Однажды мы придем за тобой - Рой Олег (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗
Тут она вновь рассмеялась, еще больше монет поскакало вниз по воображаемой мраморной лестнице. Я говорил, что, возможно, встречал девочек красивее ее? Я врал, как il caccare cano, никого прекраснее я не видел, cazzarolla! Когда она смеялась, хотелось даже зажмуриться, это было невыносимо прекрасно.
– А ты ее угнал? – сказала она, отсмеявшись. – Тебе не кажется, figlio mio, что это мы с Барракой тебя угнали?
Я не знал, что ответить. Che cazza, ну да, я попался, как последний лох.
Она протянула руку и коснулась моей щеки:
– Ладно, не переживай. Когда два гроссмейстера играют в шахматы, один из них проигрывает, но из этого не следует, что он дурак. Его соперник всего лишь оказался немного лучше. Мы тебя переиграли. Знаешь почему?
– Почему? – машинально спросил я.
– Честно говоря, мы не должны были тебя переиграть, Микеле, – серьезно сказала она. Я вздрогнул. Ей известно, как меня зовут? Но ведь это значит… – Потому что мы играли на твоем поле. Я не открою тебе секрет, если скажу, что нет такого механизма, с которым ты бы не справился. Я даже не понимаю, почему только машины? Почему не банки, не музеи, не картинные галереи? Ты бы не сфейлил, как Мануэль, у тебя бы получилось…
– Почему? – Она и про Мануэля знает! Che cazza, да кто она такая?
– Потому что ты в этом деле бог. Ты знаешь, что такое индиго?
– Окраска кузова? – удивился я.
Баррака фыркнул. Девушка зыркнула на него строго.
– Н-да… ладно, так вот, просто запомни: мы не должны были тебя переиграть. Ты мог бы вычислить, как мы сумели спрятать иголку в груде иголок.
Che cazza!!! Это было только мое выражение! Я даже не говорил его никому… Она что, телепат?
– Мог бы, – продолжала незнакомка. – Но тебя некому научить. Было некому. Но все меняется.
– В каком смысле было? – спросил я. – И, che caz… мммм, простите, как вас зовут?
Она улыбнулась:
– А, да, извини, не представилась. Николь ди Контариди.
– Опа, – сказал я. – Вы что, родственница мэра Флоренции?
– Очень дальняя, – продолжала улыбаться она. Удивительно, когда эта девушка улыбалась, появлялось странное ощущение, что все хорошо и плохо не будет уже никогда. – А ты наблюдательный и эрудированный. Микеле, у меня к тебе есть деловое предложение. Тебе не надоело работать на дядю?
– Надоело, ad profondita di culo, – сказал я и покраснел. – Простите…
– Che cazza, я так похожа на ангела, что в моем присутствии нельзя упомянуть задницу? – спросила она весело. – Матерись сколько хочешь, я сама не прочь порой приложить, спроси у Барраки.
Негр коротко кивнул. Внезапно он даже показался мне симпатичным – не в том смысле, не подумайте. Как человек. Ну и что, что глаза нет?
– Так вот, – продолжила Николь, – предлагаю тебе послать своего дядюшку va fan culo и работать дальше только на себя… на нас.
– На нас? – переспросил я.
– На тебя, на меня, на Барраку, на других таких же, как ты…
– А есть другие? – удивился я. – Не слышал, чтобы кто-то угонял дорогие машины в товарных количествах. Нет, работали какие-то шныри на севере, но…
– Твои таланты угоном не ограничиваются, – ласково сказала Николь. – Разве ты никогда не мечтал проектировать машины, а не угонять их? Разве ты не хотел бы сделать Цезарю братьев и сестер?
Откуда она знала имя моего мопеда?! Я немного суеверен, потому никому его не говорил. Che cazza, это глупо, но я боялся, что если кто-то посторонний узнает имя Цезаря, его у меня угонят…
– Хотел, – ответил я. – Откуда вы знаете… что он Цезарь?
– Quod in multa sapientia multa sit indignatio [23], – задумчиво проговорила Николь. – Прости. Я много чего знаю. Например, почему у твоей тетушки нет фотографий твоей матушки. Ты ведь ни разу не видел ни ее, ни отца, правда?
Я кивнул.
– Я знаю это. И тебе доступно очень многое. У тебя есть два пути: можешь выйти из машины и вернуться к дяде и тете. Без трофея, конечно. Если ты это сделаешь, то ничего не узнаешь… и меня больше никогда не увидишь.
Я сглотнул и сказал:
– Кажется, второй вариант мне нравится больше.
– Даже не зная, в чем он заключается? – Она немного переместилась, вытянув ноги так, что они попали в поле моего зрения. Я не особо там какой-то Казанова, но, cazza nuova, эта пара ног стоила того, чтобы на них посмотреть и потерять глаз (я некстати вспомнил о Барраке и улыбнулся, он-то эти ноги видит постоянно…).
– Да.
– Тогда отвези нас в порт, яхтенный терминал С66… Нам предстоит морская прогулка. Ты любишь морские прогулки?
Летиция Лафлер : Ангел, поговори со мной
Я чувствовала себя такой счастливой! Даже несмотря на то, что находилась там, где вовсе не желала. О’кей, для меня находиться там, где не хочется, – привычное занятие. Более того – многие хотели бы поменяться со мной местами. И если бы это было возможно, я бы с удовольствием пошла на такой обмен.
Это было мое «рабочее место». Да-да, мне едва исполнилось шестнадцать, но я постоянно работаю уже четыре года, а до того работала эпизодически. Несмотря на все законы о защите детства. Просто большинство считают, что детей в первую очередь надо защищать от жестокого обращения, сексуальной эксплуатации, нищеты…
Наверно, это правильно, да что там – точно правильно. И конечно, на фоне судьбы маленькой девочки из Эфиопии, вынужденной обслуживать клиентов в тайском борделе, мне жаловаться на жизнь не комильфо. Это я слышала от всех, кому по простоте душевной пыталась рассказать о своих проблемах – от бэбиситтера до психолога. Кто-то говорил мягко, кто-то грубо, но смысл был всегда один. Зажралась. И пусть это слово не звучало напрямую, оно буквально висело в воздухе. Может, я чересчур… как это сказать? Может, у меня излишне развито воображение, но иногда мне кажется, что я умею читать по глазам. Это увлекательно, даже тогда, когда оставляет горькое послевкусие. Думаю, мало кому хотелось бы знать, что действительно о нем думают. А я знаю. Или мне кажется, что знаю. Несколько раз мои догадки находили подтверждение, так что…
Честно говоря, мне не понятно, как можно смешивать в своей душе восхищение и зависть, вожделеть и ненавидеть одновременно. Для меня это слишком взрослые слова, мне шестнадцать, а в душе я по-прежнему ребенок – может, потому, что слишком давно живу взрослой жизнью, так давно, что даже не помню, когда со мной общались как с ребенком.
Ненависть вообще плохое чувство, но одно дело, когда тебя ненавидят за твои проступки, и совсем другое – когда ненавидят за то, что ты существуешь. Когда тебе говорят комплименты, улыбаются – и мечтают плеснуть в лицо кислотой или изрезать скальпелем – не лазерным, не оставляющим следов на коже, а старым, металлическим, которые только в музеях и встретишь. Когда я иду по подиуму, когда стою перед зеленым экраном в окружении работающих камер – я читаю это в глазах окружающих. Восхищение и ненависть, зависть и желание. Иногда мне кажется, что эти чувства вообще неразделимы.
Я не сделала никому ничего плохого, но могу понять людей. У меня есть то, чего нет и не будет у них. Одни завидуют моей внешности, поскольку она совершенна. Не совсем от природы – моя дорогая маман с раннего детства занималась ее совершенствованием. Она говорила (и я даже помню это, где-то на подсознательном уровне, наверно), что первые два года моей жизни прошли в специализированной клинике пластической хирургии. Меня буквально перекраивали, сшивая заново, но с использованием средств столь совершенных, что никаких, даже малейших следов операций на моем теле не найдешь. И вот результат – я само совершенство. Говорю это не из хвастовства, о нет! Мое совершенство – это мое проклятие, я бы охотно отдала его в обмен… не на уродство, конечно, но на внешность вполне заурядную, простую. Вот только никто такого не предлагает.
Другие завидуют моему материальному положению. Конечно, маман старается оградить меня от внешнего мира, по крайней мере, за пределами нашего коттеджного городка, но это, к ее сожалению и моей радости, невозможно. Хотя бы потому, что она обожает хвастаться мной, причем ее хвастовство, как и все, что имеет отношение к моей маман, принимает эпические масштабы. Вы меня наверняка видели, просто не могли не видеть – в рекламе, в голофильмах, в кадрах светской хроники. Я модель, актриса, даже записала совершенно провальный музыкальный альбом (что, в общем-то, для моей маман не характерно, обычно все ее начинания имеют если не оглушительный триумф, то по крайней мере успех).
