Противостояние. Том I - Кинг Стивен (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
— Случалось, — ответил Стю, вспоминая про Элдера, преследовавшего его в кошмарных снах, про нескончаемые коридоры лабиринтов, освещенные холодным светом флюоресцентных ламп и наполненные эхом.
— Тогда вы поймете. Будучи подростком, я прошел через стандартную дозу обычных сексуальных снов, и сухих, и влажных, но порой они перемежались со снами, в которых бывшая со мной девчонка превращалась в жабу, змею или даже разлагающийся труп. С возрастом мне стали сниться сны о крахе карьеры, о деградации, о самоубийстве, сны о страшной случайной смерти. Самым частым был тот, где меня медленно раздавливал насмерть подъемник бензоколонки. Я полагаю, все это — обычные вариации детских кошмаров с троллями. Я действительно считаю, что подобные сны — обыкновенная психологическая разрядка, и они скорее дарованы людям из милости, чем из проклятия.
— Если вы умеете избавляться от них и они не накапливаются.
— Точно. Существуют разные толкования снов и их роли — самые интересные у Фрейда, но я всегда считал, что у них простая функция рвотного, и не более того: сны — это способ психики время от времени как следует разгружаться. И те люди, которым не снятся сны или которые просто не могут их вспомнить, когда просыпаются, страдают своего рода умственным запором. Ведь в конечном счете единственным ощутимым вознаграждением за пережитый ночной кошмар является пробуждение и осознание, что это был всего лишь сон.
Стю улыбнулся.
— Но недавно мне приснился очень плохой сон. Он повторяется, как и тот, в котором меня давит подъемник, но тот по сравнению с теперешним просто сладкий леденец. Он не похож ни на один из снов, которые мне когда-либо снились, но каким-то странным образом он напоминает все их сразу. Это словно… Словно слияние всех плохих снов в один. И, просыпаясь, я чувствую себя отвратительно — как будто это был вовсе не сон, а видение наяву. Я понимаю, каким безумием это может показаться, но…
— А что это?
— Это человек, — тихо сказал Бейтман. — По крайней мере я думаю, что человек. Он стоит на крыше высокого здания, а может, на вершине какого-то утеса. Чем бы это ни было, но оно такое высокое, что уходит вниз в туман на тысячи футов. Близится закат, но он смотрит в другую сторону — на восток. Иногда на нем что-то вроде голубых джинсов и куртки из грубой ткани, но чаще он в какой-то хламиде с капюшоном. Мне никогда не видно его лица, но я вижу его глаза. Они красные. И у меня такое чувство, будто он ищет меня — и рано или поздно он меня найдет или силой заставит прийти к нему, и… Это будет моя смерть. Я пытаюсь закричать и… — Смущенно передернув плечами, он умолк.
— И тогда вы просыпаетесь?
— Да.
Они посмотрели на Коджака, трусящего к ним, и Бейтман погладил его, когда тот сунул нос в алюминиевую миску и прикончил остаток пирога.
— Ну, я думаю, это всего лишь сон, — сказал Бейтман, вставая и морщась от хруста в коленях. — Если бы я пошел; к психоаналитику, наверное, тот сказал бы, что в данном сне выражается мой неосознанный страх перед лидером или лидерами, которые закрутят все заново. Быть может, страх перед техникой в целом. Потому что я и впрямь считаю, что все заново возникшие сообщества, по крайней мере в западном мире, опять сделают технику краеугольным камнем. Жаль, да это вовсе и не нужно, но так будет, потому что мы все попались на эту удочку. Они не вспомнят или не захотят вспомнить, в какую ловушку мы сами себя загнали. Грязные реки, с озоновые дыры, атомные бомбы, изгаженная атмосфера… Они будут помнить только то, что когда-то могли проводить ночи в тепле, не прилагая больших усилий. Как видите, помимо всех остальных моих недостатков, я еще и луддит. Но это сон… Он давит на меня, Стю.
Стю ничего не ответил.
— Ладно, мне пора возвращаться, — бодро произнес Бейтман. — Я уже слегка пьян, и, по-моему, скоро хлынет дождь. — Он зашел за кусты на краю поляны и завозил там с чем-то. Через несколько секунд он появился с тележкой, закрутил стул в самое низкое положение, поставил его на тележку, положил на нее свою палитру, переносной морозильник, а поверх всего рискованным образом устроил свой посредственный рисунок.
— Вы катили все это аж досюда? — спросил Стю.
— Я качу ее до тех пор, пока не увижу что-нибудь, что мне хочется зарисовать. Каждый день я отправляюсь в разные стороны. Это неплохая зарядка. Если вы идете на восток, почему бы вам не вернуться в Вудсвилл и не переночевать в моем доме? Мы будем толкать тележку по очереди, а в ручье у меня есть еще коробка с шестью банками пива. Так мы прекрасно доберемся до дому.
— Согласен, — сказал Стю.
— Молодец. Я, наверное, буду болтать всю дорогу. Вы попали в лапы Болтливого Профессора, мистер Восточный Техас. Когда я вам надоем, вы просто скажите, чтобы я заткнулся. Я не обижусь.
— Я люблю слушать, — сказал Стю.
— Тогда вы посланы мне самим Богом. Пошли.
Они двинулись вниз по 302-му, и пока один катил тележку, другой пил пиво. Независимо от этой очередности Бейтман произносил нескончаемый монолог, перепрыгивая с предмета на предмет и почти не делая пауз. Коджак трусил рядом. Стю то слушал его, то уносился мыслями куда-то вдаль, чтобы потом опять вернуться. Его беспокоила картина, нарисованная Бейтманом, с сотней маленьких людских поселений в стране, где тысячи смертоносных игрушек разбросаны повсюду, как кубики после детских игр. Но, стланное дело, его мысли упорно возвращались к сну Глена Бейтмана, к человеку без лица, стоявшему на самом верху высокого здания или утеса, к человеку с красными глазами, повернувшемуся спиной к заходящему солнцу и неотрывно смотревшему на восток.
Он проснулся незадолго до полуночи, весь в поту, в страхе, что кричал. Но из соседней комнаты доносилось медленное и ровное дыхание Глена Бейтмана, а в передней ему был виден Коджак, который мирно спал, положив голову на лапы. Все вокруг заливал лунный свет, такой яркий, что казался нереальным.
Пробудившись, Стю приподнялся на локтях, а потом снова откинулся на влажную простыню и прикрыл глаза рукой, не желая вспоминать свой сон, но не в силах отделаться от него.
Он снова очутился в Стовингтоне. Элдер был мертв. Все были мертвы. Место походило на склеп, наполненный эхом. Он остался единственным, кто уцелел, и не мог отыскать выхода. Поначалу попытался взять себя в руки. «Не беги, а иди», — снова и снова повторял он самому себе, но скоро ему все равно пришлось бежать. Его шаги убыстрялись, а желание оглянуться через плечо назад и убедиться, что там никого нет, кроме эха, становилось непреодолимым.
Он шел мимо закрытых дверей офисов с названиями, выведенными черными буквами на молочно-матовых стеклах. Мимо перевернутой плевательницы. Мимо тела медсестры в белой юбке, задравшейся до бедер, своим почерневшим, искаженным лицом уставившейся на холодные белые флюоресцентные лампы на потолке, похожие на перевернутые подносы со льдом.
В конце концов он пустился бежать. Все быстрее и быстрее.
Двери мелькали перед ним и пропадали из виду, а ноги бешено молотили по линолеуму. Оранжевые стрелки, намалеванные на белых блочных плитах. Таблички. Поначалу они казались самыми обычными: РАДИОЛОГИЯ, КОРИДОР «Б» В ЛАБОРАТОРИИ, БЕЗ СПЕЦПРОПУСКА ДАЛЬШЕ ПРОХОДА НЕТ. Но потом он очутился в другой части здания — той части, которую он никогда раньше не видел и которая, по-видимому, не предназначалась для глаз посторонних. Здесь краска на стенах уже начинала тускнеть и осыпаться. Большинство ламп не горело, некоторые жужжали, как запутавшиеся в сетке мухи. Многие стекла в дверях были расколоты, и через неровные дыры ему были видны следы разгрома в офисах и тела, застывшие в скрюченных от боли позах. Повсюду была кровь. Эти люди умерли не от гриппа. Эти люди были убиты. Тела изуродованы порезами, пулевыми отверстиями и рваными ранами, которые могли быть нанесены лишь какими-то тупыми инструментами. Глаза выкатились из орбит.
Он сбежал вниз по остановившемуся эскалатору и нырнул в длинный темный туннель, облицованный плиткой. На другом конце туннеля тоже находились офисы, но с дверьми, выкрашенными в совершенно черный цвет. Стрелки на стенах были ярко-красные. Флюоресцентные лампы мигали и жужжали. Таблички гласили: К КОБАЛЬТОВЫМ УРНАМ, ЛАЗЕРНЫЙ АРСЕНАЛ, ГАЗОВЫЕ РАКЕТЫ и КОМНАТА ЧУМЫ. Потом, облегченно всхлипнув, он увидел стрелку, указывающую направо, с одним-единственным благословенным словом над ней: ВЫХОД.
