ШТОРМ. За бурей не всегда приходит рассвет (СИ) - Малунов Николай Александрович "Дневники Бродяги"
- Колян, ты чего?
Данил подошел ближе, положил другу руку на плечо.
- Все, капитан, - собравшись с силами, тихо ответил гигант. – Сдулся я. Устал…
- В смысле?
- В прямом… Во всем этом его нет… Смысла твоего… Мне недолго осталось. Я это чувствую. Да и ты видишь. Может ей там лучше? Без меня... Что я ей дам? – Николай опустил голову еще ниже. – Куда я ее отведу? Сюда? В тундру? В снег? До дома мне не добраться. Ты видишь, кем я стал. Среди людей мне нет жизни. Тогда зачем?
- Колян! Кончай! Все нормально…
- Я тебя там, в ангаре чуть не убил! – вскинул голову Кнехт и Данил увидел полные глаза слез. – Я тебя сожрать хотел. Понимаешь? И ее тоже! - взгляд перешел на Наталью. – Я не человек, Данил. Я животное! Еще немного и я снова стану монстром!
- Мы найдем лекарство! – попыталась вмешаться Чернова.
- Его нет! – рыкнул Николай. – Оно во мне. Я чувствую! Я не хочу проснуться однажды, и узнать, что всех вас съел! Ну, спасем мы ее и что? А через день я приду в себя и увижу ее разорванное тело?.. Нет… Ребят. Я все.
- Вот ты достал! – вскипел капитан. – Слушай. Ты когда стал таким эгоистом? О себе, да об Алисе своей думаешь только! – капитан перешел на повышенные тона. Видно было, что он злится. – Ты, бл, о других думаешь? Или только о себе?! Ты забыл этого урода старого? Видел, что он там у себя в лаборатории наплодил? А что эти твари вместе сделать могут? Подумал? Эту гниду нужно уничтожить! А люди, которых там в рабстве держат? Тоже на них хрен забьем?
Николай поиграл желваками.
- Да и о ней ты подумал? – вмешалась Наталья. – Ее мнения спросил? Может ей два дня с тобой лучше, чем вся жизнь в той золотой клетке? Она тебя ждет и надеется!
- Да не ждет, - попытался сохранить апатичный настрой сержант, ощущая как злоба, вскипевшая к самому себе, сжигает все на своем пути.
Друзья были правы и ему это не нравилось. Он смертельно устал и хотел уже умереть, чтобы не чувствовать этой боли, этого груза… А ему все не дают. Как старую кобылу воскрешают, чтобы она продолжала пахать, но они были правы, как ни крути! Он думал в последнее время лишь о себе и о ней. Напичканный галлюциногенами, и боги знают, чем еще, мозг воспалился и не давал связно мыслить. Смена настроений. Злоба. Потеря сознания – все это результат заражения. Это не его мысли. Не его желания! А какие тогда его? Что есть он? Он запутался и лишь слова друзей помогали держать верный курс. Курс… Курс… Мысль забилась в голове.
Гигант поднялся. Вздохнул и медленно выдохнул клуб пара в морозный воздух.
- Хорошо, - прохрипел он, наливаясь злобой, придающей ему сил. – Пешком они все уйти никуда не могли. Кто-то бы обязательно остался. Вертолетами тоже не перевезти. Значит они пересели…
- Куда? – нахмурился капитан, внутренне радуясь, что друга удалось так быстро вразумить. В последнее время он стал неуравновешен и Данил уже думал было применить силу – дать пару раз раскисшему здоровяку по морде.
- На другой корабль, - глядя куда-то в пустоту, как-то странно ответил Николай и поднял руку в сторону темного горизонта. – Туда! Нам. Нужно. Туда!..
Глава 12. «Шторм»
Восемь дней до катастрофы.
Валентин в своей жизни не любил три вещи: конкуренцию с ним, проигрывать и когда обрывают его свадьбу. Это он ненавидел теперь даже больше всего. Надо же! Именно сегодня, в Особенный день! Самый лучший в жизни… и прочее там, что про него говорят в кино и пишут в сопливых мыльных книгах! Так испоганить! Та-а-а-ак испоганить!
Он шел по широкому коридору, уже поднявшись на верхнюю палубу, где располагался капитанский мостик. Злости его не было предела. Ох, попадись ему сейчас кто-нибудь на пути! Ох, только попадись!
Видели когда-нибудь Чихуа-хуу? Вот! Если бы она была человеком, то выглядела бы сейчас точно также. Всклокоченные, редкие, намазанные гелем до состояния соплевидности волосы. Трясущееся тщедушное тельце и злые, навыпучку глазенки. Однако внутри Валентин ощущал себя доберманом. Нет, ротвейлером, способным разорвать всех на мельчайшие лоскутки!
Примерно в таком настроении он подошел к двери кабины, или как ее там называют, где капитан у штурвала или чего-то такого стоит? Наспех собранная, разваленная то ли во время штурма корабля, то ли во время прорыва мертвецов, она дико заскрипела, когда мужчина ее открыл. Пришлось тянуть двумя руками – петли покосились и работали теперь неправильно.
- Где тебя черти носят?! – почти сразу же, как Валентин вошел в рубку, сорвался на него полковник Резников. – А… - тут же вспомнил он, осмотрев причудливую одежду помощника. – Прости, забыл. Потом доиграешь свадьбу. У нас гости…
Черный боевой вертолет заходил на посадку. Включенные красные проблесковые маячки, рыскающий по палубе ствол пулемета, закрепленный под кабиной, и заранее открытые боковые двери, из которых высовывался еще десяток стволов поменьше.
Солдаты полковника уже находились на боевом посту. Им был отдан приказ не стрелять. Вертолет не выходил на связь, но помехи, то и дело прерывающиеся тишиной говорили о том, что воздушное судно пыталось "дозвониться" до них на разных частотах.
- Антенна не работает, - угрюмо вздохнул один из сотрудников персонала. – Разбита напрочь…
Вертолет опустился ниже и замер в нескольких метрах над ней. Один из местных бойцов шагнул вперед, зажег два фальшфейера. Никто из них, ни солдаты, ни офицерский состав, ни Резников с Валентином не владели информацией о том, как и какие мирные сигналы нужно подавать воинственно настроенному вертолету при посадке. Обычно в армии есть на то специально обученные люди. Но среди уцелевших после бойни на Афалине таковых не отыскалось. Да и времени на поиски не было.
Солдат, вспомнив, кино, в котором он пару раз видел, как техники подают знаки вертолетам и самолетам на авианосцах, скрестил два шипящих факела, и медленно опустил их перед собой. Через покрытое изморозью стекло он видел голову пилота в черном шлеме и сидевшего рядом с ним человека в маске.
Головы посмотрели друг на друга, затем синхронно подняли руки и покрутили пальцами у виска. Солдат смутился. Мужик в маске, видимо, командир, махнул ладонью в сторону, мол, свали, и вертолет, когда люди таки отошли на несколько шагов назад, медленно и плавно опустился на палубу. Еще винты затихнуть не успели, а из чрева вертокрылой машины посыпались бойцы. Они быстро заняли круговою оборону вокруг машины, прильнули к прицелам коротких автоматов. Все как один в черной одежде и броне, без знаков отличия. С приборами ночного видения. И оружием с лазерными целеуказателями и глушителями.
Полковник, наблюдая за картиной через мониторы, цокнул языком. Вот это армия! А не его оболтусы. Кто в чем… У половины даже и патронов в оружии нет… Серьезные люди пожаловали. А, серьезным тут взяться больше, как со «Шторма» было неоткуда. Вертолет наш, Российский, значит, не контингент НАТО с полярной базы… Значит, пора самому выходить, разговаривать.
Резников надел фуражку, оправил китель и вышел из каюты. Быстро, но чинно прошел до перехода, спустился на единственном уцелевшем лифте на среднюю палубу и вышел в ночь. Хотелось было завернуться в форменный тулуп, но тогда бы он выставил его в не лучшем свете, а он, как никто другой, знал, что встречают по одежке. Тяжело и грозно прошагав по палубе, он бесцеремонно раздвинул охрану, решительно вышел вперед. Дождался, пока его заметят. Мужик в маске, сидевший рядом с пилотом вперился в него взглядом и через небольшой промежуток времени, притворно вздохнул и полез из кабины.
- Кто главный? – грубым, низким голосом спросил мужик, прямо игнорируя полковника.
- Полковник Резников!
Мужик вернул взгляд на говорившего.
- И что вы тут делаете, полковник? На гражданском судне, в запрещенных для плавания водах.
Резников сбился. Такого напора он уже давно не встречал. Обычно все его окружение принимало безоговорочное командование полковника. Всякое сопротивлении он уже давным-давно подавил, а тут… Смотри-ка! Гонору-то сколько! Пришелец совсем его не боится! Но полковнику это понравилось. Если неизвестный ведет себя так, можно даже сказать, по-хамски, то они встретили именно того, кто им был нужен. Того, кто чувствовал за своей спиной силу, и сейчас Резников думал совсем не о той десятке в черной броне, а о намного, намного большем.
