Морфы: отец и сын (СИ) - Огнев Евдоким (книги TXT) 📗
Как же часто мы не ценим того, что имеем. Не ценим спокойной жизни, уверенности в завтрашнем дне. Нам обязательно нужны проблемы, тогда и кажется, что мы живём. Я того не понимал. Не понимал стремление к разрушению того, что было построено. Вокруг же стремились разрушить и поменять.
— Мне тут птичка напела, что ты разводиться собрался? — присаживаясь рядом со мной, спросил Валерий.
— Я должен был разрешения у тебя спросить?
— Нет, — рассмеялся Валерий, а сам так на меня посмотрел, что аж не по себе стало. — Может всё ещё вернуть возможно? Сейчас в себя придёте. Ссора закончится, а вы дров наломали.
— Нет. Всему есть предел. Она хочет путешествий и приключений, вот пусть и едет искать эти приключения, — ответил я.
— Это она тебе сказала?
— Сам придумал, — огрызнулся я. Вспомнилась вчерашняя ссора, во время которой мы столько всего наговорили друг другу. Я аж пожелтел, а ей ничего не сделалось. Мила даже не ощущала вины. А то, что я уже неделю жил в лавке, её это не волновало, как и не волновало, что думает обо всём этом дочь.
— Вы с ней считай жизнь прожили, — после небольшого молчания, сказал Валерий.
— Она так не считает, — ответил я, оглядываясь по сторонам. Мне не хотелось с ним разговаривать. Была мысль встать и уйти, но я остался на месте. Куда идти? Куда бежать? К овощам и тишине? Здесь хотя бы чувствовалась жизнь. Споры, смех, звон кружек и стук вилок об тарелку приводил в чувство, отвлекал. А в лавке я вновь останусь наедине со своими мыслями.
— И что же она считает?
— Тебе так принципиально залезть ко мне в душу? — прямо спросил я Валерия.
— Неприятно видеть, когда нормальный мужик начинает сереть на глазах. А я жизнь долгую прожил. Могу и советом помочь.
— Как вернуть здравомыслие в голову вздорной жене? Если бы ты знал такой рецепт, то имел горы из золота.
— А мне гор не надо. Кулечка вполне хватает. Могу позволить себе раздавать советы бесплатно.
— Она считает, что я испортил ей жизнь. Посадил дома с детьми, когда это тихое существо, которое боится своей тени, могло бы сделать карьеру, мир поведать и стать кем-то больше, чем жена и мать. Эти роли её перестали устраивать. На моё предложение помогать мне работать в лавке, меня послали. Видишь ли, она не хочет быть торговкой. Ей хочется быть кем-то неопределенным без определенного места жительства и с кучей проблем. Но я её не понимаю. И ещё изменяю. По вечерам она оставляет дочку одну, а сама меня по трактирам ищет и не находит. Вот и пришла к выводу, что я с кем-то гуляю. Её бросил. Было бы что бросать. Вот как ей вернуть голову на место? Я не узнаю Милу.
— Люди с возрастом меняются. Прожить всю жизнь в одной колее не каждому удаётся. Каждый день одно и тоже надоедает. Вот ей и хочется разнообразия. Перемен в жизни. А каких перемен она и не знает. У вас вырос сын. Уехал из гнезда в самостоятельную жизнь. Понятно, что невольно начинаешь оглядываться назад и думать, как прожил эту жизнь. И что ты там видишь? А ничего интересного. Столько лет прожито и вспомнить-то нечего. Это и угнетает. Смотришь по сторонам, а вокруг все копошатся как муравьи. У них жизнь прям кипит, а ты сидишь на месте. В твоей жизни ничего не происходит. Чтоб сдвинуть её с мертвой точки приходится придумывать проблемы на ровном месте.
— Почему нельзя жить, как раньше? Открыть вторую лавку. Хотя сейчас эту бы удержать на плаву. Цены приходится поднимать. Товара всё меньше поступает в город. Фермеры отказываются продавать овощи в прежнем объеме, предпочитая сделать запас и тем самым делают дефицит на рынке. Каждый день выслушиваю жалобы покупателей, но я тут причём? Хочется прийти домой, хотя бы там отдохнуть, а там Мила начинает свою шарманку. Она даже не понимает, что вот сейчас мы с ней разойдемся и что тогда её ждёт? Без моей поддержки куда она подастся? Вернётся к родителям? Они её не особо ждут. Там семья строгих правил. Они не очень-то одобрили наш с ней брак. Теперь будут только радоваться, что оказались правы, когда она к ним вернется. Травить же будут. А Мила этого не понимает.
— Помыкается по углам, а потом окажется у меня, — спокойно ответил Валерий. — И будет ей разнообразие. Чего так смотришь? Если не нравится расклад, то иди домой и рисуй всю картину будущего пока ещё своей жене.
— Зачем тебе это?
— Мне их жаль. Этих дурех, которые не понимают чего хотят, а в результате оказываются на улице. Времена не спокойные. Дальше будет хуже. Не время жизнь ломать своими руками. Её и без нашего участия сломают. Сегодня домой иди. Мирись с женой. Пусть она и ведёт себя как ребёнок, но ты умнее её, вот и найди способ сохранить семью. А если уж решишься оставить, так сделай, чтоб она не оказалась у меня. Пока у тебя это сделать не получится. Не то время.
— Так и хочется добавить, что не та жизнь.
— Ну, жизнь у нас одна. И другой не будет. В ней есть этапы. Вот сейчас не тот этап, чтоб рубить с плеча. Возможно позже, когда все устаканится. Может к тому времени и ссора на нет сойдёт, — спокойно ответил Валерий.
— Может быть.
— Вот и славно. Ты слышал, что на фронте? — сменил он тему.
— Я стараюсь новости не слушать. Так, отдельные фразы доносятся. А что случилось?
— Да ничего. В том-то и дело. Около мэрии свернули дискуссионный клуб. Теперь там не обсуждают положение дел. Вчера сводку прервали по радио. Сегодня крутят общие слова и запустили старую передачу.
— Так может проблемы с сигналом? Вот и крутят старье. Было же такое уже.
— Может быть. А может и нет. Ладно, если судьба дороги переплетёт, то ещё увидимся.
— Когда дорожная пыль осядет, — ответил я на автомате. И только тогда понял, что он попрощался со мной. Хотел спросить Валерия с чего бы это, но не стал. Вместо этого пошел домой.
Город почти опустел. Теперь вечером редко кто появлялся на улице. Мы прятались по норам, боясь высунуть нос из домов. Смелые военные, которые боялись, что их ударят по носу в ответ на действия. Может где и ударяли, только мы об этом не слышали, а лишь чувствовали. В последнее время стало слишком много неуверенности. Слишком много страха. Это было плохо. Хотя Миле такое положение должно было нравиться.
Когда я вернулся домой, то она сидела на кухне и шила рубаху. Даже не подняла головы, когда я прошёл мимо неё.
— Опять делаешь что-то для армии? — спросил я.
— Двадцать пять ребят погибли. Утонули, — ответила она. — Киберморфы напали ночью на их плот, с которого совершались вылеты. Перед смертью Василий с матерью связался. Попрощался. Она не ожидала этого. Он умер, а она следом ушла за ним. Сердце не выдержало. Ко мне её дочка прибежала. Мы с соседями её собрали. Я сказала, что рубашку сошью. Для похорон. Она мужу про сына рассказала и умерла.
— Таких случаев не было уже давно, — ответил я. Телепатия уже считалась атрофированной и ушедшей в прошлое за ненадобностью.
— Ты меня слышал? Двадцать пять ребят!
— Не кричи. Дочку разбудишь.
Она подскочила ко мне. Замахнулась, чтоб ударить, но я перехватил её руку и прижал к себе. Мила попыталась вырваться, но я не дал.
— Прекрати дурить. Я тебе руки распускать не позволю. Так в ответ дам, что вся дурь сразу уйдёт.
— Ты не можешь…
— Ещё как могу. Твои истерики мне надоели. Я устал. Хочу ужина и компота, а не твои выкрутасы наблюдать. Вспомни о своих обязанностях.
— Ты гуляешь, а я должна…
— Замолчи, — пришлось её встряхнуть за плечи. — Договоришься ещё у меня, что я и правда на развод подам. Цветика с собой оставлю, а ты пойдешь в шлюхи, потому что никуда больше тебя не возьмут. Этого хочешь? А, ты думала, что я тебе своё имя оставлю? Ты будешь им прикрываться? Нет, милая. Имя я заберу. Будешь без рода и племени. В дорожную пыль превратишься, — пообещал я, заметив страх в её глазах. — Не зли меня. Игры закончились, как и моё терпение. Не хочешь проблем — вспоминай кто ты есть.
Она испуганно смотрела на меня. Мила. Дурная Мила, которую я столько лет знал и которая все это время была для меня чужой. Напуганная реальностью и запутавшаяся в жизни. Я мог бы её бросить, оставить одну с её страхом и глупостями, но мы в ответе за тех, кому когда-то предложили разделить судьбу.
