«Это покажет лишь время».
«Ты был прав».
Он отключился. Связь прервалась. Вроде и радоваться должен, что сын понял свои ошибки, только радости не было. Я понимал его. Выдернутый из тепличной жизни, мальчишка оказался в суровой реальности. Тяжелой реальности, наполненной страхами и ответственностью. Ему бы ещё дома посидеть. С девчонками посмеяться да с мальчишками похулиганить. Тут же надо взрослеть. А взрослеть тяжело.
В его возрасте сам дурил. Заявил отцу, что после школы уйду и выполнил своё обещание. Ушел из дома в поисках другой жизни. Первые дни ещё была бравада, а потом пришло понимание, что теперь за все поступки должен отвечать лишь я, а не кто-то другой. Когда Мила забеременела, то ответственности лишь прибавилось. Теперь я отвечал не только за себя, но и за семью. Взрослеть тяжело, но это нужно рано или поздно сделать. И никогда не знаешь, что лучше: продлить период детства или распрощаться с ним как можно раньше. Везде есть свои плюсы и минусы. Только в юности стремишься именно к взрослению, считая, что тогда откроется тот волшебный мир, скрытый взрослыми от детских глаз. Тогда даже мысли не допускается, что взрослые прячут этот мир специально, чтоб дети не знали проблем и наслаждались жизнью, запоминая, что в черед проблем есть место хорошему.
Светлячки запутались в ветвях поветели, что окутывала дом зеленым покрывалом. Начиналась ночь. Теплая ночь в ставшим родным доме. Говорят, что перед страшными событиями, которые переворачивают жизнь, человека мучает предчувствие или страхи. Меня, кроме отголосков страхов сына, ничего такого не беспокоило. Разве лишь сожаление, что так получилось с семьей.
— Папа! Это что? — запрыгивая на меня, спросила Цветик. Её руки так и тянулись к коробочки со стрекозой.
— Тебе подарок, — ответил я, с трудом открывая глаза.
— Правда?! — её глаза расширились от удивления и неподкупной радости. — Почти как у мамы!
— Да, — я открыл коробочку и посыпал пыльцой голову дочери. После этого посадил на нее стрекозу.
— Она теперь не улетит?
— Нет. Будет всегда с тобой, — ответил я. Цветик подскочила, чуть не сломав мне ребра и побежала к матери, на ходу крича про подарок.
Сколько радости может принести простая побрякушка. Ладно, пусть и стоит она прилично, да и готовил я для другой, но для мелкой было не жаль. Солнечное утро ворвалось в комнату. Ветер шелестел листвой. Работать сегодня совсем не хотелось. Поехать бы сейчас за город. Я как раз купил нового таракана. Провести день на реке. А что меня держит этого не делать?
— Мила, пойдем сегодня на реку? — предложил я, заходя на кухню. Жена не посмотрела в мою сторону. На голове платок.
— Я сегодня к соседям должна зайти. Не время для праздников, — ответила она.
— Хочешь сказать, что время для траура? Мы его еще успеем поносить. Пока есть время…
— А нет этого времени, — ответила Мила.
Она посмотрела на меня уставшими глазами, под которыми образовались темные круги. Из-под платка выбилась жухлая прядь волос с увядшим цветком. Довела себя до срыва. Дура. Я не стал ей ничего говорить. Бесполезно.
— Цветик, а ты хочешь пойти на реку? — предложил я дочери. — Возьмем с собой сладких нектарин, пирогов, сока и поедем к реке.
— Это будет здорово! — захлопала в ладоши Цветик.
— Тогда собирайся, — сказал я.
Мила промолчала. Она решила меня игнорировать. А я не хотел мешать ей предаваться убийственной меланхолии. Погода обещала быть хорошей. Теплой. Без дождя. Люди торопились по своим делам. Всю эту мирную картину разбил голос из динамиков, что пронесся по улицам города.
